– Теперь мне, разумеется, все известно, – сказала Джесс. – Но ты должен понять – именно этого я боялась. И, уверена, Райан понял мой страх, прочитав письма. Он знал, как сделать мне больно и тем самым нанести удар Хейдену. Кто может быть таким жестоким?
– Тот, кто разоблачил гея, чтобы иметь возможность по-прежнему делать вид, будто его друг натурал, – ответил я и покачал головой.
– Я не хотела в это верить, – помотала головой Джесс. – Но Райан смеялся, и его друзья смеялись вместе с ним, даже увидев, что я начала плакать. Мне надо было убираться оттуда, и я убралась. И послала Хейдену сообщение.
О нет.
– Что в нем было?
Джесс посмотрела вниз, и даже в темноте я увидел, как из ее глаза капнула на землю слеза. Она залезла в карман и достала телефон. И показала мне.
«НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ, ЧТО ТЫ ТАК ОБОШЕЛСЯ СО МНОЙ, ТЫ САМЫЙ ПОДЛЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ ВСЕХ, КОГО Я ЗНАЮ. РАДА, ЧТО МЫ НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЛИСЬ ЛИЧНО. НЕ ВЗДУМАЙ СНОВА ОБЩАТЬСЯ СО МНОЙ».
Ниже я мог видеть цепочку ответов Хейдена. Сообщение за сообщением, вопрос за вопросом, заверение за заверением, что он не имеет ни малейшего понятия, о чем она пишет. И на все это – ни одного ответа.
– Я не видела их – отключила телефон, – сказала Джесс, решив, что я все прочитал. – Разозлилась, психанула и не хотела ничего знать. Вызвала такси и отправилась домой одна. И только на следующий день поговорила с Астрид и поняла, что парни лгали. Но было уже поздно.
Она перевела взгляд на меня.
– Видишь? Это целиком моя вина.
Во мне бушевали самые разные чувства. Мне было ужасно жалко Джесс; я видел, как она горюет, понимал, почему считает себя виноватой, и мог целиком и полностью прочувствовать ее реакцию. Но я также желал, чтобы она не оставляла Хейдена наедине с мыслями тогда, поскольку был совершенно уверен: его доконали именно они, эти самые мысли.
По всей видимости, эсэмэс стала последней каплей.
И тут последняя надежда Хейдена на то, что его жизнь изменится к лучшему, рухнула. На самом-то деле виноват был Райан, больше чем кто-либо еще, даже если Хейден не догадывался об этом. Я был так зол, что ощущал пульсацию крови в венах. Мне хотелось убить его за то, что он отнял у меня лучшего друга. А потом я понял, что, наверное, точно так же чувствовала себя и Астрид.
Но я не хотел походить на нее. Если я сделаю ему больно, лучше мне от этого не станет. Лучше не стало, даже когда я просто обвинил его. Кто я такой, чтобы решать, кто более ответственен в случившемся, чем другие? Я постарался успокоиться, ожидая, когда мой пульс станет спокойнее.
А Джесс все еще сидела рядом, смотрела на меня и ждала, когда я заговорю. Ее глаза начали наполняться слезами, и я понял, что должен сказать какие-то слова, даже если и не знал толком, какие именно помогут ей. Ведь кто бы что мне ни говорил, это не срабатывало.
– Знаешь, если ты уверена, что это твоя вина, а Астрид, что ее, а я, что моя, наверное, мы все не можем утверждать, будто правы на все сто процентов. Вряд ли я когда-нибудь перестану винить себя, но в некотором отношении это легче, чем сваливать вину на кого-то другого. И, возможно, однажды это поможет мне оправдать себя – хоть немного. Потому что раз никто из нас не виноват полностью, то весьма вероятно, что никто из нас не мог предотвратить трагедию, даже если бы заранее знал, что следует делать. И нам, возможно, нужно принять это, а также смириться с тем, что друга не вернуть.
Я не был уверен, что в моих словах есть какой-то смысл, но Джесс кивала в ответ. И я понял, еще не закончив говорить, что это правда, хотя знал также, что никому из нас лучше от нее не станет – и это надолго. Но в моей вине и горе я ощущал некоторое единение с Джесс, даже с Астрид, хотя все еще не мог переварить ее поступков.
Мы встали, с минуту смотрели друг на друга, не зная, что добавить к сказанному. Затем, почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Джесс обняла меня. Я ответил на ее объятие и ощутил прикосновение крошечных ключиц к грудной клетке. Мы стояли так довольно долго, и уже должны были почувствовать себя неловко. Но мы этого не чувствовали, и я испытывал облегчение от того, что она и в самом деле все поняла.
Наконец мы выпустили друг друга и вместе вышли из леса, по-прежнему молча, но это молчание было правильным. К моменту нашего возвращения все уже находились на стартовой полосе; Джесс пошла к подруге и что-то прошептала ей, и я увидел, как Астрид наклоняется к ней и кивает. Они были забавной парочкой – Астрид такая высокая, а Джесс совсем крошечная. Типа как мы с Хейденом. Астрид перевела взгляд на меня, и наши взгляды встретились на какое-то время. Я первым отвел глаза.
А потом пошел и отыскал Рейчел и Джимми.
– Гонки вот-вот начнутся, малыш, – сказала сестра. – Потопали.
26. «The mother we share». Chvrches
Мы трое устроились посреди поля, прямо у самого грязного участка трассы.
– Вот почему я заставила тебя переодеться, – сказала Рейчел. – Мы все будем в грязи. И это будет волшебно.
Я не понимал, с какой это стати, что не имело ровно никакого значения. Мы находились не так уж далеко от старта, и я вполне мог видеть участников, забирающихся в грузовики. Кажется, Эрик и Райан сделали это первыми. Райан был один, без Джейсона и Тревора – Тревор, вероятно, еще прикован к постели, а Джейсон залег на дно. Я свихнулся, или на Райане была одна из маек Хейдена? Я постарался вспомнить, что было в коробке, и мне показалось, что действительно хейденовской майки The Smiths я там не обнаружил. У меня забилась жилка на виске.
На стартовой линии завели грузовики – в новом дорогом авто Тревора заурчал мотор; загромыхал видавший виды семейный пикап Эрика. Затем они набрали обороты, и было прекрасно слышно, насколько мощен двигатель у машины Райана. И с какой это стати Эрик решил, что способен одержать победу?
Раздался пронзительный звук свистка, и оба грузовика рванули с места. У них было несколько сотен ярдов на разгон, и это расстояние Райан преодолел первым, хотя его преимущество было не таким большим, как я ожидал, учитывая, насколько хорош был грузовик Тревора.
Однако скоро стало ясно, что набранная скорость бесполезна на грязной части трассы. Машины влетели в грязь передними колесами – они бешено вращались, обдавая брызгами толпу, придвинувшуюся поближе к грузовикам, желающую все хорошенько разглядеть. Рейчел была права: через секунду почти все болельщики были в грязи. Пахли мы как поросячье дерьмо, и поначалу это очень раздражало, но потом мой нос свыкся с этим обстоятельством.
Когда в грязь заехали задние колеса грузовиков, стало казаться, будто передние перестали играть какое-либо значение. Грязь изо всех сил пыталась замедлить ход машин, засосать их в себя; единственный способ продраться через нее – это не сбавлять скорость, но было ясно, что это стоит немалых усилий.
Здесь, решил я, у Эрика имеется преимущество – он привык разъезжать по грязным дорогам на своей ферме.
– Он часто принимает участие в этих гонках, – крикнула мне Рейчел, и я сам видел: Эрик, несомненно, лучше Райана знал, как управлять машиной в таких условиях.
Райан пытался выжать наибольшую скорость, но это приводило лишь к тому, что грязь из-под колес летела все сильнее, они буксовали и буксовали, и грузовик продвигался с большим трудом. Он пока еще не застрял, но и далеко не уехал.
Грузовик же Эрика словно плыл по грязи. Передвигался он, казалось, только на задних колесах – передние почти не касались земли. У меня в глазах было полно липкой жижи, и поэтому я не сразу догадался почему. Оказалось, Эрик легонько подавал грузовик то влево, то вправо. Это было едва заметно, но, похоже, позволяло колесам сохранять сцепление с грунтом и не прокручиваться.
Эрик обогнал Райана за несколько секунд до того, как стало ясно, что грузовик Тревора увяз. И к тому времени, как Эрик пересек финишную черту, Райану еще не удалось сдвинуться с места; в конце концов он просто заглушил мотор и вышел из машины. Эрик и его команда праздновали победу, пели и вытворяли всякие глупости, наслаждаясь своим триумфом. Я какое-то время смотрел на них, и мне хотелось уйти, но я побоялся испортить им радостное настроение, а присоединиться к ним никакого желания не было. Астрид распевала так же громко, как и остальные; я смотрел на нее очень пристально и пытался отыскать на ее лице следы страданий, подобных моим, но ничего такого не заметил.
Вокруг грузовика Тревора столпились мужчины, они помогали Райану вытащить его из грязи. К тому времени, как они дотолкали авто до финишной прямой, Эрик и его друзья немного поутихли. Райан прислонился к грязному грузовику; Эрик казался чище остальных – на нем были только брызги грязи и отпечатки дружеских объятий и хлопков по спине. Шагая к финишу, я увидел, что Эрик и Райан встретились глазами, и мне стало интересно, что будет дальше.
Какое-то время оба молчали. Словно играли в гляделки. Эрик победил, и Райан несомненно был огорчен этим, но битва характеров еще продолжалась. Кто заговорит первым, рискует показаться слабаком. На лице Эрика отражалась борьба с самим собой. Ему хотелось сказать что-нибудь, хотелось заставить Райана признать свое поражение, но он пытался сдержаться.
А затем, к моему удивлению, Райан протянул ему руку:
– Молодец, – сказал он.
Эрик склонил голову набок и постоял так немного, явно не зная, что делать. Он оглянулся на Астрид, которая, как ни странно, улыбалась. Почему всем так важно заручиться ее поддержкой? А потом произошло то, чему и следовало произойти – Эрик пожал Райану руку и ответил:
– Ты тоже.
Я почувствовал облегчение – это было несомненным знаком: война закончилась, мне не придется больше волноваться о готовой свершиться мести. Однако чувство облегчения я испытывал не слишком долго, поскольку Райан пересек финишную черту и направился ко мне.
Я оказался прав: на нем была майка Хейдена. Удивительно, но она оказалась ему впору; я подзабыл, что у него и Хейдена одинаковое телосложение, только Райан обратил свою полноту в мускулистость. Они даже были похожи внешне, хотя черты лица Райана резче и более красивы, чем у Хейдена.