Через пару недель мы стали непобедимыми. Не осталось ни одного Крепкоспина, способного противостоять нашей трехступенчатой атаке. Мы работали сообща, как и положено хорошей команде: сначала вступал я с кратким объяснением, почему правильно принимать новых соседей, затем Лизетта рассказывала о том, что это значит для будущих поколений, а в финале звучало великолепное, живописное взвешивание Пино, который каждый раз указывал на преимущество в несколько граммов в пользу правильного выбора.
В общем, все складывалось так замечательно, что мы решили продлить наш тур на неопределенный срок. Мы стали самыми настоящими миссионерами: планировали встречи, общались с упрямыми Крепкоспинами, а по вечерам разбивали лагерь, где бы ни находились, в ожидании следующего дня.
Мы уже несколько недель пребывали на победной волне, когда к нам обратилась за помощью другая команда, которая, как и мы, избороздила всю территорию Крепкоспинов: они не сумели уговорить одного товарища и попросили попробовать нас.
Это была знаменитая Абелия. Та самая Абелия, чьи исследования из библиотеки-лабиринта оказались такими важными для понимания перемен, происходящих в Эдревии. Как могла она столь решительно отказаться делить с кем-то свою территорию? Мы ответили, что разберемся на следующий день.
Наслаждаясь яркой и красочной погодой конца октября, мы отправились к Абелии. Она жила на вершине одинокого холма, откуда открывался чудесный вид на прекрасную часть Эдревии. И жила она там одна. На всем холме, где могли бы расти сотни товарищей, она была единственной, кто возвышался над вершиной. Это не предвещало ничего хорошего, но мы подготовились.
– Доброе утро, Абелия, можно подойти поближе? Мы из общины и хотели бы поговорить с вами, – сказал я.
– Я прекрасно знаю, кто вы, и знаю, чего вы хотите: вы не первые, кто приходит и беспокоит меня. У меня нет желания обсуждать вещи, о которых вы ничего не знаете.
– Послушайте, мы с вами немного знакомы. Мы внимательно прочли «Значительное увеличение частоты экстремальных погодных явлений за последние сто пятьдесят лет» и другие ваши работы, включая рассказ о катастрофе на холме Коллальто. Они помогли нам понять, что происходит с климатом Эдревии. Именно потому, что мы знаем, сколько веков вы посвятили изучению климата и его изменений, мы не можем понять, почему из всех Крепкоспинов именно вы выступаете против единственного решения, которое могло бы восстановить климат Эдревии.
То, что мы читали ее работы и даже запомнили их названия, на мгновение сбило ее с толку. В разговоре с ученым нужно всегда дать понять: его непонятные и никому неизвестные исследования на самом деле – основополагающие для правильного понимания реальности. Мне даже не пришлось кривить душой: ее работа действительно помогла нам разобраться. Но в случае с Абелией требовалось нечто большее, чем завуалированная лесть.
– То, что вы знаете несколько названий из моей библиографии, ничего не значит. Зачем вы здесь? Чтобы обсудить климат или убедить меня разделить холм с несколькими сотнями шумных, невежественных соседей?
– Чтобы убедить вас разделить холм. Что, как вам хорошо известно, может помочь нам восстановить климатическое равновесие в Эдревии. Так что, я бы сказал, мы здесь, чтобы обсудить оба этих вопроса.
– Тут нечего обсуждать. И если бы вы действительно читали хоть одно из моих исследований, вы бы знали, почему. Скажу просто и понятно: климатическая катастрофа не зависит от нас, она зависит от выбросов газов, производимых деятельностью других, к сожалению, вредных существ. Все, что мы можем сделать для противодействия их выбросам, не более чем временная мера. Если мы непропорционально увеличим количество товарищей (чтобы поглощать больше СО2), то, возможно, сможем отсрочить неизбежное на несколько десятилетий, но потом все вернется на круги своя. Пока они не перестанут производить СО2, ничего не изменится. Вы хоть представляете, сколько они его производят?
Тут вмешалась Лизетта:
– Мы можем использовать десятилетия форы, чтобы вредные существа поняли, как они неправы. Чем больше времени пройдет, тем больше катастроф их постигнет. В какой-то момент они будут вынуждены измениться.
Абелия покачала головой:
– Не думаю. Они твердо убеждены, что единственной целью эволюции было их появление, и не представляют себе никакого мировоззрения, в котором не были бы лучшими. И вы хотите их переубедить? Пустая трата времени. Пройдут тысячелетия, климатическая катастрофа унесет миллионы жертв, и наконец все установится в новом равновесии, отличном от нынешнего. Вредные существа превратятся в нечто иное, а мы, товарищи, по-прежнему будем здесь. Вот что произойдет, и независимо от того, соглашусь я или нет завести сотни новых соседей, это ни на йоту не изменит историю, которую я вам рассказала. Разница лишь в том, что я буду вынуждена провести свои последние несколько веков в окружении толпы детей.
– Ну конечно, если существа, о которых вы говорите, столь же категоричны, как и вы, нам ни за что их не переубедить, – продолжала Лизетта. – Но, если у них зародятся сомнения, я уверена, мы сможем убедить их проявить большее уважение к миру.
Лизетта сделала паузу, не зная, как быть с упрямой старухой.
– Вы не любите молодежь, не так ли? Вас пугает мысль, что кто-то из них будет окружать вас несколько лет?
– Говорить, что они мне не нравятся, некорректно: они мне попросту неинтересны.
– Точно так же, как упомянутые вами существа не интересуются другими.
– Я не стала бы делать поспешных сравнений. Я не делаю ничего плохого молодежи Эдревии.
– Однако если вы не согласитесь принять новых соседей, мы не сможем восстановить баланс в Эдревии. Вы правы, возможно, это лишь временная мера, но она даст нам лишние десятилетия для поиска более эффективных решений. Если же вы не дадите нам шанса, я и многие мои ровесники будем всегда жить от одной катастрофы к другой.
Абелия оказалась справедливой: она никогда не допустила бы, чтобы ее поступок причинил вред другим.
Лизетта поняла: пора перейти в наступление:
– Пожалуйста, дайте нам шанс. Это небольшая жертва. Первые несколько лет соседями будут безобидные саженцы. Но когда они вырастут, то станут великолепными Крепкоспинами. Они посвятят себя науке, в этом нет никаких сомнений, и, возможно, найдут эффективное решение нашей ужасной проблемы. Чем больше Крепкоспинов будет его искать, тем больше шансов найти. Вы так не считаете?
Отказать Лизетте было нелегко, поверьте, – практически невозможно. А улыбка, которой она сопроводила свои последние слова, оказалась слишком действенной даже для Абелии: та сдалась. Она тоже улыбнулась; по крайней мере, мы решили, что ее гримасу можно истолковать как улыбку, и дала добро.
– Я, конечно, буду жалеть и знаю, что ближайшие годы принесут сплошной беспорядок и неразбериху, но не могу лишить сообщество шанса. Может быть, даже вредные существа изменятся, кто знает? Только, пожалуйста, избавьте меня от экзерсисов со взвешиванием выгод, которые готовит этот Мерцающий.
Заинтересовавшись, Пино прервал приготовления.
– Вы не хотите, чтобы я взвесил ваш выбор? Разве вам не интересно узнать, какой выбор лучше?
– А что, может оказаться, что лучше было бы не давать разрешения? – спросила Абелия. – Вы готовы пойти на такой риск?
– Возможно. Но я не считаю это вероятным. Напротив, в тех случаях, которые до сих пор возникали, результат всегда был один и тот же – в пользу разрешения, но хорошая оценка никогда не исключает никаких гипотез.
– Итак, давайте разберемся, – продолжила Абелия. – Если бы взвешивание оказалось против, вы бы приняли этот результат?
– Без сомнения, – сказал Пино.
– Даже несмотря на то, что я уже дала вам разрешение?
– Да. Если взвешивание окажется… эмм… против вашего разрешения, это будет правильно. Нет нужды это обсуждать.
Уверенность Пино во взвешивании была абсолютной, как и уверенность Абелии в том, что это вздор.
У меня по-прежнему не было четких мыслей по этому вопросу, хотя, оглядываясь назад, должен признать: перевес в пользу Летописца оказался судьбоносным.
– Тогда сделаем так. Вы взвешиваете, а я ставлю 1000 к 1, что результат будет за разрешение, – сказала Абелия.
– Если хотите поспорить, давайте. Только вам нужно найти кого-то еще, кто примет пари. Я, как вы можете… эмм… себе представить, будучи заинтересованной стороной, не могу.
Абелия огляделась по сторонам:
– Думаю, вас об этом просить бесполезно.
Мы дали понять, что отказываемся.
– Тогда давайте взвесим все без ставок, просто ради удовольствия узнать, что звезды скажут о моем выборе.
– Звезды здесь ни при чем, – ответил Пино, явно раздраженный. – Весовая машина способна количественно оценить плюсы и минусы каждого выбора и вывести предпочтение в граммах. Это общепринятая и… эмм… чисто научная практика. Другие вещи, – температура воздуха, скорость ветра, и так далее, – также поддаются не менее точному количественному измерению.
– Ну хорошо, хорошо. Признаю, что это можно считать научной практикой, – ответила Абелия с таким видом, будто вовсе так не думала. – А теперь, пожалуйста, делайте свою работу и скажите мне, что решить.
Пино, казалось, на мгновение задумался над ответом, а затем приготовился приступить к эффектной процедуре взвешивания. Он застыл, словно окаменев, затем начал волнообразно двигаться в ритме мерцания пламени, затряс кроной, словно под напором сильного ветра, выдохнул неопределенное количество «эмм», и наконец – длинным и очень плавным изгибом ствола, напоминающим глубокий поклон, – завершил процедуру, объявив, что у него есть результат.
– Разрешение принять товарищей: 2020 граммов; отказ: 1965. Решающая разница в 55 граммов в пользу разрешения, – невозмутимо объявил он, одарив нас самодовольным взглядом.
– Всего 55 граммов в пользу разрешения? Я чуть было не засомневалась, – пошутила Абелия.