Оса ликует и по возвращении.
– Я был прав, – говорю, – всё равно – овощ.
Оса бесится.
Но когда ей звонят и сообщают, что ее овощ умер в больнице, жутко расстраивается:
– Да мы все сделали, почему опять врачи-то? Почему они его не вытащили?..
Тут уже жалею я. Все-таки мой секс зависит от всех этих вещей. Мы молчим. Включаю песню Сплина – «Дочь самурая». Догадываюсь, что она представляет себя ей – дочерью. А своего отца, мелкого бандита, – самураем. С розами наперевес. Ей становится легче. «Я права», – говорит она. Наверняка она и умрет с уверенностью, что выиграла у меня.
Но я всегда помогал тем, кому можно помочь. Помогать тем, у кого почти нет шансов, я никогда не буду. Пусть умирают.
35. Léo Ferré: «Les anarchistes»
Меня удивляет, почему в нашей стране, где тупоумные чиновники вечно видят заговор во всем, отряд никто не попытался закрыть за целых 10 лет его существования. Серьезно. Представьте себе организацию, которая (доказано!) действует эффективнее полиции, армии и МЧС в природной среде, а еще – не подчиняется силовикам и часто действует прямо вопреки им. Организацию, которая может развернуть радиосвязь, и пользоваться ей вполне пристойно, и даже с фишками вроде отправки e-mail-сообщений через «двухметровые» частоты. Организацию, которая способна действовать в лесу, ночью, сообща и у которой есть техника для этого. Организацию, в которой каждый второй может оказать первую помощь и транспортировать пострадавших, где работа в режиме ЧС не будет воспринята как нечто из ряда вон выходящее. Организацию, где круговая порука работает, как в мафиозных кланах (случай с Бродягой). Организацию, которая нигде не зарегистрирована; организацию, которая каждый божий день обходит систему; организацию с прекрасно отлаженными горизонтальными связями: выключи из отряда лидера – и он все равно сохранит боеспособность. Правда, я не понимаю, как до отряда не доебались. Это ж опаснейшая штука, существующая как анархическое объединение, которое часто не знает ни закона, ни правил, ни меры.
Мулин – классный поисковик, инженер военной компании – всегда был мне люб: он входил в число «зубров», которых мы зазывали на соревнования. Мулин обладал блестящим умом, и, когда ситуация подкидывала логическую задачку, изящно решал ее. В этом я убедился во время поиска, который про себя всегда называл «поиском туриста».
Пропал – опять мой нелюбимый тип – молодой мужчина, лет 27–28. Турист, очень опытный, с кучей походов крепких категорий – Северный Урал, Кавказ, Саяны, Алтай, какие-то горы на Камчатке; он бывал много где и прошел тысячи километров – и в обычном формате, и бэкпекером, и в автономе. И этот чувак пропал у себя на даче, в Завидове, в лесу. Я сразу отказался верить, что он вообще может пропасть в лесу, и даже не спешил выезжать – зачем бежать в лес, если его там нет?
Еще из дома я сделал несколько звонков и выстроил себе драматургию и сюжет: парень действительно вышел из дома, в определенное, четко установленное время (его видел сосед). За неделю до этого он расстался с девушкой (и с ней я поговорил), и та по-настоящему разбила ему сердце. Кстати, непросто вытянуть из незнакомой девушки признание в изменах по телефону, но я справился. Бедолага неделю сидел на даче и, поскольку на дух не переносил алкоголь и наркотики, просто тупил глядючи в окошко. Я задал заявителям (родителям пропавшего) несколько вопросов.
Взял ли он с собой фонарь? (Он шел в сторону леса за 20 минут до сумерек, и, как опытный турист, должен был брать фонарь, – но не взял.)
Взял ли он с собой таблетки, оружие или веревку? (Отец порылся в туристическом рундуке – и правда, не нашел одной веревки.)
После разговора с родителями я все-таки решаю сделать выезд. Я уверен, что это самоубийца, висельник. Висельников я не видел ни разу.
Звоню Мулину и даю ему весь расклад: «Слав, покури карту, – надо понять, где он может быть». Условия просты: эпатажный самоубийца, т. е. повиснет на виду, есть вектор движения, сеть тропинок, и сумерки, т. е. минут 40 времени, в которые надо успеть всё: дойти и повеситься в хорошем месте.
Через 10 минут Мулин присылает координаты – точка у развилки тропинок на пригорке. Координаты я сразу передаю местным ментам, которые уже на месте. Менты отвечают в своем духе: «И че нам с этими циферками делать?» Ну что ж, опять придется всё самим.
Едем на двух машинах к заповеднику Завидово – и упираемся в шлагбаум, не обозначенный на карте. Деревня – километрах в 5 за шлагбаумом. Оказалось, федеральная служба охраны (по сути, телохранители Путина) контролирует пропускной режим на огромной территории вокруг президентской резиденции. Звонок в управление кризисными ситуациями по Тверской области, тамошний генерал обещает, что нас пустят. Но и МЧС посылают в ФСО. Нас не пускают за шлагбаум. Ссаный сержант с явным удовольствием цедит: «Только тех, чьи номера есть в реестре или на кого выписано приглашение». Естественно, приглашение надо заказывать за пару дней.
Вот такой пиздец. Конечно, я пытаюсь обойти эту проблему – и начинаю договариваться, чтобы нас за несколько рейсов увезли родственники пропавшего. Но сержант, вконец охуевший, наверное, от своей важности, объявляет, что не пустит нас и так.
Нам ничего не остается, кроме как подъехать по другой, лесной дороге максимально близко к деревне и отправиться на место пешком (это 3–4 км). Конечно, я бешусь, что нам надо час топать только до деревни, а потом оттуда начинать поиск, но долго злиться невозможно: все-таки не в первый раз приходится давать крюка и обходить систему, чтобы просто найти пропавшего.
Нам остается пройти километра полтора, когда звонит отец пропавшего: «Я разобрался с навигатором, вбил координаты… он тут». В этом известии о смерти приятного мало, но я все равно чуть ли не визжу от восторга: значит, Мулин точно рассчитал, куда турист мог успеть до темноты. Ткнул в карту и нашел висельника!
Вот до чего же хорошо искать опытного и нормального человека – он предсказуем, понятен. Приятный, должно быть, был парень, как бы цинично это ни звучало.
Идем обратно. В целом ненужная прогулка, конечно. Зато гений и авторитет Мулина отныне и навсегда будет для меня непререкаем.
36. «Иванушки International»: «Колечко»
Поп-группа «Иванушки International» была дико популярна в девяностые. Помню, как девочки в моей родной глухомани устраивали импровизированные дискотеки в подъездах, танцевали на ящиках, в которых хранилась картошка, под «Тучи» и «Тополиный пух», а мальчики распевали всякие ругательные переделанные песни – например, про игроков «мяса»:
Тополиный пух,
Титов – петух!
Цымбаларь – мясная рожа…
Филимонов – лысый пидарас,
И Романцев тоже, тоже, тоже…
С рыжим, Андреем, я однажды делал церемонию вручения каких-то странных наград, посвященных пятилетию телеканала «Русская ночь». Это был такой эротический телеканал, где довольно стремные телки круглосуточно крутились полуголыми перед камерой. При этом ебли там не было. Кто это вообще смотрел?..
Место действия – клуб «Рай», в то время одно из самых злачных и дорогих мест Москвы, устроенное как театр – ярусами, где внизу, в партере, танцевали девки, а в ложах сидели господа, которые пили и ели втридорога. Всё в золоте и красном цвете, кроме сортиров – сортиры были эбонитовыми, поглощающими не только дерьмо с мочой, но и свет. Виллерой и Бош, матовые поверхности, всё красиво. Райский сортир.
В этом клубе я – за сценой, с листочками сценария, расписанного под вручение призов типа «Персефона года» или «Немезида месяца», потому что Афродит на всех не хватило; жду Андрея, чтобы «пройти» текст на площадке, посмотреть, откуда и как будут выходить люди на сцену, и всё такое.
Андрей является пьянющим – и сразу вызывает доверие. Он достает коньяк и угощает меня. Смотрит в сценарий немигающим взором. «А ты можешь, – спрашивает, – мне просто говорить, кому чего вручаем, а там разберемся?» Окей.
Вся церемония проходит мимо любого плана или сценария. Андрей просто болтает, объявляет (иногда поворачиваясь в ожидании подсказки в сторону кулисы), выходит очередная телка, ей достается какой-то мини-идол с шильдиком. Потом – музыкальный номер. Кто-то поет. В это время мы с Андреем жрем коньяк. Потом он снова выходит – и так далее. Для меня это – два часа пьянства с перерывом на песенки и тыща долларов в лапу на выходе.
– Че, подвезти тебя? – после окончания церемонии спрашивает Андрей.
– Ты за рулем?..
– Нет, конечно, водитель есть.
– Слава богу. Не, я на метро, спасибо… там жена ждет.
Хороший парень. Булшит джоб, конечно, но мне плевать.
В тот вечер меня тащила домой жена, я блевал с Патриаршего моста. Москва сияла огнями и предвещала долгую счастливую жизнь. Хорошее было времечко. Я носил трилби и красивый серый пиджак.
Приблизительно так я и рассказываю историю маме Осы, когда мы бухаем в очередной раз на кухоньке. «А у Лизы тоже есть история про рыжего», – заявляет мама. Оказывается, как-то «Иванушки» приезжали в ХМАО с концертами. Во время тура местное ТВ делало репортажи о каждом (!!!) концерте, а было их штук 7–8. И первый репортаж делала Оса. После интервью она отправилась с рыжим в отель, а потом каталась с ним по городам и весям нефтяного края весь этот мини-тур. Собственно, роман, если это можно так называть, завершился через неделю. На память он подарил ей колечко. Колечко! Эта история мне понравилась, и я ее запомнил.
Некоторое время, после периода ярой конкуренции, с Осой у нас были ровные отношения. Наверное, потому что вместе мы только спали. В этом режиме мы могли бы жить и 50 лет, потому что трахалась она здорово и говорила, что я «ее раскрыл». Но когда Оса окончательно потеряла работу и начала нервничать и, что хуже, стала больше бывать дома, а значит, нам надо было общаться, – оказалось, что общаться с ней не так уж и приятно. Она постоянно занималась поисками и как будто забыла о любом другом варианте проведения времени. Когда она звала меня с собой, я предпочитал соглашаться – не хотелось возвращаться к варианту конкуренции. Я расслабился, ездил на ее поиски и спокойно шастал по лесу.