– Я сразу говорила, что надо туда идти, в эти квадраты… вдвоем еще ночью бы туда сходили, – комментирует Оса по дороге в город.
– У нас было мало сил, и надо было отсечь остальное.
– Да он в прошлый раз – рядом заблудился.
– Я тебе еще раз говорю: сначала разведка, аналитика, потом действия.
– Но он был там.
– А в другой раз уйдет в другую часть леса, которую подтопит после дождей или ветровал пройдет.
– Но можно же было там пройти?
– Ты бы там и сдохла! Там мелколесье и болото. И не факт, что ночью он бы откликнулся: он спал.
– Отговорки. Могли быстрее.
– Самая умная? Делай, как говорю, или не приезжай на мои поиски.
– Вот я и подумаю.
Сердитая, она высадила меня у метро и умчалась на работу. Весь день телефон молчал. Ну и ладно.
Молчал и на следующий день. Вечером смс: «Я внизу». Молчу. «Ты дома? Спускайся». Спустился. Ждет. Нарядная. В какой-то блестящей кофточке и шортиках. «Поехали». Ну, поехали. Ехали мы ровно 5 минут, до окраины ближайшего парка, где есть тихое местечко, которое часто используют парочки в машинах.
– Я люблю тебя, – говорит Оса.
Трудно воспринимать такую информацию после секса. Такое признание носит манипулятивный оттенок: ты вроде как должен сказать то же самое. Но я не таков.
– Я пока не могу сказать того же, – не знаю, самая ли жестокая это из форм, но Оса реагирует спокойно.
– Главное, что я сказала. Мне теперь легче.
– Чем кому?
– Чем было.
Внезапно в окно светит фонарь. Мы прикрываем наготу, как можем. Фонарь отводят в сторону, и я вижу двух ментов. Мы одеваемся и открываем окно.
– Ребят, дайте паспорта.
– Зачем?
– Ну, что это не за деньги…
– Оса, дай ему документы на машину.
– Это зачем?
– Машина – ее. Ты ж не думаешь, что проститутки начали в машинах работать?
– Вообще это идея…
– Развивай.
Смотрит документы.
– Ребят, вы давайте тут заканчивайте, – говорит.
– Да мы уже закончили, – парирует Оса.
– Тогда езжайте… хорошей ночи.
Едем до других кустов.
– Оса, тут лучше не вставать, там какой-то мусор…
Но ей плевать. Ей хочется еще. Неутомимая многолетняя недотраханность. Окей, почему бы и нет.
– Может, на поиск?
– Не, я пива – и спать.
Отъезжаем. Какое-то классическое развитие ситуации – проколото колесо. В комплекте – ключ неподходящего диаметра.
– Блин, я колёса меняла на неродные… наверное, нужен ключ на 19.
Идем в шиномонтаж у шоссе, километрах в двух от тачки. Закрыт.
– Пора подключать отряд, – она ржет. – Давай в твиттер напишем… тренировались в парке… ночной прочес…
Звоню Борлу, он живет недалеко.
– Слушай, дорогой… тут такая история, колесо у тачки в парке прокололось, нужен ключ 19-й.
– Откуда у тебя тачка, Штапич?
– Это тачка Осы.
– Аха-ха. В парке? Молодцы, че. Ща приеду, есть у меня 19-й.
Борел, ухмыляясь и подмигивая Осе, которая ничуть не смущалась, помог поставить запаску.
– Слышьте, у меня день рождения скоро, приезжайте. Посидим, поляну накрою.
– Обязательно, – подтвердила Оса.
29. «Аквариум»: «Хавай меня, хавай»
Я рассказал Хрупкому о «потоке и ветре» – практике, которая была принята БГ и Цоем, и еще кем-то из их шоблы, в восьмидесятых. Некоторое время они грели вино в духовке – и затем употребляли. Так они быстро напивались и принимались что-то сочинять. Правда, сочинить в таком состоянии никому ничего не удалось. Хрупкому идея понравилась, и мы поставили вино в духовку, а пока решили побаловать себя гидропоникой.
После мы обсуждали отрядные учения и хаяли Жору. И это тоже было в стиле кухонных посиделок восьмидесятых, наверное, когда люди на кухнях курили, пили вино и «ругали власть». Мы с Хрупким нередко за глаза чехвостили Жору – но делали это, как говорится, с уважением.
На этот раз после косячка мы вышли на тему учений. Каждый год отряд устраивал 3 традиционных мероприятия: два для новичков, абсолютно «нулевых», и еще одно для «нулевых», которые себя таковыми не считают. Также был ряд обучалок по отдельным дисциплинам – любой желающий мог научиться картографии, радиосвязи, навигации, работе с компасом и картой и так далее. Умельцы даже делали онлайн-тесты, записывали уроки и курсы.
Всё это было полезно для начального уровня, но расти дальше помогало довольно плохо, и общий уровень в отряде был слабым: многие, кто уже стал старшим группы (то есть должен был нести ответственность за других людей), путались в простых функциях навигатора или строили треки без учета магнитного склонения компаса (и по треку такое сразу видно, он идет не с юга на север, а чуть под углом). Хрупкий, кстати, всегда относился к неподкованным волонтерам, несмотря на довольно большой опыт. Он это отрицал, но мог легко запороться на банальном вопросе вроде: «А магнитное склонение в Московской области какое?»
Существовала еще одна проблема: старшие групп, получив это «звание», не особенно стремились расти дальше и не секли во многих вещах – например, почти никто не знал, какое расстояние нужно выдерживать в цепочке между людьми в той или иной местности и как это откалибровать. Кто говорил – 10 метров, кто – 15, кто – 5, но всё это было безапелляционно и ничем не подкреплено.
Тут метод «потока и ветра», а в нашем случае – гидропоники и вина, начал работать, и мне в голову пришла светлая мысль: почему бы не сделать соревнования для опытных людей? Реально крутые соревнования из 5–6 этапов, где все работают парами?
Хрупкий пил горячее вино, и его тоже внезапно осенило:
– Да они все евреи.
– Кто?
– Цой, БГ…
– Почему?
– Горячее… евреям можно пить некошерное вино, только если прокипятить.
– А поток и ветер?
– Тупо прикрытие сионистского заговора.
Было о чем подумать. Еврей – Цой.
Но я сумел вернуться к своей идее – и тут же позвонил Шуре. Шура оценила: «Штапич, круто-круто! И какой-нибудь кубок победителям вручим!»
Уже через пару дней мы собрались расширенным составом – 8 человек: Оса, Матрос (отрядный картограф), отрядные врачи – Алексей и Света, координаторы – парочка KashaMalasha и Скрипач, и Немец, который устраивал последние свои учения перед отъездом навсегда куда-то в Белоруссию.
Мы придумали превосходные по тем временам соревнования, в которых было всё: и опрос заявителей, и потеряшки в лесу, и специальный этап, где нужно было услышать звуки и найти их источники, и этап на обнаружение вещей, и даже маленький прочес. В итоге к нам присоединились еще несколько человек, и на 10–12 организаторов приходилось 20 участников. Все 20 были мастодонтами поиска, и, думаю, если взять всех их плюс организаторов, то на долю этих людей пришлось бы процентов 70 найденных в прошлый сезон «лесных» потеряшек.
Для одного из этапов нам требовалось много «потеряшек», условных пострадавших. Поэтому в штабе остались только те, кто проводил этап, а остальные оказались в лесу, каждый в своем квадрате. Мне всегда нравилось ничего не делать, а сон в лесу – как раз из этих занятий.
Но спать мне не пришлось: в рацию я услышал, что группа, которая ищет меня, – это Кукла и Байкал. Я немного волновался: давно не видел Куклу и вообще не разговаривал с ней. Но, когда я увидел ее, ничего не почувствовал. Меня это даже расстроило. Ее неприкасаемый статус был некой стабильностью. Получается, что у меня есть некая новая стабильность, раз уебищное отчаяние куда-то пропало. Это меня обеспокоило.
Программу откатали на ура, с юмором и пользой. Люди были довольны. Мы наградили победителей символической статуэткой «Золотой бурелом».
Оса, которой повезло – по жребию – кормить комаров дольше всех других «потеряшек», имела время подумать. И она кое-что придумала.
– Слушай, поживи у меня.
– В смысле?
– Мои уезжают на море, давай ты у меня будешь?
– Хм. Ты предлагаешь жить вместе?
– Ну, в общем, да.
30. Алла Пугачева: «Айсберг»
Я не работал, ждал следующего фильма и тратил жалкие остатки гонорара за прошлый. У Осы тоже не было денег, причем это состояние для нее было перманентным, и даже возникало ощущение, что другой жизни она и не помнит. Мы покупали только чай, макароны, сахар, хлеб, сигареты и бензин. В принципе, этого для жизни было достаточно.
Целыми днями я писал сценарий «в стол» и ждал, пока она приедет с работы. Иногда отправлялся на поиск в одиночку, но это Осу раздражало, поэтому я предпочитал все-таки писать. Выпиливал строчку за строчкой и большой удачей считал, если удалось написать годные полстраницы.
…В тот день Оса вернулась с работы мрачной – ей дали понять, что ее проект заканчивается и скоро начнется двухмесячный неоплачиваемый отпуск, который может стать бессрочным. Оса, которой поиски нужны были, чтобы отвлечься, даже оторваться от безысходности (ведь забыть о ней на время проще, чем что-то менять), тут же полезла читать в чате свежие заявки. Я успел подумать, что сейчас она найдет для нас максимальный треш, и приготовился дать отпор. «Смотри! Лес, на связи!» – воскликнула она. На связи – это очень хорошо. Значит, у пропавшего работает телефон, и его достаточно просто вытащить. «Прозвони, а?»
Дед. Дед ушел более суток назад, дед в себе, здоров и весьма крепок.
Первым делом я звоню заявителю – сыну пропавшего, затем ставлю в известность 112 и МЧС, чтобы они не звонили потеряшке, и, наконец, настает время самого пропавшего деда.
– Алло, здравствуйте, Николай Петрович, это спасатели.
– Здравствуйте, – кряхтя, отвечает дед.
– Мы сейчас выезжаем к вам. Вы можете идти?
Из опроса становится ясно, что дед лежит в густом ельнике, идти не может, хотя травм нет (почему не может идти – понять сложно, говорит – «устал»), сознание спутанное, но – главное – он может откликнуться, окажись волонтеры рядом.
Дед очень хочет пить, и это представляет проблему; но пока терпимо – 36 часов недостаточно, чтобы погибнуть от жажды.