уг, потом звонят и сами.
Как Маша в этот, самый неподходящий момент. Я сбрасываю. Еще звонок. Еще сбрасываю. Еще. Сбрасываю. Смс: «Штапич, приезжай, а… так грустно без тебя».
Нельзя сказать при Loop, что мне надо сменить адрес доставки. Я все равно поеду до оговоренной точки. Нельзя, чтобы Loop думала, что я не домой. Я уже принадлежу ей, и, хотя она мне нет, не стоит, не стоит тут менять адреса. Вдруг подумает чего. Что я блядун, например. Зачем ей слишком рано узнавать эту правду?
Машка в пеньюаре. Это хохот. Белая, крепкая, с большой грудью, сливообразной задницей, русская баба Машка – в розовом пеньюаре с какими-то кружавчиками, совсем детскими. Порнографический склад ее мышления мне ясен еще с просмотра Тинто Брасса.
– Ты не звонишь… не отвечаешь… ты не хочешь больше? – спрашивает.
– Почему? – отвечаю осторожно.
– Я думала, потому что у меня парень.
– Эм… Ну да.
– Так я его бросила…
Блять, ловушка. Ловушка блять. Беги! Но поздно. Слишком поздно.
– Маааш. А может, у тебя выпить есть?
– Да!
Ну, хоть так.
16. Гр. Об: «Белое безмолвие»
Хрупкий откуда-то достал денег. Хотя, по его (да и моему) образу жизни, мог бы брать водкой. Звонкая монета в любом случае уходила на бухло. Но тут после добычи денег он пару дней где-то гулял Милу, а потом посрался с ней и решил уделить время и мне.
Впрочем, к этому моменту денег у него не осталось, и тут очень кстати пришелся мой недавно полученный гонорар за сценарий какого-то дерьма, серии из десятого сезона сериала про собак, где очень умная собака с очень тупым ментом расследовали преступления. Мент, глядя на очередной растерзанный труп, говорил: «Ну что, дружок, поймаем злодея?». Пес отвечал: «Гав-гав!», а потом четко расследовал дело. Пес был очень умный, он в принципе обладал лучшей логикой, чем мент (и это, кстати, очень реалистично для России в наши дни). Даже допросы пёс вел лучше. Он говорил: «ррррр гав», а злодеи ссались и признавались во всём. Единственное, зачем такому псу был нужен мент, – заполнять бумажки и заниматься пиздостраданием в слабой любовной линии. С этим пес не справлялся, хотя я предлагал продюсерам нарастить функционал пса, мотивируя это экономией на гонорарах актера, который играл не лучше собаки, а денег требовал на порядок больше.
В общем, 50 страниц вымученной за месяц истории привели к трем дням запоя, которые я в целом плохо помню, но один момент врезался в память. Почему-то с нами пила девушка из отряда, Леся. Леся была отрядной блядью. Это, кстати, объясняет то, почему она пила с нами. Но это никак не принижает ее как поисковика. Поисковик она добротный, просто любит ебаться с кем ни попадя. То есть, говоря «блядь», я ни в коем случае не осуждаю, просто констатирую факт, не более. Да и вообще Леся – не единственная форменная блядь среди моих хороших товарищей обоего пола.
Мы пили на Таганке, в районе, с которым у меня связано чуть меньше, чем всё. В суши-баре (а только там и можно было выпить после 11 вечера) я увидел свою бывшую жену. Она сидела с каким-то хмурым типом лет 35: обычная «модельная» стрижка, пиджак, рубашка. Бывшая выглядела так, как она обычно выглядит на штурме мужиков: волосы в лаке, губы накрашены помадой, которую она считает яркой, глаза сильно подведены и – самое главное – плотный слой штукатурки тональника на лице, слой, который резко обрывается по границе подбородка так, что эту яркую границу всегда видно как местечко, где насыщенный, под смуглую кожу, крем прерывается и начинается синюшная «зимняя» кожа шеи. Я подошел к столику и спокойно поздоровался – ну, нельзя же не замечать, что она здесь. Сразу после я ушел за свой столик.
– Это кто? – поинтересовался Хрупкий.
– Бывшая.
– А-а-а-а! – с каким-то непонятным мне пока интересом протянул Хрупкий и пошел к ее столику.
– А че ему надо, Штапич? – спросила Леся с удивлением.
– Лесь, я откуда знаю?
Хрупкий в это время бормотал что-то о том, каких прекрасных детей рожает моя бывшая жена, как будто рекламируя ее дар перед хахалем. Кажется, Хрупкий даже сказал ей «спасибо» за моих детей (которых никогда не видел).
– Тебе делать нехуй? – поинтересовался я по его возвращении.
– Да ладно, хоть познакомились.
– И как ее зовут?
– Блять, забыл.
Когда мы выпили как следует, решили поехать ко мне. При входе в метро Хрупкий шепнул мне на ухо, кивая на Лесю:
– Может, трахнем ее вместе?
– Нет, Хрупкий, я нихуя твои яйца видеть не хочу.
– А мы в темноте.
– Да ну тебя нахуй…
Хрупкий был очень пьян и готов к любым приключениям. В вагоне метро он сел на боковое сиденье рядом с каким-то старомодным двухметровым металлистом, с ног до головы одетым в кожу с заклепками. Металлюга дремал, развесив патлы и широко расставив ноги. Хрупкий тут же, веселясь, толкнул его ногу своей. Тот проснулся, не оценил действие Хрупкого и толкнул обратно. Хрупкий встал. Встал и металлист. Хрупкий дал ему по ебалу, тот махнул своей клешней, и понеслась. Бошки бились о поручни, двери и окна минуты полторы, пока двухметровый хер не угомонил Хрупкого броском на сиденье.
Всё это время я просто наблюдал за ними, и мне очень не хотелось вмешиваться, хотя Леся нудела в ухо: «Помоги, че стоишь…» Я вообще, когда не в говно, не драчлив. Но когда Хрупкий очутился на сиденьях, а двухметровый готовился въебать ему двумя ногами, держась за поручень, я был вынужден пихнуть двухметрового в бок. Он даже шага в сторону не ступил, но тут же махнул уже в мою сторону. Я уклонился, дал ему по яйцам, схватил в удушающий за шею и упал на колени, утягивая его голову за собой. Прошло (первый раз в жизни)! Двухметровый упал на колени, пытаясь достать меня руками, пока хватало воздуха. «Угомонись, сука! Угомонишься блять?» – кричал я, и отпустил его, лишь когда он потерял волю к победе. Однако как только он встал, то сразу принялся махать ногами – хотел драться на дистанции, догада.
Тут откуда-то из конца вагона подскочили трое: «Какого хуя вы вдвоем одного метелите?» Я принялся спокойно объяснять, что я просто угомонил одного оппонента, пока второй не встревал.
Но Хрупкий не был бы собой, если бы не успел в это время апперкотом окончательно успокоить двухметрового и, развернувшись, дать по ебалу одному из его заступников.
Ситуация накалилась. Трое в двух. В итоге Хрупкого пиздили двое, зажав в угол, а третий, крепче и больше меня, ловко натянул мне на голову капюшон. Единственное, чем я мог ответить, – пытаться сунуть ему в табло, и я попал в рот. Почувствовав влажную поверхность щеки, я принялся шерудить у него во рту, схватил за губу, потом как-то за ноздрю, попал в глаз, снова угодил в рот, и тут этот сукин сын меня укусил – крепко и с хрустом. Видимо, он сам охуел от своего поступка, и я выскользнул. Из пальцев лилась кровь.
Поезд остановился, и все выскочили на платформу. Леся вышла из оцепенения и бегала вокруг, матерясь на наших оппонентов. Двухметровый уже оклемался и тоже успел выйти из вагона, так что двое против четверых мы оказались посреди «Текстильщиков».
На наше счастье, там стояли несколько ментов. Редкий момент, когда они нужны. Сержанты, увидев кровь у меня на одежде и на лице, взяли меня в кольцо и начали разбирать ситуацию при помощи опроса. Оказалось, что два друга дрались с белорусом и тремя чуваками из Люберец, которые не знакомы друг с другом. Менты не могли понять, как так случилось, что четверо метелят двоих – и двое при этом еще и виноваты. Менты приняли соломоново решение – отпустить всех, посадив в разные поезда. Решение было подсказано мной, потому что страх быть побитым всерьез пробудил мои мыслительные способности.
Дома я завалился спать, а Хрупкий развлекал Лесю. Когда развлек, пришел ко мне и разбудил.
– Штапич? Ну, Штапич… Пойдем поговорим.
Говорил он долго. О несчастной любви. О прекрасной измене. Мы выпили еще.
– А ты как свою жену-то… че, не ревнуешь?
– Нет.
– А хули она с ментом?
– С чего ты взял?
– Блять, да он точно мент…
Я припомнил типа – и правда, похож на мента. И тут мне стало не по себе: если этот хуй, например, будет жить с моими детьми – это пиздец. Потому что мент – это, скорее всего, уебан; как уголовник, только хуже.
Меня и самого звали в менты, в опера, в процессе поисков. И я в принципе подумывал об этом, но не захотел столько ебли за такие маленькие деньги. Среди ментов, особенно оперов, есть очень много хороших и порядочных парней. Есть просто умницы. Есть причудливые комбинации – вроде неплохих по своим душевным качествам коррупционеров. Есть романтики, особенно – среди молодых, только вышедших. Есть трудоголики, есть адекватные, есть суперпрофи. Но в основной массе мент в России сегодня – это существо непредсказуемое, от него можно ждать всякого, но не добра. Я сожалею, но это так. Так сложилось в силу ряда причин: низкий заработок толкает в менты идиотов и халявщиков, отвратительная система, в которой есть «следственный комитет», то есть чуваки, которые вообще ничего, кроме бумажек не видят, и «расследуют», прокуратура, которая настроена только на обвинительные заключения как на цель своей деятельности, – все это понятно, прозрачно, бесконечно хуево.
Но жизнь – забавная штука, поэтому ближайший наш поиск – после сериала про ментов, хахаля-мента моей бывшей и сержантов-спасателей в метро – оказался «тематическим». Пропала жена мента.
Роза, 1988 г. р., вышла из дома и не вернулась. Эта заявка упала глубокой ночью, а утром, едва протрезвев, я уже еду на место – небольшой поселок из пятиэтажек в Истринском районе области. Рядом – станция ж/д и закрывшийся завод, на котором раньше работали жители этих унылых однотипных домов. Наша пропавшая – жительница одного из них.
Кажется: если твой дом – угловатое уебище, ты тоже должен быть угловатым уебищем. Эстетика экстерьера и интерьера в теории влияют друг на друга, заставляя жильца и жилище сливаться. Но это не касалось пропавшей. Девочка была очень даже творческой – еще на излете подросткового возраста она рисовала крутые клипы для поп-звезд. А потом вышла замуж за мента. Кто его знает почему?