«Хорошо, что мы с вами незнакомы».
На снимке женщина обнимала Такера. Лица видно не было. Такер наполовину закрывал ее своей мордой. На ней были темные очки, а волосы спрятаны под шляпой. На руке, от плеча до локтя, татуировки. Я повернул голову и принялся внимательно их разглядывать, предварительно увеличив изображение. Удалось только разглядеть имя Брэндон. Вдруг телефон зазвонил. Номер 818. Я поспешно ответил на звонок:
— Алло!
— Докажите, что любите свою собаку.
— Что?
— Не хочу держать вашего пса у себя, если вы действительно его любите. Но сначала докажите.
Я заморгал.
— Ладно. И как, по-вашему, я должен это сделать?
— Это же ваш пес, разве нет? Доказательство любви должно лежать на поверхности.
Я начал лихорадочно думать.
— Ладно, не вешайте трубку. — У меня появилась идея. Я пролистал фотографии на телефоне и выбрал парочку: мы с Такером на пляже, мы с Такером на велосипедной прогулке. Еще сделал скриншот главного экрана — на обоях рабочего стола — сидящий Такер. Отправил их своей собеседнице. — Готово. Проверьте сообщения.
В телефоне что-то зашипело. Женщина молчала слишком долго, как мне показалось, — за это время можно было десять раз все посмотреть.
— Послушайте, — сказал я в тишину, надеясь, что она меня слышит. — Он мой лучший друг. Он приехал со мной из Миннесоты в Лос-Анджелес. Я оставил его с человеком, которому, как мне казалось, можно доверять. Я люблю своего пса. Я хочу его вернуть. Пожалуйста.
Она все еще молчала, и я снова подумал, что связь оборвалась.
— Хорошо, — послышался ее шепот.
Я с облегчением выдохнул.
— Отлично, спасибо. Я вам все возмещу: и время, и счета за лечение…
— И штраф.
— Штраф?
— Мне выписали штраф за остановку посреди бульвара Топанга-Каньон, когда я затормозила, чтобы подобрать Такера.
Я убрал телефон ото рта и раздраженно выдохнул. Не из-за Слоан, а из-за Моник и ее глупости.
— Да, конечно, как скажете. Послушайте, я правда очень благодарен за все, что вы для него сделали. Дайте мне несколько часов, я найду для него передержку и…
— Передержка? Зачем?
— Я сейчас в Австралии по работе и пробуду здесь еще пару недель.
— А кто присматривал за Такером, пока вас не было?
— Тот, кому я больше никогда ничего не доверю, — сухо ответил я, взял рюкзак и, следуя указателям, пошел на таможню.
— Ну, если так, то Такер может пожить у меня до вашего возвращения. Я работаю из дома. Поэтому мне несложно.
На секунду я задумался над предложением. В голове сразу всплыли ее фотография с Такером, сообщения о походах к ветеринару и прогулках. Казалось, мой пес ей действительно небезразличен. Черт возьми, она готова была оставить его у себя. К тому же Такер уже две недели жил у нее. Он ее знал. Это лучше, чем передержка. Да и обратиться, честно сказать, было не к кому. Только к Моник и Эрни, а он не большой любитель собак. Больше никого, кого можно было попросить приглядеть за Такером, в Лос-Анджелесе я не знаю.
— Ну, если вам несложно, — протянул я, шагнув на траволатор.
— Конечно, нет. Я его люблю.
Грусть в ее голосе заставила меня улыбнуться в трубку. Не то чтобы я упивался ее горем — я прекрасно понимал, что еще полчаса назад она считала Такера своим, а теперь ей приходится с ним расставаться. Но приятно осознавать, что человеку, который будет за ним приглядывать, действительно не наплевать на него.
— Это замечательно. Я вовсе не горю желанием отдавать его на передержку.
— Ему там будет плохо, — согласилась она, казалось, едва сдерживая слезы.
— Давайте я перезвоню вам попозже. — Я четыре часа провел в воздухе. И мне очень хотелось в туалет.
Я перезвонил Слоан, пока шел получать багаж, — небольшой перерыв определенно хорошо подействовал на нас обоих. Теперь она говорила несколько застенчивее. Я даже на секунду подумал, что, возможно, она узнала меня по фотографиям. А может, ей было просто неловко оттого, что она на меня накинулась. В любом случае я был рад. Если я оставляю у нее Такера, то лучше нам подружиться.
Несколько минут мы обсуждали оплату ее услуг. Затем я перешел на другие темы.
— Напишите мне свой адрес, я пришлю вам клетку, — попросил я.
— Какую еще клетку? Зачем?
— Ночью он спит в клетке. А без нее разнесет весь дом. Уверен, вы уже заметили.
— У меня он ничего не испортил, если не считать пояса от халата в первый день. И он спит со мной, в моей постели.
Я засмеялся.
— Не верю, что он еще не разгрыз всю вашу мебель в щепки. Это его любимое времяпрепровождение.
Ножки стульев, подлокотники дивана, дверные косяки — Такер уничтожил все.
Я нашел зону получения багажа и встал рядом с пассажирами моего рейса у пустого конвейера.
— Кроме пояса, он не зажевал еще ничего, — возразила она. — Он просто ангел.
— Правда? — недоверчиво переспросил я.
Она фыркнула.
— Я бы ни за что не оставила себе собаку, которая все грызет.
— Справедливо. Что ж, я рад, что он оказался джентльменом, — сказал я, взглянув на часы и на первые чемоданы, появившиеся на ленте. Через два часа у меня начиналась репетиция.
— На моей крыше остались царапины от его прыжка через люк. Вы его этому научили?
— Вовсе нет. Он действительно это сделал?
— Думаете, я лгу? Подождите. — Моя собеседница замолчала. — Вот, посмотрите сами. Я выслала вам квитанцию.
Мне на телефон пришла фотография. Квитанция, выписанная полицией Лос-Анджелеса. Все личные данные закрыты магнитом в виде шлепки. Офицер детально описал все произошедшее, включая люк на крыше автомобиля.
Я покачал головой.
— Невероятно. Раньше он ничего подобного не вытворял. — Похоже, он совсем рехнулся. — Такер очень активный пес.
— Просто ему нужно больше двигаться.
Сидя с Моник, он, видимо, окончательно свихнулся.
— Уверены, что не нужна клетка?
— Мне она точно не нужна. Пока он здесь, мы будем спать вместе. Для меня это закон. И свой адрес я вам не дам. Вдруг вы мошенник?
Я фыркнул.
— Никакой я не мошенник.
— Ага, мошенники обычно так и говорят.
Я почувствовал, что она улыбается.
— Сколько вам лет? — неожиданно полюбопытствовал я.
Она усмехнулась.
— А вот это лишнее.
— Что? Вопрос про возраст? Проводя собеседование на должность няньки для своей собаки, я первым делом спрашиваю возраст, — аргументировал я свой вопрос, хотя на самом деле руководствовался, конечно, не этим. Мне понравились ее сообщения. Их было забавно слушать.
— Это незаконно. При приеме на работу нельзя интересоваться возрастом.
Я улыбнулся.
— А чем можно интересоваться?
— Ну, например, какой у меня опыт.
— Вы, случаем, не в отделе кадров работаете? А то слишком много знаете о собеседованиях.
— Такой вопрос вы можете задать.
Остроумно.
— К тому же я думала, что у меня уже есть работа.
— Действительно. И какая? Могу я поподробнее узнать о человеке, с которым спит мой лучший друг?
Я услышал, как она хмыкнула, и улыбнулся.
— Ваш лучший друг спит с юной леди, которая достаточно умна, чтобы не давать незнакомцам свой адрес и не говорить, сколько ей лет. В следующий раз вы спросите, одна ли я дома?
— А вы одна?
— Ну вот. Вы точно мошенник.
— Бывало, меня называли и похуже.
— Не удивлена, — сказала она и после паузы добавила: — Я живу одна.
— Понял. Есть другие животные?
— Нет. Какое обстоятельное собеседование. Сдается мне, что последней своей няньке вы не задавали таких вопросов, — иронично заметила она.
Я усмехнулся.
— Учусь на своих многочисленных ошибках.
— У меня нет других животных. Но в детстве были немецкие овчарки. Рабочим собакам нужна физическая нагрузка. Ее отсутствие им только во вред. Такер — охотничий пес. Ему жизненно необходима высокая активность.
Конечно, я об этом знал, но меня впечатлило, что об этом знала и она.
— Значит, вы с ним занимаетесь?
В трубке раздались звук струящейся воды и звяканье посуды. Затем я услышал, как на заднем фоне она негромко разговаривает с Такером, и мое лицо растянулось в улыбке. Она спросила его, хороший ли он пес и хочет ли получить вкусняшку. В ответ раздался лай.
— Мы гуляем по пять миль каждый день, — сообщила она. — У меня отличный загар.
— Я бы с удовольствием посмотрел на это. Пришлите мне фотографию.
Это была шутка — почти. Мне и правда хотелось увидеть, как она выглядит.
— Судебный иск вам обеспечен. Сексуальное домогательство в отношении сотрудника, — прицыкнула она. — Вы, должно быть, настоящий кошмар для отдела кадров.
— Нет, я доставляю проблемы исключительно себе.
— Да? И чем же вы занимаетесь?
Она меня не узнала. В этом не было ничего необычного — я над этим давно и усердно работаю. На ленте появился мой багаж. Еще через несколько сумок показалась и гитара в чехле.
— Я музыкант.
— А, из Голливуда. Типа тех, что ездят за океан, чтобы записывать саундтреки для независимого кино.
Недалеко от истины. Боже, неужели я живу так шаблонно?
— Ну, что-то типа того. Я на гастролях вместе с группой. И да, немного имею отношение к кино. Но не к независимому.
На самом деле фильм был достаточно кассовый, но я не хотел распространяться на эту тему. И хотя для Лос-Анджелеса это обычное дело, хвастаться связями я не любил.
Я забрал чемодан и гитару. Теперь обе руки были заняты, и пришлось держать телефон плечом. Нужно было пройти таможню и поймать такси, чтобы добраться до отеля, а для этого завершить разговор со Слоан. Но я уселся на скамейку прямо на выходе из зоны получения багажа и устроил рядом с собой гитару.
— Хм, — скучающим голосом отозвалась Слоан. — Каждый занят своим делом.
Она не стала расспрашивать о фильме. Казалось, ее вообще это не заинтересовало. Просто удивительно. Моник при нашей первой встрече только и спрашивала, кто я такой да кого знаю. Если подумать, то и потом ничего особо не изменилось. Здорово поболтать с человеком, который не думает о том, что я могу помочь с работой. Честно говоря, меня подобные разговоры уже задолбали.