Летом, гуляя в халате, я завел пару романов. Один – даже на трезвую голову. Жизнь стала наполняться красками.
55. «Би-2»: «Она»Вместо эпилога
Осенью я решил написать эту книгу. Комментарии под разными треками, которые как-то связаны с поисками.
Я позвонил Хрупкому, напоил его пивом и стал выспрашивать его историю. Но этот стыдливый сукин сын молчал и не говорил всей правды – например, за что сел. А книгу-то я хотел написать – про него.
Тогда я попросил: «Слушай, а дай номер своей Милы, я с ней поговорю про тебя».
Надо сказать, что Хрупкий половину каждой пьянки посвящал однообразным завываниям в духе «какой я мудак, как я без нее», – и при этом никогда с ней не связывался, как будто желал иметь такую душераздирающую травму, чтобы прощать себе за нее вообще всё на свете (еще иногда он прощал за то, что он спасатель, – типа людям помогает и потому может делать глупости).
Я знал, что Мила скажет всё – она всегда смеялась над моими шутками, и мы нормально общались.
– Алло. Тут такая история, хочу книгу написать, нужно про Хрупкого поговорить.
– Штапич, это какой-то развод, прикол?
– Не, правда. Пива попьем, поболтаем.
– Ла-а-адно.
Я сел в кафе на Никитском бульваре, взял пива. Когда Мила пришла, я уже был хорош, господи, я уже был очень хорош.
– Пиво будешь? – промямлил я.
– Ага.
Про Хрупкого мы говорили минут 10. Потом – просто о жизни.
Мила оказалась приятнейшей особой и очень приглядной – вместо кудряшек у нее уже были дреды, но это было даже кстати. Нижняя, слегка оттопыренная губа вообще сразу стала моим кумиром.
Мы вышли. Тут, благодаря узкому и людному тротуару, я как следует рассмотрел и припомнил ее задницу.
– Слушай, а водку будешь? – спрашиваю, левой рукой пытаясь нащупать последнюю тысячу в кармане.
– Давай.
Тыща на месте. Пошли в «Маяк», выпили водки, съели форшмак и продолжили болтать.
– Я домой пешком хочу, – говорит.
Это час ходьбы.
– Ну, пойдем.
Всё было решено уже к Кузнецкому мосту. Первый поцелуй – водочно-селедочный, со вкусом родины.
Идеальный рот Милы.
Я проснулся у нее. Секса не помню, но он был, Мила говорит – очень плохой. Охотно верю.
Через несколько дней я решил рассказать обо всем Хрупкому. Понятно, что они давно не вместе, но надо же довести…
Хрупкий нажрался. Говорил, что так и знал, что это произойдет.
Потом хотел драться. Потом выпил еще.
Плакал. Обнимался.
Говорил, что потерял друга. «Какого?» – спрашивал я.
Потом он набрал ванну и плакал, сидя в ней.
Потом снова хотел драться.
Постоянно противоречил себе: то Мила блядь, то надо ее беречь, потому что она лучший человек, что он когда-либо видел.
Утром я сформулировал Миле объединенную рекомендацию: «Береги эту шлюху, она лучшая. Если с этой блядиной что-то случится, я тебя выебу».
Мила. Сразу стало ясно, что это очень серьезно и по-настоящему. Так, как было только очень давно, лет 10 назад.