– Мы можем поговорить? – спросил он совсем как не так давно подошедшая ко мне Джесс – немного нервно, но твердо.
Я пожал плечами. С какой стати мне облегчать ему жизнь, и неважно, что он хочет мне сказать.
– Мы подождем, пока ты освободишься, – пообещала Рейчел.
Мы отошли на несколько футов; начался следующий заезд, и на нас никто внимания не обращал.
– Я очень много думал о том, что ты сказал на похоронах, – начал Райан.
Неужели? Джейсон практически вывихнул мне плечо, когда сшиб меня с ног.
– Ты как-то странно дал знать об этом, – ответил я.
– Мои друзья всегда защищают меня, – сказал он. – Они знают, что я много пережил.
– Еще бы. – Я почувствовал, что во мне снова поднимается гнев. – Твоя жизнь и без того была близка к идеалу, а теперь и братишка-гик не будет путаться под ногами.
Он посмотрел на меня так, словно я отвесил ему пощечину, и меня одолели сомнения, а не зашел ли я слишком далеко.
– Послушай, ты лучший друг Хейдена и потому смотришь на вещи, как он. Но тебе никогда не приходило в голову, что ты видишь лишь одну сторону медали?
– Ты превратил его жизнь в ад. Лишил шанса подружиться с девушкой, а теперь он мертв. И где другая сторона?
– Ты не знаешь, каково приходилось мне, – сказал он. – Одно из моих первых воспоминаний – отец тычет ножом в мой мяч для сокера, чтобы я покидал с ним футбольный мяч. Ты думаешь, с моими габаритами я прямо-таки мечтал играть в футбол? На поле меня просто уничтожали. Я мог стать отличным вратарем, но папаша заявил, что сокер для нытиков, а ему такой сын ни к чему. Хейден же просто прятался в своей комнате, целыми днями играя в видеоигры. На него не вываливалось дерьмо наших родителей.
Он издевается?
– Ты что, не слышал, как они с ним разговаривали?
– Верно, разговаривали, – усмехнулся он. – Но в конце концов оставляли в покое. И у Хейдена было нарушение способности к обучению. Они вопили на него из-за оценок, но судили по другим меркам. Я же должен был получать только высшие баллы, иначе никаких поблажек, никакой одежды для школы, никакого нового снаряжения для занятий спортом. Я вкалывал как проклятый. – Райан помолчал, думая, я уверен в этом, а с какой стати он выворачивается передо мной наизнанку. Меня тоже интересовал этот вопрос. – Все было так несправедливо, – наконец сказал он, и его голос стал тише и мягче. – Я понимал, что это не его вина. Но боже, я так обижался на него за это. И постепенно становился плохим человеком. И стал им.
Я не собирался спорить с ним.
– И потому вы сделали так, что Джесс убежала с вечеринки?
– Не так все просто. Я зашел к нему, чтобы воспользоваться компьютером, потому что мой сломался – сам знаешь, у меня стоит старый, дерьмовенький, ведь у меня четверки по математике. Родители не собирались менять его, пока я их не исправлю. И увидел, что он разговаривает с девушкой онлайн. Он собирался встретиться с ней, в то время как я потерял ту единственную, которая была мне нужна, и меня это взбесило.
– Астрид?
Он кивнул.
– Знаю, ты встречаешься с ней, и она, вероятно, поведала тебе, какой я засранец, раз бросил ее, но ты представить не можешь, что было, когда умер ее отец. Теперь я понимаю, так оно лучше, но ведь она превратилась в совершенно другого человека. И я порвал с ней, но в действительности это она разбила мое сердце.
Было ужасно странно слышать его слова; и для него, уверен, все это тоже было не слишком понятно. На его лице было написано удивление, словно он сам не верил в произошедшее.
– Я просто не мог вынести мысли о том, что Хейден буден успешен там, где я потерпел полное поражение. И потому пошел на вечеринку и сказал ему, что Афины не существует в действительности. Сказал, это была шутка, мы придумали ее с Астрид, а та никогда не была его подлинным другом. Он не хотел верить, но пришлось, когда он получил сообщение от Джесс. – Он посмотрел на свою майку. – Я увидел, как мама упаковывает коробку с вещами Хейдена, чтобы отдать тебе. Ей даже не пришло в голову оставить хоть что-то на память о нем мне. А The Smith – единственная группа из его любимых, к которой я отношусь терпимо. Вот я и оставил майку себе.
Я вспомнил другие песни из плейлиста, которые никогда не понимал полностью, скажем, ту, что о братьях и сестрах. Слова были печальны, но звучала песня довольно радостно. Я задумался о том, что же Хейден хотел поведать мне о Райане. Знал ли он, почему брат так с ним обращался, что причина этого была весьма драматичной? Может, на каком-то уровне и знал. Но что мне сказать Райану в ответ на его признания? Долгие годы я думал о нем исключительно плохо и не интересовался тем, а каково живется ему. Его жизнь казалась совершенно беспечной, особенно по сравнению с жизнью Хейдена; и сейчас мне было неловко, поскольку я отказывал ему в элементарном проявлении человечности.
– Я знаю, ты винишь меня, – заключил он. – И это справедливо. Я тоже себя виню. И если это ты поквитался с Джейсоном и Тревором, то, думаю, я вполне могу понять тебя.
– Я не… – открыл было рот я, но он поднял руку.
– Это неважно. Мы все делаем много плохих вещей, и вполне логично, что плохие вещи происходят и с нами. Но потерять Хейдена… Мне приходится жить с тем, что я никогда не смогу исправить это. Да, мои друзья причиняют боль людям, но они вылечиваются, как вылечатся Джейсон с Тревором. У Хейдена же вылечиться не получится, значит, и у меня тоже.
В жизни не мог представить, что когда-нибудь дойду до того, что буду сочувствовать Райану, но вот дошел.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал я.
– Я не могу просить простить меня, – продолжил он. – Какой в этом смысл, раз я все равно не могу простить сам себя? Но как считаешь, настанет ли день, когда ты не будешь ненавидеть меня так сильно?
Я немного подумал над его вопросом, над тем, что список людей, считающих себя виноватыми в смерти Хейдена, увеличивается. Мы все были правы, и в то же время не правы. Ведь в конечном счете решение принял Хейден, а не кто-то еще. Это он оставил нас здесь искать виноватых. Это он не дал нам возможности попросить прощения и исправить ситуацию. Я никогда не пойму, насколько несчастным, запутавшимся и лишенным надежды он, должно быть, чувствовал себя, раз решил, что дальше бороться бесполезно. Я больше не злился на него, поскольку ни за что на свете не хотел испытать нечто подобное.
– Я не ненавижу тебя, – сказал я Райану искренне. – Мне вообще некого ненавидеть.
– Спасибо, – ответил он, и я понял, что имеют в виду люди, когда говорят, что с их души упал камень. – Это очень важно.
– Я еще не до конца разобрал майки, которые отдала твоя мать. Можешь как-нибудь зайти, если захочешь. Вдруг еще что заберешь.
– Зайду, – пообещал он.
Я пошел обратно к сестре и Джимми.
– Рейчел сказала, что это брат твоего друга. Ты о’кей?
Я кивнул:
– Более-менее.
– Пошли, братишка, – произнесла Рейчел. – Нам пора домой.
27. «It’s only life». The Shins
Я никогда не переживу случившегося.
Это правда, но в то же время это не означает – как я осознал с помощью мистера Бомона, – что я утратил способность двигаться вперед. Я ходил к нему в прошлом году каждую неделю, и мне стало гораздо лучше. Мама настаивала на профессиональном психоаналитике, но побывала со мной на паре встреч и удостоверилась, что общение с мистером Бомоном помогает, и успокоилась. «Пока, по крайней мере», – говорит она. Думаю, он нравится ей: в его присутствии она ощущает незнакомую мне неловкость. Я почти надеюсь, что после того, как я перестану к нему ходить, они смогут сблизиться. Это было бы странно, но, вероятно, хорошо.
Минул целый год со дня смерти Хейдена. Остаток учебного года я провел в одиночестве, с головой уйдя в учебу, пытаясь зарыться в книги, а не погрузиться в компьютерные игры, и хотя долгое время мне было очень трудно сконцентрироваться, я с этим справился. Я избегал Астрид и ее друзей, что было вовсе не сложно, изменение расписания обедов также способствовало этому, и я вернулся к своей старой привычке ходить по коридорам, глядя себе под ноги. Но прежде я делал это бездумно, поскольку не умел иначе. Теперь же я сознательно сторонился той жизни, которая кипела вокруг. Таков был мой выбор.
Летом я съездил к отцу в Калифорнию, и это тоже помогло. Он как был, так и остался придурком, но он мой отец, и к тому же мне было приятно выбраться из Либертивилля. Он живет на берегу океана; я проводил уйму времени у воды и познакомился с прикольными доброжелательными ребятами, и тогда мне впервые пришло в голову, что, возможно, Хейден не останется моим единственным настоящим другом. Там даже была девушка, за которой я слегка поухаживал, хотя и не чувствовал к ней даже частицы того, что чувствовал к Астрид.
Я планировал провести точно так же и выпускной год, сфокусироваться на занятиях и поступлении в хороший университет с целью выбраться из Либертивилля и никогда в него не возвращаться. Но одиночество – это такая штука, которая имеет вес, – оно давит, со временем становясь все тяжелее, и скоро мне стало ясно, что после того, как я провел лето в хорошей компании, жить в одиночестве стало еще сложней.
Первым делом я обратился к Демиану: мне было проще представить его своим другом, чем кого-либо еще. Знаю, он внес в нападения свою лепту, но далеко не худшую. Демиан сказал, что все начиналось как розыгрыш и он представить не мог, сколько вещей поменяют свой смысл по ходу дела. Он по-прежнему дружил со старыми друзьями, но при этом стал потихоньку отдаляться, и мы начали тусоваться вместе. Он был приятным парнем, любил графические романы, и мы могли поговорить с ним на тему, хороши ли фильмы, снятые по произведениям Алана Мура. Он показал мне, над чем работает, и я понял, что он по-настоящему талантлив. Было здорово снова дружить с кем-то.
Иногда я также общался с Эриком. Я чувствовал, как он бесился из-за пережитого, и хотя я предпочел бы, чтобы он в свое время как-то остановил Астрид, я понимал, почему он этого не сделал. Он в