Тут туземец явно преувеличивал — его трехэтажная хижина, скреплявшая четыре ствола на четырех уровнях, не считая промежуточных обвязок стен, покачивалась даже от легкого вечернего ветерка.
По счастью, все стены и полы состояли из веревок и жердей, а потому только поскрипывали обиженно, но не ломались. Будь хижина каменной или дощатой — развалилась бы на кусочки через минуту.
— Соединив стволы, — продолжал объяснение вождь, — на них начинаешь класть жерди. Возишь с берега, и кладешь; возишь, и кладешь… Все очень просто… Однако в памяти Рыжего Носа всплывали воспоминания, вовсе не связанные со строительством…
Он вспомнил, как на своей тогда старой и низкой долбленке привез сюда, на эту самую воду, совсем юную Лунию, обвязал эти четыре мангры, спустился вниз и решительно сказал:
— Здесь будет наш дом.
А потом они впервые стали близки в раскачивающейся с борта на борт узкой пироге, и он поклялся ей, что на всю жизнь она останется его единственной хурхе — любимой и желанной.
Луния приезжала к нему много раз. Он приплыла, когда он настелил пол — чтобы попробовать, насколько он крепок.
Она приплыла, когда он обвязал крышу — чтобы понять, насколько приятно быть вместе с ним под крышей. Она приплывала, чтобы ощутить его близость в хижине со стенами, на мостике, на мостике к кухне, при наличии туалета, на полу кухни, рядом с кухонным очагом…
В морском лесу дом считается готовым, если на кухне есть очаг — глиняный круг, на котором можно развести огонь — и крыша, которая во время сезона дождей спасает огонь от гибели. Настелив крышу, он ждал Лунию… Ждал, обвязав стены, укрепив мостки, поставив алтарь дома…
Когда был огорожен алтарь моря, Рыжий Нос сел в свою истрепанную за время строительства долбленку и поплыл в клан Светлых.
Оказалось, что Лунию сожрала крабовая горячка — точно так же, как пожрала ее братьев и сестер, ее отца и мать, ее соседей и еще очень, очень многих членов клана.
В те месяцы никто не решался даже близко подходить на своих пирогах к водам клана — но Рыжий Нос не испугался. Наоборот — он хотел оказаться рядом со своей любимой, он искал встречи со старой и сморщенной Крабовой Горячкой — но пожирательница человеческих лиц не пожелала взглянуть на молодого рыбака.
Рыжий Нос вернулся назад, и продолжил строить новый дом. Теперь он сам не очень понимал, зачем это нужно, но помнил, как раз в одном из разговоров, Луния спросила его:
— А что, если местный вождь захочет стать твоим постоянным гостем?
И юный туземец ответил:
— Здесь вождем стану я.
Он действительно стал вождем. По законам леса, вождем признавался тот, чей дом мог вместить обитателей всех ближайших хижин — клана. При нападении врага люди, собравшись в одном доме, могли легко отразить нападение даже очень сильных соседей, расстреливая сверху их пироги стрелами и забрасывая камнями.
Снизу вверх, на высоту пяти-шести метров стрелять длинными «рыбными» стрелами или кидать камни было затруднительно, штурмовать хижины по деревьям — рискованно, а потому возможность просто собрать соседей вместе, прокормить их на протяжении нескольких дней и сконцентрировать для ответного удара всегда считалось достаточным для звания вождя. Рыжий Нос получил его довольно скоро. При закладке алтарей он приглашал к себе соседей — причем старался привлечь самых молодых и горячих.
Те поняли, что в стороне от прочих кланов есть свободное, еще не обловленное место, где уже сейчас можно устоять против реальной атаки, и вскоре начали делать «обвязки» неподалеку, приглашая совсем юных девчонок разделить их судьбу.
Новый друг Найла действительно стал вождем — вождем двух десятков искателей новой доли. Теперь он мог выстоять против набега любого из соседей.
Но вождь продолжал строить дом, сам не зная почему. Возможно, просто потому, что после смерти Лунии он просто не мог найти себе другой цели в жизни.
Однажды во время поездки в клан Номай он увидел Амиль. Разумеется, Рыжий Нос и раньше знал про девушку из бедной семьи, красота которой заставляла ссориться всех окрестный вождей, желавших навестить ее отца сразу после совершеннолетия дочери.
Туземцу понравилась кареглазая девчушка.
Юный вождь подошел к ней и впрямую спросил: «Чего ты хочешь больше, стать моей женой или игрушкой стариков?»
Амиль, наверное, уже не раз задумывалась о своем будущем, поскольку на предложение согласилась сразу, даже не дождавшись родительского благословения, и в тот же день поселилась в доме Рыжего Носа.
Их союз не наполняло чувство полусумасшедшего взаимного влечения, способного лишить рассудка любого из людей и заразить подобным ощущением близких.
Амиль относилась с благодарностью и теплотой к мужчине, спасшем ее от участи игрушки вождей, не имеющей мужа, а Рыжий Нос всячески старался отдать ей то тепло души, которое берег для Лунии. Возможно, его чувство оставалось во многом фальшиво — но даже фальшивое чувство ценится в этом мире куда выше отсутствия чувств, и семья вождя крепилась единством эмоций и банальной плотской близости.
Разумеется, всего этого Рыжий Нос не сказал — он с азартом объяснял, что сделать обвязку можно на любом дереве, даже не над водой, после чего жить в нем в покое и счастье, не боясь ни пауков, ни хранителей…
Вот тут Найл четко сумел поймать мысль туземца за хвост и небрежно поинтересовался:
— А почему у вас в лесу нет насекомых?
— Восьмилапые не любят воды…
И опять Рыжий Нос многого не договаривал. Посланник Богини и сам знал, что смертоносцы недолюбливают открытое водное пространство — но далеко не все членистоногие разделяют их убеждения.
Другое дело, что двуногие обитатели леса — и про это туземец не упомянул — постоянно подкармливали своей рыбной добычей стрекоз. Избыток безопасных для человека хронически голодных хищниц вынуждал стрекоз немедленно атаковать все, что шевелится. Голодные твари сжирали любых насекомых задолго до того, как те добирались до людских поселений.
«Значит, на сушу туземцы не выходят вообще», — сделал вывод Посланник Богини, начиная терять интерес к разговору. Это означало, что вождь не мог снабдить его никакой информацией об окружающем мире.
— Скажи, вождь, — перешел он на другую тему.
— Я вижу, недостатка в тканях вы не испытываете. Из чего вы делаете их среди морских волн?
— Ближе к устью есть деревья, на которых спеют большие коричневые плоды. Если успеть сорвать их за пару дней до раскрытия, то внутри найдется готовая пряжа…
Слова сопровождались достаточно ярким образом, чтобы Найл смог узнать плоды хлопкового дерева.
Однако если здесь есть рощи хлопковых деревьев, то купцы смогут покупать у местных племен очень дешевую ткань! — сообразил правитель. Новый торговый путь — лишняя прибыль в казну. Пожалуй, хоть какую-то пользу его путешествие принести сможет.
— Какую неудачную моркху подсунули нам женщины, — неожиданно поморщился вождь. — А ну-ка, пойдем и проясним им, как положено обслуживать настоящих предводителей!
— Подожди! — пресек Найл попытку Нефтис сопроводить их на кухню и в гордом одиночестве прошелся в сумерках по вяло покачивающимся дорожкам.
— Вон отсюда! — распорядился Рыжий Нос, входя в самую дальнюю из своих хижин, привычным жестом подхватил один из томящихся в углу кувшинов и уселся под окном, вглядываясь в пляшущие на диске очага языки пламени.
Женщины, не издав ни звука, послушно убежали. Найл, подумав, протянул вождю свою кружку, дождался, пока тот наполнит ее до краев и уселся в уголок.
— Все-таки любовь к огню — это единственное, что отличает нас от всех прочих живых существ, — сказал туземец, подбрасывая в пламя еще одно полено.
— Согласен целиком и полностью, — кивнул Найл, прихлебывая моркху, — Но только стоило ли для определения столь банальной истины идти в такую даль?
— Нет, не стоило, — согласился Рыжий Нос, — но я знаю, что вожди кланов далеко не всегда могут спокойно разговаривать в присутствии своих воинов. Поэтому скажи все, что считаешь нужным сейчас, когда на полсотни шагов вокруг нет ни единого живого существа. За прошедшие часы ты успел похвалить моих детей, мой дом и мое трудолюбие. Но так и не сказал, зачем появился в водах моего клана?
— Это трудный вопрос, — усмехнулся Найл. — А потому позволь мне сперва задать вопрос о богах, которым ты поклоняешься и которым веришь. Кто они?
— Твой вопрос опять направлен на мои желания, а не на твои интересы, — улыбнулся Рыжий Нос, — но я все равно отвечу на него. Я верю в то, что в древние времена весь мир был камнем, и был мертв, снаружи и изнутри. Но пришел в него Великий Брат, взял топор и вырубил внутри камня небесный свод и чашу моря, пустил кататься по небу огненный шар Солнца, а чашу наполнил водой. Потом Великий Брат взял нож, надрезал себе руку и капнул в море своей крови. С тех пор и стала вода в моле соленая — вкуса крови Великого Брата. Из крови той появились рыбы и деревья, люди и стрекозы, чудовища морские и безмозглые насекомые. И завещал нам Великий Брат дарить жизнь детям своим и морским, помогать слабому и не употреблять в пищу тех, кто не достиг своей взрослости.
Последнее утверждение, как понял Найл, относилось к рыбам. Туземцы сберегали в алтарях молодь самых уловистых пород, и никогда не поднимали на них руку, пока они не вырастали размером хотя бы с две ладони и не успевали хоть раз отметать икру.
— Но не все вняли советам Великого Брата, — продолжил рассказывать вождь. — Многие оказались слишком злобны, жадны и стремились поработить другие народы, заставить их работать вместо себя, а самим проводить время в праздности. Прогневался Великий брат, встал из моря, отчего воды опустились ниже берегов, и обнажилась суша по краям мира. Выгнал Великий брат из моря все гнусные, подлые и злобные существа, и с тех пор они живут только на суше.
Понятие «суша» и «ад» в сознании туземца имели одинаковые образы. Рыжий Нос считал весь мир за пределами морского леса загробным. Сушу — адом для недостойных, а морские просторы — посмертным прибежищем для всех остальных.