Зубры. Огромные ручные звери с рогами. Они, ровно как котята, прибегают в роще кормиться на звук – только в данном случае не на звук открываемой упаковки вискас, а на звук бензопилы, которая срезает им свежее дерево. Зубры обгладывают молодые веточки упавшей осины. Им плевать, кто в этот момент рядом, эти чуваки в состоянии полного кайфа, поэтому зубров легко и приятно снимать.
Пожить пару недель в таком месте – это сплошное удовольствие. Нас кормят завтраком, обедом и ужином, вечером мы напиваемся, спим – в летнем домике.
На это время выпадает мой день рождения. Я покупаю водку. Бутылок 5, не больше. Парни из съемочной группы быстро валятся спать, а я пью и думаю об Осе, которая как-то умудрилась изгнать Куклу из моей головы.
Приходит директор заповедника:
– Вы че тут, как?
– А у меня день рождения, заходи водку пить.
– А я не один.
Соображаем на троих – директор, природоохранный прокурор региона и я. Нормально. Водка, холодный борщ, остатки пирожков с картошкой.
Я быстро становлюсь неинтересен присутствующей компании. В этот момент я пишу Осе правду: «Мне кажется, я скучаю». Тишина, тишина. «Я тоже». Пауза. «С Днем рождения, кстати. Что делаешь?» – «Пью водку с прокурором и директором заповедника», – «Когда обратно?» – «Послезавтра». – «Во сколько в городе?» – «Хз, мы на тачке». – «Ок, напиши, как приедешь».
Утром крики журавлей кажутся злоебучим проклятьем. Хули орут эти беспечные птицы?
Проверим Куки: «Привет. Ты как?» – «Соскучилась, приезжай давай скорее». Скучно и мне.
Проверим Куклу. «Ты где?» – «В Воронеже. Денег нет на тлф». Кинул ей 1000 р. «А теперь?» – тишина. И ей скучно.
Приехал. Пишу: «16:00, Пролетарка». Синий KIA как штык. «Привет». – «Привет». Поцелуй.
Через 3 минуты – ближайшее парковочное место на набережной. Она получает то, за чем гонялась.
Она течет как девочка, она кончает за считаные минуты. Перекур. Еще. И еще.
– Знаешь, я на эту набережную всегда приезжаю подумать, послушать музыку. Как раз по пути с работы домой.
– И о чем думаешь?
– Видишь там высотку? Вот я смотрю на нее, курю и думаю, что этот пиздец должен закончиться.
– И чего, заканчивается?
– Посмотрим.
И еще.
Думаю, ей сладко иметь любовника на 9 лет моложе себя. Это еще никому не было несладко. Когда ты ебешь кого-то, кто сильно младше, ты как бы трахаешь само время, хотя порой это стоит великих сил. Хокинг, конечно, поспорил бы: время ты не ебешь никогда, да и времени у тебя самого тоже никогда не было – ты просто пребываешь в точке пересечения пространства-времени, вот и всё.
А еще Оса чувствует себя победителем. Все эти мысли происходят из ее истории: первые «серьезные» отношения у нее, закомплексованной донельзя бандитской дочки, были с мужиком на 25 лет старше. После она ушла к мальчику-мажору из тусовки этого мужика, чуть старше себя. Ну, как ушла? Просто взяла и сделала, что хотела, в компании из четырех человек: увела пацана у бабы, накрутив рога своему мужику. Молоток. В принципе, она по характеру завоеватель. Вот и я – трофей, развалившийся полуголым на сложенном заднем сиденье Sportage.
Секс сближает. В это время ее смуглая кожа становится приемлемой; карий (ненавидимый мной) цвет глаз приобретает загадочный и манящий отблеск; тонкие губы (кто придумал баб с тонкими губами?) отныне терпимы; длинные кудрявые волосы до задницы полны какой-то мучительной сексуальностью; странное телосложение с явной примесью уральских племен, в народе известное как «уральская низкожопая», тоже кажется нормальным и логичным, оттопыренная попка – сладкой. Это удивительное примирение происходит мгновенно и навсегда. Как принятие образа героя в кино. Ты с ним не споришь, потому что он дан, как начало начал, как Адам, адом и иные производные.
…Мы просыпаемся в самом душном месте на планете Земля – в салоне машины, окна которой были закрыты на, казалось бы, прохладную ночь. Но ночь сменилась солнечным утром, и салон быстро превратился в печку, в которой нечем дышать. 4 вдоха. Открыть глаза. Понять, что происходит. Попытавшись открыть окно и не сумев. Открыть дверь и вдохнуть. Кожа благодарна не меньше легких.
Мы ухмыляемся. Мы не разговариваем. Мы не договариваемся о встрече. Мы не рассматриваем друг друга. Мы знаем, что эта хуйня надолго. Как алкоголизм Буковски. Я чувствую, что этот поворот – довольно ироничный, как песня «Агаты Кристи» «В такси». Песня, которая теперь будет связана с ней.
28. Rihanna: «Diamond»
Первый период отношений, даже уродливых и обреченных, бывает ярким. Поэтому мы с Осой носились в ее Sportage на все подряд поиски, врубая попсовое радио на полную катушку. Мы сами брали поиски и ездили на чужие, бесконечно пили кофе и ходили в лес.
Первое время я, привыкший быстро разделываться с задачами, терпел ее вялый темп. Старушка не поспевала в лесу.
Зато в остальном делала успехи: получила доступ ко всей отрядной информации, спелась с Жорой, общалась с Соловьевой и Хрупким; вошла в список потенциальных координаторов (при условии, что я ее учу). Это было похоже на резкий рост карьериста в корпоративной структуре. И вот наконец к концу мая она взяла первый поиск.
Опять молодой – лет 35 – мужчина, из какого-то региона. Познакомился с москвичкой, чуть старше себя. Нормальная девка, но слишком средняя, что ли, слишком обычная, серенькая: бухгалтер в каком-то казенном учреждении с невеликой зарплатой, скромной квартиркой на окраине, доставшейся от бабушки, с заурядной внешностью и с почти похороненной надеждой на простое женское счастье, ребенка и т. п. Тип «купил» ее «таинственной» харизмой, напускной уверенностью и смелыми колючими глазами – всем, что свойственно неудачникам, которые себя таковыми не считают. Он работал на автомойке и не распространялся о прошлом. Трахал ее вволю, мало пил, не водился с какими-нибудь стремными компаниями – ее это устраивало.
Но однажды он пропал – без записки, без единого намека, без смс.
Девочка обладает минимальной информацией: не знает, где именно он работал, с кем он дружил, не имеет контактов его родственников и доступа к его соцсетям, и даже не представляет, в каком банке он обслуживается. Поэтому для начала нам нужно понять, кто он вообще такой.
Картинка вырисовывается классная: судимый по мелочи, зато дважды; на учете в психоневрологическом диспансере в своей Орловской области; бывший игроман.
Пробиваем билеты: взял ж/д билет в Минск и обратно. Все начинает складываться.
Аккуратно интересуемся у девушки: «А у вас ничего не пропало?» – и тут обнаруживается пропажа 20к рублей.
– Ну че, Ось, оставляем это?
– Надо убедиться, что он жив.
Небольшой прозвон минских казино, рассылка скана заявления в полицию, вуаля – мы даже знаем, где он играет, а белорусские копы готовы пойти и переговорить с ним.
– Ну всё, он жив, всё окей.
– Нет, давай теперь их встретим?
– Вообще это неправильно, это его дело – куда уезжать.
– Но он взял ее деньги.
– Пусть пишет второе заявление – о краже, и его примут.
– Да не будет она ничего писать.
– Возвращаемся к первой мысли: он жив, всё окей, он – не пропавший, а утративший связь со своей любовницей, это не преступление.
Осе хотелось шоу – и она, презрев элементарные этические нормы, сообщила номер поезда и время прибытия девушке. Вообще Оса всегда плевала на этические нормы и делала это не самым приятным образом – она действовала не в интересах пропавших (когда и я мог плевать на всё), она всегда добивалась каких-то своих целей.
Утро. Белорусский вокзал. Женщина с тревожным лицом ждет на платформе своего суженого, просравшего свою з/п и ее заначку в казино. Ничего не подозревающий тип с пакетиком в руках выходит из поезда. Тут я понимаю Осу: его лицо в этот момент складывается в причудливую гримасу, смесь самых разных эмоций – и страха, и удивления, и злобы. Он останавливается, судорожно сглатывает и, преодолев оторопь, злобно тянет: «Че ты тут делаешь?» Она долго и молча смотрит на него, потом разворачивается и уходит. «Эй, ну стой, ну че ты!» – «пропавший» бежит за ней.
«Да это же “Жди меня” какое-то!» – Оса явно довольна собой.
Тем же вечером мы берем поиск дедушки в лесу надалеко от Москвы.
Дед тугоухий, проблемы со зрением, немного маразма, и уже пропадал в этом лесу. Идеальная комплектация потеряшки.
Хорошо, что лес невелик и нам достоверно известно, где дедушка вышел в прошлый раз.
Людей на поиске, кроме нас, – ровно двое, и это две дочери деда. Подкрепление будет только утром – еще 2 человека, а затем – дежурная смена спасателей и хороший кинолог.
По сути, пока рассчитывать можно только на точечные удары, на максимально умную работу. Поэтому тратим силы и проводим полную разведку: я с одной из дочерей прохожу лес с запада на восток (всего километров 5), Оса с другой дочерью отправляются с северо-востока на юго-запад (их трек немного короче). После такой разведки нам становится примерно ясно, где в этом лесу можно застрять.
Первые прибывшие – два автомобилиста – на рассвете выставляют машины по направлению в юго-восточный угол леса и сигналят. Если дед может передвигаться (а он, по ощущениям, должен еще мочь), он выйдет. Таким образом, из самого потенциально вероятного участка условно «отсекается» край шириной в 500 метров, и остаются всего 3–4 крепких целевых квадрата, спрятанных с двух сторон за мелколесьем, а с юга перекрытых верховым болотцем.
Туда мы и отправляем спасов, которые приезжают часов в 8 утра, заступив на смену. Еще должны подъехать квадроциклисты, а мы пока ложимся спать в машине.
Меня будит телефонный звонок от инфорга: «Алло? Ты че, спишь? Рацию не слышишь? Там спасы вашего деда нашли». Класс. И квадроциклисты как раз на подъезде – так что эвакуировать сможем быстро.
Оставляю Осу в штабе, сажусь на квадр, и мы мчимся до мелколесья, через которое приходится прорубаться с мачете, как по джунглям. Всего час – и мы на месте. Довольные спасы, дед в хорошем состоянии – только ноги без обуви и порядочно содраны. Обуваем деда, усаживаем на квадр и возвращаемся в штаб.