Выяснится, что мальчики пошли в лес, да, с мешком, но там был хлеб. Буханка хлеба. Семья их, так же как и каждая первая семья в поселке, – нищая. Состав: мать и четыре ребенка, все от разных отцов, и ни один не платит алименты. Дети неухоженные, недолюбленные, нахуй никому не нужные.
Каша не заморачивалась сильно, один раз опросила мать и погнала всех в лес.
– А почему Жора сказал, что с ментами непорядок? – спрашиваю.
– Да они долбоебы. На контакт не идут, хотят, чтобы мы тут какой-то хуйней занимались, – отвечает Каша.
Карта поиска внушает ужас – огромный лес, который к северу только километрах в 10 ограничивается непроходимой рекой; на западе – в 4–5 километрах болото, на востоке – также реки и болота, но километрах в 5–10. Итого площадь поиска – не менее 100 квадратных километров относительно проходимой местности. Каша успела закрыть участок прямо у поселка, до лесовальных просек в паре километрах к северу, то есть крохи.
На самом деле она механически закрывала площадь, не более того. Версий у нее, по сути, не было, только неистовое желание спустить пруд посреди поселка и загнать водолазов в воду, хотя это было спорно – старшему пропавшему 10 лет, это уже «безопасный» относительно версии утопления возраст.
Прибывших со мной я отправляю в лес дозакрывать задачи Каши, а сам иду искать полицию. Их штаб – в школе.
Первым встречается опер из Кирова, ведущий дело, Сеня. Адекватнейший парень.
– Пойдем кофейку дерябнем, – сразу приглашает в какой-то кабинет завуча, который на время поиска отошел ему.
Он сразу начинает прощупывать почву – кто я таков да чего мне нужно. Коротко рассказываю ему про дорогу, анекдот про Сибирь и про то, что увиденное правда напоминает Новосибирский поиск. Поняв, что я в порядке, Сеня переходит к разговору напрямки:
– А че за девушка у вас тут была за главного?
– Каша, что ль?
– Да. Ее кто общаться учил?
Выясняется, что Каша орала на полицейского генерала и, обложив того хуями, отказалась иметь дело с полицией.
– Погоди, – говорю. – А генерал чего хотел?
– Всех, кто есть, 300 человек, загнать в лес, и большой цепью прочесать, и чтоб ваши были старшими в строю.
– Сень, это малоэффективно вообще…
– Да, но это его идея фикс.
– Сможем так: мы вечером дадим людей – а завтра все работают с нами?
– Поговорю с ним. Ты вечером приходи на наше совещание, разбор полетов.
– Окей. Че говорить?
– Скажи, что молодцы, хуе-мое, нормальным пацаном просто будь и прямо предлагай.
– По рукам.
Я возвращаюсь в штаб, грустный и без дополнительных вводных. Жаль, что мать нельзя опросить – ее увезли в город, в следственный комитет. Хотя какой толк возить мать, у которой пропали дети, за 300 км на допрос?
Через полчаса Сеня приносит мне материалы – всё, что у него есть по первому опросу матери, и все свидетельские показания, собранные, кстати, весьма толково. Увидев кольца на руках Сидоровой, которую я оставил при штабе, Сеня советует: «Рыжье сними». Сидорова недоуменно взирает на Сеню. «Золото. Вместе с руками тут могут оторвать».
Я расчерчиваю карту и начинаю планировать задачи. Больше всего меня интересуют болота. Судя по характеристикам опытных старших, которые докрикиваются в штаб по рации, лес – простой и прозрачный. Пару групп, которые уже вернулись и готовы снова идти в лес, я отправляю туда, на запад, моля их прорваться к болоту, прямо к его берегу, и по возможности его оконтурить, то есть обойти.
Несколько человек, оставшихся в штабе, отправляются на опросы соседей и знакомых мальчиков. После опросов картина мира, как всегда, расширяется: оказывается, вечером перед пропажей мальчиков в поселке, откуда нереально выехать незамеченным (все машины на виду, дорога одна, автобусов почти нет, все знают друг друга в лицо), был вечер встречи выпускников школы. Соответственно, было много людей на новых для поселка машинах и некоторые – из других регионов.
Продолжив ковыряться в жизни поселка, находим одну подозрительную личность: какая-то девушка, сотрудница зоны, резко сорвалась в Татарстан – взяла больничный и уехала в день пропажи мальчиков. Она знала их лично и была знакома с отцом одного из ребят, жившим тоже в Татарстане. Так, это уже что-то. Я иду к Сене и рассказываю ему эту историю. Сеня тут же, позвонив в пару мест и подтвердив мою информацию, берет СКшников – и мы идем взламывать ее дом. В доме обнаруживаем следы спешки: на полу валяются вещи, которые девушка с собой не взяла, на кухне, прямо на столе, в тарелке, гниет какая-то лапша. Сеня обещает проверить девушку – с кем ехала, как, и отослать запрос в Татарстан.
В штабе меня ждет сюрприз – одна из групп, работавшая у болот, нашла следы: две пары, похожие по размерам (большой 38-й, маленький гораздо меньше, 34-й), что близко к размерам ног мальчиков. Они шли по свежим следам, которые петляли в сторону болот, потом встретили и обратные следы. Еще одна группа, отправленная туда же, в соседнем квадрате нашла не только следы, но и свежую кучку какашек и вызвала меня по рации.
– Какашки человечьи? – задаю вопрос.
– Ну, похоже.
– Следы рядом есть?
– Есть.
– Посмотри, там в какашках есть фракции чего-нибудь?
– Морковка, наверное…
– Дерьмо твердое, колбаской?
– Колбаской.
– Какого диаметра?
– Что?
– Дерьмо толще твоего обычного?
– Нет, тоньше… гораздо.
Так мы поняли, что какашки могли принадлежать ребенку. Это уже что-то. Следы и свежие какашки, но слишком близко к поселку (так близко, что слышно собак и нетрудно добраться до просек, чтобы выйти, на это должно хватать интеллекта десятилетки). Надо попытаться понять, ходил ли кто-то из поселка на болото в последние дни, – и ребята идут на еще один круг опроса. Сеня, пришедший нас проведать, уже не удивляется количеству информации: «Скажешь об этом генералу».
В классе школы – с десяток дядек разной степени мордастости, все важные, щекастые. МЧС, полиция, СК. Самые дохлые тут – мы с Сеней. Поначалу скучные офицеры, егеря и фсиновцы отчитываются о проведенных за день работах. Потом генерал рисует на карте шеренгу – для иллюстрации того, как всем нам предстоит провести вечер. 300 человек, по мысли генерала, ровным победоносным строем проходят пару километров в ночи, ловко разворачиваются и чешут соседние квадраты в обратном направлении. Тут Сеня вставляет свои пять копеек: «Волонтеры организуют нам шеренгу». Генерал удивляется. Послушав меня пару минут – я объясняю, как лучше сделать длинную цепь, на примере Новосибирска, – генерал кивает и соглашается. Затем я перехожу к какашкам – и это производит мини-фурор. К вопросу о совместной работе я начинаю подкатывать, но Сеня дает знак мне заткнуться.
После совещания я стою и курю на крыльце. Сеня выходит минут 10 спустя:
– Всё, завтра забирай всех. Утром генерал на разводе это скажет, работайте.
– Что помогло?
– У тебя – какашки, у них – ничего.
Но в штабе меня ждет разочарование.
– Штапич, мы нашли автора какашек. Ты не поверишь, здесь есть карлица, она с матерью ходит за клюквой на болото. Это были они, и следы их, и какашки.
За день я уже пообвыкся видеть лица с явными признаками вырождения, но – ВТОРОЙ КАРЛИК на малюсенький поселок в 2 тыщи человек?
Вечером уставшие и заебаные волонтеры вынуждены терпеть мою тиранию – я объявляю, что нужно выстроить цепь и прогулять полицию и МЧС по лесу. Ребята ворчат, но смиряются. При этом я отправляю не всех, а самых крепких и лояльных, кому можно было прямо сказать, что мы немного поиграем в полицейские игры, а завтра займемся делом. Остальные ужинают и ложатся спать.
Места в зале уже нет, и свой спальник я кидаю за кулисы, на сцене. На кулисе, с внутренней стороны, приколот текст а-ля суфлер:
За окошком снегири
Греют куст рябиновый,
Наливные ягоды
Рдеют на снегу.
Я сегодня ночевал
С женщиной любимою,
Без которой дальше жить
Просто не могу…
Прогулялись ребята не зря. Черчу задачи и радуюсь: теперь на 40 старших групп (а у нас были только опытные волонтеры) приходится 200–250 штыков полиции, и мы можем работать в полноценные 40 групп. 40 групп!!! Если бы у нас было 40 волонтеров, это всего 8–10 групп. Мы сможем много, и я самодовольно отчитываюсь Жоре: «С ментами всё ок. Завтра будем вытаптывать лес».
Утром отпадает «татарская» версия. Оказалось, что девушка сорвалась и уехала, потому что у ее бывшего любовника нашли ВИЧ. Она поехала в Казань проверяться.
Часа 3 уходит на то, чтобы отправить группы в лес (и это с учетом заранее расписанных задач). На каждую группу – никак не меньше трех-четырех минут. К концу постановки задач остаются «дальние» квадраты. Самая сложная задачка – проверить реку, которая ограничивает зону поиска с севера. Мне жалко отдавать туда, в маловероятные квадраты, опытных людей, а неопытные не могут пройти за день 35–40 км. Подходит хрупкая и невысокая девушка.
– Отправьте меня на задачу, вот дальнюю.
– Я не могу отправить вас одну.
– Не, я только одна.
– Вы понимаете, есть правила безопасности, вам нужна пара.
– Нет, за мной же никто не угонится.
Мне становится забавно.
– А как вас зовут?
– Марина. Марина Галкина.
Я знаю это имя. Этот сверхчеловек в одиночку пересекал Чукотку – от Тихого до Северного Ледовитого океана. Она же – чемпионка мира по «рогейну».
– Та самая Марина Галкина?..
– Да.
– Смотрите карту. Речка на севере…
Марина – это легенда. Супербоец. Пуля.
День проходит в рабочем порядке. Мы пытаемся найти новые ниточки, но их просто нет.
Дети, дружившие с пропавшими, опрошены Сеней – никаких зацепок. Большинство людей с «вечера встречи» Сеня тоже достал и опросил через коллег из нескольких регионов. Сеня вообще молоток, образец опера по части эффективности и энергии.
Отцы детей не стали бы скрывать их у себя (во-первых, каждый должен был скрывать не только своего, но и чужого, во-вторых, у обоих отцов были проблемы с законом, и им вряд ли хотелось бы поиметь их вновь на ровном месте).