— Надеюсь, что так и будет.
— Идиот! — взорвалась она. — Слин! Я — Тарна! — Она взмахнула ятаганом. — Я сражаюсь лучше любого мужчины!
Я встретил ее атаку. Тарна оказалась опытным бойцом. Я защищался от ее ударов, стараясь делать это помягче, чтобы она не потянула плечо. Я позволял ей колоть, рубить, делать выпады и защищаться. Дважды она в ужасе отпрыгивала назад, сознавая, что раскрылась для моего удара, но я ее не зарубил.
— Ты не соперник для воина, — сказал я. Я не преувеличивал. Мне приходилось скрещивать клинки с сотнями людей, любой из которых прикончил бы ее в два счета.
Тарна продолжала яростно нападать.
Я играючи отбивал удары красавицы. Она рубила, рыдая от злости. Отбив выпад, я провел клинком по ее животу, показывая, как нельзя нападать.
Она отступила и снова бросилась вперед. На этот раз я защищался жестко, чтобы она прочувствовала вес ятагана в руке мужчины. Она тут же стала пятиться, пока не уперлась спиной в колонну. Оружие ее опустилось. Тарна не могла поднять руку. Я поднес клинок к ее груди. Она дико взвизгнула и метнулась в сторону. Снова подняв ятаган, Тарна кинулась в бой. Я встретил ее оружие высоко над головой, а потом резко отбил его в сторону. Потеряв равновесие, Тарна полетела на пол. Я тут же наступил сапогом на ее правую руку. Маленькая кисть разжалась, и ятаган со звоном покатился по каменным плитам. Я приставил клинок к ее горлу.
— Встань, — приказал я.
Подняв ее ятаган, я переломил его о колено и швырнул обломки в угол.
Тарна застыла посреди комнаты.
— Можешь надеть на меня веревку, — сказала она. — Ты завоевал меня, воин.
Я обошел разбойницу кругом, рассматривая приобретение. Она гневно сверкала глазами.
Легким ударом ятагана я разрезал до конца левую штанину ее шальваров. У нее оказались восхитительные ноги.
— Пожалуйста, — произнесла она.
— Сними сапоги, — приказал я. Пленница недовольно повиновалась.
— Ты что, собираешься привести меня к пашам босую? — спросила она. — Ты так сильно меня ненавидишь, что собираешься еще и опозорить?
— Разве я не взял тебя в плен? — спросил я.
— Взял.
— Тогда делай, что тебе говорят.
Потом я приказал ей встать на колени. Она опустилась на плиты и уронила голову на руки. Несколькими взмахами ятагана я раздел ее догола.
— Что тут у нас? — спросил, входя в комнату, Хассан. Я с удивлением отметил, что он переоделся. Вместо
белоснежного одеяния высокого паши каваров он облачился в простую и добротную одежду разбойника.
— Подними голову, красотка, — сказал я, подсунув острие ятагана под подбородок девушки.
Она посмотрела на Хассана залитыми слезами глазами. В этот момент она была невероятно красива.
— Перед тобой Тарна, — сказал я.
— Такая хорошенькая? — улыбнулся Хассан.
— Ага.
— Твоя добыча, — развел он руками. — Надевай веревку ей на шею. Гарун, высокий паша каваров, и Сулейман, высокий паша аретаев, хотят ее видеть.
Я улыбнулся и вытащил из-за кушака моток грубой невольничьей веревки.
— Не сомневаюсь, — сказал Хассан, — что Гарун, высокий паша каваров, и Сулейман, высокий паша аретаев, заплатят хорошие деньги человеку, который приведет им Тарну.
— Надеюсь, — ответил я.
— Сулейман просто жаждет ее увидеть, — добавил Хассан. Я набросил петлю на шею красавицы. Она была моей. Хассан разглядывал обнаженную соблазнительную женщину.
— Я не хочу умирать! — неожиданно крикнула она. — Я не хочу умирать!
— Наказание за порчу колодца не бывает легким, — заметил Хассан.
Тарна рыдала, уронив голову на пол. Моя веревка уже затянулась на ее шее.
— Пошли, женщина. — Я потянул за веревку, и ее голова дернулась. — Тебя хотят видеть паши.
— Неужели нет выхода? — простонала она.
— Для тебя выхода уже нет, — сказал я. — Тебя взяли в плен.
— Да, — тупо повторила она. — Меня взяли в плен.
— Думаешь ли ты, Хассан, то же, что и я? — подмигнул я Хассану — Есть ли у нее надежда сохранить жизнь?
— Может быть, — улыбнулся Хассан.
— Что? — крикнула Тарна. — Что надо сделать?
— Забудь об этом, — отмахнулся я.
— Что надо сделать? — рыдала Тарна.
— Даже не стоит пробовать, — сказал Хассан. — Ты все равно не согласишься. Ты же такая гордая, благородная и утонченная.
Я дернул за веревку, как если бы собирался тащить Тарну к пашам.
— Что надо сделать? — завизжала она.
— Для тебя будет лучше немного потерпеть и достойно умереть на колу в Девяти Колодцах, — сказал Хассан.
— Что надо сделать? — рыдала Тарна.
— Это так ужасно, так унизительно и так чувственно, — проговорил я.
386
— Что это? — повторяла сквозь рыдания связанная красавица — Ну, пожалуйста, что9
— Если не ошибаюсь, — сказал Хассан, — на нижних уровнях содержатся рабыни.
— Да, — кивнула Тарна. — На радость моим воинам.
— У тебя больше нет воинов, — напомнил я.
— Я поняла! — крикнула Тарна. — Я могла бы затеряться среди рабынь!
— Это шанс, — рассудительно произнес Хассан.
— Но у меня нет клейма! — заплакала девушка.
— Это можно устроить, — пообещал Хассан.
— Но тогда, — Тарна в ужасе взглянула на него, — я и в самом деле стану рабыней!
— Я знал, что ты не согласишься, — пожал плечами Хассан.
Я дернул за веревку. Подбородок красавицы взлетел кверху. Узел находился как раз под подбородком.
— Нет! — закричала она. — Нет! Лучше сделайте меня рабыней. Пожалуйста! — Девушка разрыдалась.
— Это очень рискованное дело, — нахмурился Хассан. — Если об этом узнает Гарун, высокий паша каваров, он живьем сдерет с меня кожу!
— Пожалуйста! — плакала Тарна.
— Слишком сложно, — нахмурился я.
— Пожалуйста, умоляю вас!
— Что будем делать? — спросил я.
— Прежде всего, — заявил Хассан, — невольничья веревка на шее не подойдет. Лучше тащить ее за связанные руки.
— Не вижу большой проблемы, — сказал я.
— Большая проблема возникнет, когда мы поведем ее через зал и по коридорам.
— Я могу идти, опустив голову, как рабыня, — сказала Тарна.
— Большинство рабынь, — тут же оживился Хассан, — ходят очень гордо. Они гордятся тем, что находятся во власти мужчин. Они познали собственную женственность.
Хотя формально они и не свободны, рабыни представляются мне самыми свободными и счастливыми женщинами. Они ближе других подошли к истинной сути женщины — полному подчинению мужской воле, послушанию и раболепию. Таким образом, обретая собственную сущность, рабыни приходят к абсолютной свободе В этом и заключен парадокс. Большинство рабынь на словах порицают институт рабства, но эта напыщенная, фальшивая риторика опровергается их же собственным поведением. Не побывавшая в рабстве девушка никогда не сможет ощутить всю глубину свободы. Протесты рабынь, как я заметил, направлены не против рабства как такового, а против конкретного хозяина. Дайте им настоящего господина, и все будет в порядке. В хорошем ошейнике женщина просто светится от счастья и радости.
— Они в самом деле гордятся тем, что они рабыни? — недоверчиво спросила Тарна.
— Большинство, — сказал Хассан. — Ты, скорее всего, и не видела настоящих рабынь. Нельзя судить по невольницам, которые прислуживают женщинам, или по смотрительницам сералей, которые имеют дело с дохлыми и безвольными мужчинами.
— Однажды в кофейне я видела, как рабыня танцует перед мужчинами, — сказала Тарна. — Какое бесстыдство! А остальные девушки, которые прислуживали в кофейне! Позор!
— Придержи язык! — перебил ее Хассан. — Придет время, сама будешь танцевать и прислуживать.
Тарна побледнела.
— Выглядели ли те девушки гордыми?
— Да, — мрачно сказала Тарна. — Только я не понимаю, чем там было гордиться.
— Они гордились, — объяснил Хассан, — своими телами, тем, что они желанны, и еще они гордились своими хозяевами, у которых достало силы и власти надеть на них ошейники и держать их в рабстве ради собственного удовольствия.
— Какими же сильными должны быть такие мужчины, — прошептала Тарна. — Только я все равно не поняла, чем они гордились.
— Тем, что чувствовали себя самыми совершенными и свободными из всех женщин. Иногда, — рассмеялся Хассан, — девушки так задирают нос, что приходится их пороть, чтобы напомнить, что они — всего-навсего рабыни
— Я умею ходить с достоинством, — сказала Тарна. — Ведите меня через зал. — Она поднялась на ноги.
— Существует разница, — улыбнулся Хассан, — между гордостью свободной женщины и гордостью рабыни. Свободная женщина идет гордо потому, что считает себя равной мужчинам. Рабыня гордится тем, что ей нет равных среди женщин.
Тарна непроизвольно вздрогнула от удовольствия. Я видел, что последнее замечание задело ее за живое.
— Тебе больше не надо соперничать с мужчинами, — сказал Хассан. — Теперь все по-другому.
— Да! Я чувствую! — неожиданно воскликнула она. Я становлюсь другой! — Она посмотрела на нас. — Впервые за все время мне понравилось, что надо стать другой.
— Это только начало, — заметил Хассан.
— Ты считаешь, что нам удастся провести ее через зал? — спросил я Хассана. За дверью раздавались крики, пение и шум пирушки Взявшие крепость войска уже праздновали победу.
— Конечно, пройтись как рабыня она еще не сможет, — сказал Хассан, — но если на нас не обратят особого внимания, может быть, и проскочим. — Он обернулся к пленнице. — Ну-ка покажи, как ты смотришь на мужчин, шлюха! Покажи, как ты отвечаешь на их взгляды!
Тарна уставилась на него. Хассан застонал:
— Нам тут же отрубят головы.
Я оттащил Тарну к широкой кушетке и швырнул ее на желтые подушки. Конец веревки я привязал к изголовью. Она не могла подняться более чем на фут. Тарна извивалась и испуганно смотрела на меня.
— Что ты собираешься со мной сделать?
— Что хочет, то и сделает, — рассмеялся Хассан. — Не забывай, кто кого взял в плен.
Тарна расплакалась.