— Господин, — позвала она. — Да?
— Можно, чтобы Алейна, твоя послушная девушка, твоя исполнительная рабыня, начала учиться танцевать?
— Ты еще не забыла молодого кочевника? — спросил я. Она мрачно потупила взор.
— Не умея танцевать, тебе будет трудно его покорить.
— Да он просто скотина! — взорвалась она. — Он ужасный! Ужасный! Ты видел, как он меня оскорбил?
— А ведь ты можешь попасть к такому же.
— Ужасно, — простонала она и заплакала.
Невзирая на ее возмущение, я ощупал ее тело. Оно было горячим и влажным.
— Хорошо, маленькая Алейна, — сказал я. — Я научу тебя танцевать, ибо в твоем теле горит огонь рабыни.
— Нет!
— Огонь рабыни, — повторил я и захлопнул полог курдаха.
С востока и с запада на караван налетели визжащие аретаи с копьями и ятаганами. Ни каваров, ни та'кара они не нашли.
Сулейман был умным и рассудительным человеком. К тому же он обладал большим вкусом. Он внимательно изучал камни. Он подготовил мне ловушку. — Двадцать пять весов финиковых кирпичей, — сказал он.
— Девяносто, — ответил я.
— Ты назвал слишком высокую цену.
— Но твоя цена, великий паша, показалась мне чересчур низкой.
— Где кавары? — заорал Шакар, предводитель аретаев, когда его отряд окружил караван. Рядом с ним восседал на кайиле его сподвижник Хамид.
— Уехали, — пожал я плечами. Если бы они попались в ловушку, живым не ушел бы никто.
Таких людей, как Сулейман, надо уважать.
Реальная стоимость камней, как я выяснил в Торе, составляла от шестидесяти до восьмидесяти весов финиковых кирпичей. Естественно, меня интересовал не торг, а возможность встретиться с Сулейманом. Прошел уже месяц с тех пор, как я приехал в оазис. И только сегодня паша согласился принять меня. Не так давно сюда же прибыл с караваном Ибн-Саран. Всего в Девяти Колодцах проживало около двадцати тысяч человек, в основном мелкие фермеры и ремесленники с семьями. Это был один из самых крупных оазисов в Тахари. Для меня было очень важно повидать Сулеймана. В подтверждение своей легенды я хотел продать ему камни. Кроме того, получив за камни финиковые кирпичи, я мог бы по дороге на восток с успехом выдавать себя за торговца финиковыми кирпичами. Меня не оставляло подозрение, что согласие Сулеймана предоставить мне аудиенцию как-то связано с прибытием в оазис Ибн-Сарана. Похоже, он решил защищать мои интересы. Конечно, он помнил меня по дому Самоса. Я уже решил, что, если не удастся увидеть Сулеймана в ближайшее время, надо отправляться дальше. Без проводника это было чрезвычайно опасно. В Тахари принято убивать тех, кто пришел составлять карты этой страны. Местные жители хорошо знают пустыню и не хотят, чтобы ее узнали другие. Без проводника, знающего, где искать воду, отправляться в Тахари — самоубийство. Я предлагал проводникам хорошие деньги, но ни один человек до сих пор не откликнулся. Все ссылались на угрозу войны, утверждая, что в такое время отправляться в путь чрезвычайно опасно. Я подозревал, что им просто запретили соглашаться. Удалось вроде бы уговорить одного парня, но на следующее утро он явился ко мне и сказал, что передумал. Слишком опасно в такое время пускаться в путь по пустыне. Иногда мне попадался Хамид, помощник Шакара, предводителя отряда аретаев. Он по-прежнему был уверен, что я каварский шпион. Но как только в оазис прибыл Ибн-Саран, меня допустили к Сулейману. Может быть, Сулейман ждал Ибн-Сарана? У меня создалось впечатление, что Ибн-Саран пользовался в Девяти Колодцах влиянием большим, чем можно было ожидать от простого торговца солью. Я видел, как люди отступают в сторону перед его кайилом и приветственно поднимают руки.
Танцуя, Алейна почувствовала силу и власть Ибн-Сарана. Полураздетой танцовщице, демонстрирующей свою красоту, нетрудно определить, кто из смотрящих на нее обладает силой и властью. Я даже не знаю, как им это удается. Конечно, в определенной степени многое зависит от одежды, но гораздо важнее, как я понимаю, манера держаться, уверенность в себе, взгляды, которые мужчина бросает на понравившуюся ему женщину. Рабыня чувствует, обладает ли желающий ее мужчина силой и властью. На подсознательном уровне взгляд властного мужчины потрясает женщину, и она начинает лезть из кожи вон, чтобы понравиться ему еще больше. К рабыням это относится в особой степени, поскольку у них женское начало оголено самым бесстыдным и наглым образом. Ибн-Саран равнодушно взирал на танцовщицу и потягивал горячее черное вино.
Алейна бросилась перед ним на пол, подергиваясь в такт музыке. Мне показалось, что она увидела в нем богача, который сумеет обеспечить ей жизнь, свободную от унизительных трудов обычной женщины. Она надеялась, что с ним ей не придется размалывать зерна тяжелым пестиком, шить одежды, взбивать молоко в бурдюках и выпасать скот на жаре.
Я наблюдал, как она извивается, ползает на животе, дергается, стонет и простирает к нему руки.
За уроки танцев, которые начались сразу же после нашего прибытия в оазис Девяти Колодцев, я заплатил сущие гроши, а между тем стоимость Алейны возросла раза в два или три. Плата за уроки была, с моей точки зрения, неплохим вложением денег. Моя собственность росла в цене. Но самое главное — уроки принесли неоценимую пользу самой девушке. Она окунулась в учебу с невероятной энергией и прилежанием, часами отрабатывая такие простые движения, как вращение кистью.
Ее учила танцовщица из кофейни по имени Селейна. Вместе с ней я взял в аренду флейтиста, а чуть позже игрока на каске.
Как-то раз я зашел посмотреть, как идут дела. Алейна лежала на песке, вся мокрая от пота и увешанная колокольчиками.
— Часто тебе приходится ее бить? — поинтересовался я у Селейны.
— Что вы, — откликнулась рабыня. — Никогда не видела таких усердных учениц.
— Играйте, — приказал я музыкантам.
Они играли до тех пор, пока я не остановил их, подняв кверху палец. В ту же секунду Алейна замерла, высоко подняв правую руку и положив левую на бедро. Взгляд ее замер на пальцах левой руки, словно она не могла поверить, что они осмелятся погладить ее кожу. Затем она вышла из позы, встряхнула головой и, тяжело дыша, спросила:
— Нравится ли господину его девочка?
— Очень, — ответил я. — Вне всякого сомнения, ты понравишься и молодому кочевнику.
Она презрительно фыркнула.
— Такие, как он, для меня больше не существуют. — Она тут же склонила головку и прикусила губу — Конечно, господин сделает так, как сочтет нужным, но ведь богатый человек даст за меня больше денег.
Она опустилась на колени, пот струился по ее гладкому телу и капал на песок.
— Пожалуйста, господин, продай меня богатому человеку.
Я жестом приказал ей подняться и дал знак музыкантам.
Начался новый танец.
Я наблюдал за ее движениями. Не исключено, что она сумеет заинтересовать и солидного покупателя.
А что, если, подумал я, продать ее Сулейману? Танцевала она хорошо.
— Первый раз вижу, чтобы рабыня так быстро и естественно усваивала науку танцев, — похвалила ее Селейна.
— Она прирожденная рабыня, — отозвался я.
— Разве может женщина чувствовать себя другой в ваших руках? — произнесла Селейна, глядя мне в глаза.
— Иди в альков, — приказал я. В конце концов, я ее арендовал. — А ты работай, — сказал я Алейне.
— То, что я хорошо танцую, — заявила Алейна, не прекращая двигаться в такт музыке, — еще не значит, что я прирожденная рабыня.
Я улыбнулся и пошел в альков вслед за Селейной.
— Меня еще не укротили! — выкрикивала Алейна. — Еще ни один мужчина меня не укротил!
— А ну, на колени! — обернулся я.
Алейна немедленно опустилась на колени.
— Скажи: «Меня укротили».
— Меня укротили, — с готовностью повторила она.
Это был бунт покорности.
— Работай дальше, — сказал я.
Музыканты заиграли, и девушка возобновила свой танец. Это выглядело великолепно. И неправдоподобно. Эта дурочка действительно не подозревала, что она — прирожденная рабыня.
Я любовался ее движениями.
Она призывно мне улыбнулась. Я наблюдал, как закружились ее светлые волосы, когда она начала бешено вращаться. Глаза ее на мгновение фиксировали какую-то точку в комнате, танцовщица делала поворот, голова ее резко дергалась, и она снова смотрела в ту же точку. Затем она закончила вращение и замерла, высоко подняв руки над головой. Тело прямое, живот втянут, правая ножка вытянута, пальчики едва касаются пола. Затем она снова приняла исходную позицию. В Тахари хорошо заплатят за ее белую кожу. Светлые волосы и голубые глаза еще больше повышали ее стоимость. Но самое главное достоинство заключалось в том, что девчонка выглядела дьявольски красивой, как на мордашку, так и на фигуру. Тело ее было хоть и не полным, но удивительно соблазнительным и округлым. По земным меркам она была пять футов четыре дюйма ростом. Личико у нее было просто прелестно, особенно губы. Удивительно женственное лицо. На таком лице читаются все эмоции. Губы начинают быстро дрожать, глаза быстро увлажняются и наполняются крупными слезами. Она очень легко обижалась и не умела контролировать своих чувств, что для невольницы всегда считалось большим плюсом. Ее ранимость и четкая выраженность чувств делали ее особо желанной и уязвимой для мужчин. Эти качества облегчали им задачу и приносили дополнительную радость. Как-то раз я увидел ее почерк. Он выдавал бьющую через край женственность. Особенно же это проявлялось в танце. В ее животе горел огонь рабыни. С ней проблем не возникнет. Она принесет хорошую прибыль. Приобрести Алейну, прикидывал я, сможет позволить себе только состоятельный человек.
Большая удача привезти такую девушку на юг. Я не сомневался, что она окупит себя в несколько раз.
— Господин! — позвала меня из алькова Селейна, танцовщица из кофейни. Она стояла за опущенным шелковым пологом. Одежду она уже сбросила.
— Пожалуйста, господин! — умоляюще произнесла она. Под тесемками колокольчиков я видел металлическое кольцо на шее. .