Как будто так сложно найти, кто отсосет, а. Я начал искать себе Снегурочку.
Корхонен поразила переменами. «Я прошла реабилитацию. Не пью уже месяц. Вообще». Окей. Не ебаться же с ней трезвой.
Оказалось, что все девки заняты или им не до меня. 1 января – на что рассчитывать? Сложно найти девочку, ох сложно.
Но с Осой мы всё равно опять разбежались. Хорошо, что уже 5-го я собирался в Казань, на обучалку: ждал, что это поможет развеяться, а может, и потрахаться удастся с кем-нибудь.
Сел в поезд. Повезло – один в плацкарте. Думал, с удовольствием высплюсь. Но нет. Утром меня разбудило позвякиванье. Открываю глаза, напротив – монах в рясе, обсуждает по телефону какие-то припасы, которые ему предстоит сделать. «Конину будешь?» – спрашивает и открывает бутыль. Мы поболтали о жизни, он оказался дважды судимым, причем второй раз сел, уже будучи иноком: порезал каких-то чуваков под героином, и после отсидки ему дали логичное послушание – ухаживать за наркоманами.
В Казани на платформе меня встретила Мариам, руководитель местного отряда, страшная, но забавная. Мы пили весь день, а потом поехали в какой-то кубинский кабак танцевать самбу. Я, не отрываясь, смотрел на ее задницу, выделывавшую какие-то очень животные и гладкие движения. Но Мариам не далась, причем оригинальным способом: «А оно тебе надо?» – спросила. Я не типичный алкаш, я могу задуматься. Я подумал – да и правда, нахуй надо, душа и так не то чтобы запятнана, она уделана всяким дерьмом так, что и души там уже почти не видать.
Наутро я, похмельный и немощный, искусственно разогнав в себе злость, провел обучалку в подвале католической церкви. В ходе обучения монашки, которые сновали туда-сюда, просили потише матюгаться, – и я матюгался потише, но отчаяннее: «Ну вы, татары, и выбрали место для обучалки, единственный костел в городе…»
Домой я приехал неудовлетворенный. И… опять вернулся к Осе. Блять, зачем??? Что тащило меня, ЧТО блять, какая такая смертная тоска?.. Кажется, если бы я лег, недвижим и пьян, – то даже ветер пригнал бы мою тушку, переворачивая и царапая ее об асфальт, к дому Осы, и, подняв метра на два, ебнул бы на капот KIA Sportage, и сигнализация разверещалась бы, и вышла бы Оса, вся в золоте, и уебенила бы меня заклятьем…
Я начал много пить. Очень. Каждый день.
Поиски вообще ушли из жизни.
Оса бесилась, но главная ее головная боль – ипотека, выросшая в два раза вместе с швейцарским франком, – была сильнее.
Правда, постепенно она начала понимать, видимо, что я – способ выбраться из этого дерьма. И решила исправить положение. Она начала за мной ухаживать и подталкивать: возьми подработку, не пей, а мы тебя тут покормим, и вообще у нас всё так хорошо и дружно… Перемена была столь разительна, что я даже с пьяных глаз не мог не заметить. Видимо, ее тоже довело отчаянье, и вместо психоза она выбрала смирение. То есть меня, ебаната.
8 марта. День, в который неизменно происходит хуйня.
Оса решила, что нельзя допустить, чтобы я один полетел на обучалку в Ебург. Мало того, она решила, что в этот хуев праздник она сделает себе подарок.
Я был настолько явно против совместной поездки, что это нельзя было не заметить. «Нет, ты мне нахуй там не нужна», – прямым текстом говорил я.
Но дело же отрядное, мать его растак. Она заказала билеты (это делала именно она в отряде) у спонсоров на нас обоих. Гостиницу тоже.
В аэропорту началось что-то невероятно блять тупое, неожиданное и ужасное. Она прислала мне фото своей пизды. Из туалета. Ушла в туалет, сфотографировала пизду и прислала. Я смотрел на экран, стоя в очереди в «БургерКинг». Я охуел настолько, что не сразу закрыл картинку. Армяне, стоявшие рядом, тоже начали смотреть в экран. Я взял два пива. Первое выпил почти залпом. Армяне за соседним столиком угорали. Подошла Оса, и армяне всё поняли.
Мне нечего было сказать – ни Осе, ни армянам, которые подмигивали.
Мы прилетели, я провел обучалку у Ройзмана – в доме, где у него полно икон.
Когда я рассказывал о поисках в своем духе – и вы тут тоже нихуя не сможете, – меня перебила симпатичная блондинка.
– Ты врешь, – сказала она.
– Почему?
– Я эксперт по реакциям, знаешь, как «Обмани меня», только преподаю в ФСБ. Ты сейчас делаешь характерные жесты – отступаешь назад, не веришь в то, что говоришь, трешь ухо и нос, значит, врешь.
Ее звали Леной. После обучалки я позвал ее в кафе, и, если бы не Оса, вечер у нас с Леной был бы что надо. Но нет.
Потом нас – уже поздно вечером – позвали в бар местные поисковики. Меня отдельно попросили переодеть штаны: «У нас “на спорте” нельзя, в бар не пустят. Считается, что только люди с окраин так ходят. Ну, гопники с Химмаша». Я надел джинсы, и мы пришли в ебургский бар: все девки в платьях и на каблуках. Тут тоже могло бы повезти. Но нет. Оса.
Она так мне надоела, что, когда вышла из душа в костюме в сеточку, где вырез был только на пизде, – я просто обложил ее хуями.
Она – вся такая, по ее мысли, эротичная – была не готова к этому обкладыванию и начала драться. Ее 8 марта из планируемых секс-игр превратилось в адову битву. Мы вовремя остановились – сказался присутствующий у обоих опыт разводов и предшествующих семейных драк.
Я надеялся, что всё кончено. Но нет.
54. «Ленинград»: «Турбобой»
Оса съехала с катушек и решила устроить мне сюрприз на день рождения. Она позвала моего друга детства, Кису и ее парня (того самого предпринимателя, которому суждено было вскоре попасть в долги к ингушам). С парнем мы не были знакомы, но именно он был за рулем машины Осы.
Я начал пить прямо с утра. Хотя даже не знал, куда мы едем. Уже к МКАДу я был пьян.
Там, на выезде из Москвы, мне подарили халат – белый, как у Лебовски, у лучшего чувака на планете. Всегда жалел, что я не в Лос-Анджелесе 1991 года, у меня нет Уолтера и боулинга, да и ебанутая художница завсегда была бы кстати. А ковры – хуй с ним с коврами, никогда не любил их.
Короче, я оказался в голубых «авиаторах» Ray-Ban и белом халате, с бутылкой Jim Beam, в тачке, на Смоленской трассе.
Я быстро догнал, что мы едем в Минск. Меня эта история напрягла: столица Белоруссии – вот уж не лучшее место гулять в халате пьяным.
Но, пока мы ехали, я ужрался и заснул. А мои друзья и Оса совершили ошибку. Угадаете? Они дали мне проснуться. ДАЛИ МНЕ ПЬЯНОМУ ПРОСНУТЬСЯ. Так нельзя поступать. Потому что до сна я, пьяный, как правило, счастлив, иногда избыточно сексуально активен, но в целом безвреден. А после – блять, ну почему, ну за что, все же знали об этой фишке…
Я хамил продавщице на заправке, заявив, что большего дерьма, чем Белоруссия, я еще не видел (что вообще-то неправда: мне там нравится), потом перебежал шоссе и ловил машины, стоя у отбойника посередине дороги. Мой друг детства, не знаю как, уговорил меня сесть в тачку. Ваня, парень Кисы, сильно нервничал – он не ожидал такого пиздеца. К их счастью, я выпил и снова уснул.
Когда мы приехали… блять, можно даже не угадывать. Меня снова разбудили. Я устроил скандал и ушел на вокзал. Кстати говоря, в Минске я был впервые, но это мне никак не помешало. Я купил билет, ждал поезд. Он пришел. Я сел. Поезд стоял добрый час, в который я успел попить чаю, немножко протрезветь и передумать. Я вернулся к ним, в квартиру, которую они сняли.
Утром я с удивлением (я всегда удивляюсь) вспоминал, че творил. Ваня старался на меня не смотреть. Я понимал, что он страшно хотел бы мне ебнуть, но, как оказалось, тут всех более-менее устраивает мое поведение, то есть они уже такой цирк видели и понимают, что оно так не всегда.
Собственно, сюрпризом был концерт «Ленинграда». К тому моменту группа еще играла более-менее ска, а не ту хуйню, которую они лабали последние годы своего существования. Да, уже не было Юли Коган, и это минус, но в остальном – ничего, с пивом и виски покатит.
В ожидании концерта мы прогулялись по Минску. Я запомнил, что в парке аттракционов, где уже работали карусели, гуляли только военные. Парами. Офицеры по двое бродили по аллеям с суровыми рожами. Даже мамочек с колясками видно не было, а если бы и были – то у них под кофтами, конечно, прятались бы погоны майоров. Потом мы пошли в какой-то центральный магазин, где на первом этаже был замечательный, отдающий совком, пахнущий кислым пивом бар. Там выпили и двинули на концерт.
Концерты «Ленинграда» – это толпа пьяных мужиков, в поту, облитых пивом, толкающихся и орущих. Но Минск – это Минск, белорусское Монте-Карло. В зале я увидел телок в коктейльных платьицах, со всякими мартини и маргаритами в СТЕКЛЯННЫХ бокалах. Я даже дар речи потерял. Мне захотелось проверить афишу – туда ли мы пришли. Но ближе к делу начали стекаться пьяные парни, которые до начала спокойно бухают по углам, а при первых аккордах рвутся к сцене. Вот тут-то и началась жара. Телки на карачках со своими коктейлями выползали через орду разгоряченных, жирных и не очень, но всегда активных тел.
Я поорал, попрыгал, всё путем. А Оса… она уничтожила всякую надежду. Она виляла жопой, прям стыдно извивалась под ска. Отныне и до конца жизни, если только память не оставит меня, я не смогу это развидеть.
Прошла пара недель. Я пил ежедневно, помногу. В один прекрасный момент я пришел и попытался сломать комп Осы. Не помню, что меня сподвигло. Жадность. Тупость. Нищета и ублюдочность. Оса не дала мне это сделать, и они с матерью вытолкали меня из дома. Последней в пылу я, кажется, случайно сломал палец.
Я не забирал вещи. Оса через месяц передала их моему брату.
Всё наконец закончилось. Почти без жертв.
Но бухать я не бросил, и это пугало даже меня, что уж говорить о людях, которым явно было не по себе от типа в халате и тапках в центре города.
Я написал Корхонен: «Как ты бросила?» Она отвезла меня в клуб анонимных алкоголиков. Я послушал истории про то, как парень трахал бомжиху или как мужик продал одежду своей дочери, чтобы побухать. Тут я понял, что я еще не конченый алкаш, и мне стало легче. С того момента я не злоупотреблял, хоть пить не бросил.