– Так там еще проще, – сказал парень, набрасывая на земле схему, – вот смотрите. Сразу поставим каркас – и пусть стоит, пока до него не дойдут руки. А что будем делать с очагами для сушилки?
– Да, действительно там проще. А в сушилке будет только один очаг, и делать его надо под навесом. Температура внутри будет такой, что в помещении топить его будет просто невозможно.
– Тогда, – быстро сказал Валера, – с сушилкой делаем так. Раз материал у нас максимум шесть с половиной метров длиной, то под топочную отделяем первую секцию; оставшихся девяти метров хватит с избытком, и ничего не надо будет пристраивать…
– Логично, Валера, – одобрительно кивнул Сергей Петрович и спросил, – и сколько же материала мы сможем таким образом насушить?
– А вы посчитайте, – серьезно сказал тот, – два раза два на два, на шесть с половиной метров при пустотах в шестьдесят и сорок процентов.
Достав калькулятор, Петрович защелкал клавишами.
– Обалдеть, – наконец-то сказал он, – если делать пустоты шестьдесят процентов, то это почти двадцать один куб пиломатериала, а если пустоты будут сорок процентов, то это тридцать один куб материала.
– Сергей Петрович, – с тревогой спросил юноша, – двадцать один куб это много?
– По моим расчетам, – сказал учитель, – на всю конструкцию большого дома, с крышей, полами и прочим, уйдет что-то около сорока кубов. Но это не считая обшивного материала.
– Так значит, все это можно высушить за два раза?
– Не спеши, – ответил мужчина, вставая, – сначала мы заложим материал на каркас, его нужно довести всего лишь до атмосферной влажности. На вторую сушку, более тщательную, пойдет половая и обшивная доска, и в третью очередь высушим то дерево, из которого потом будем делать мебель. Но это все надо еще посчитать. А пока – это не забота сегодняшнего дня, да и Марина Витальевна уже стучит на обед. Пора идти.
После обеда наступил обещанный отдых, народ разбрелся по своим углам, предаваясь блаженному ничегонеделанию, полуафриканки и штрафницы из бывшего клана Лани ушли к себе в казарму. Сергей Петрович и его ученик, послонявшись немного по лагерю и не найдя себе дела, решили сходить на вершину холма – глянуть наконец своими глазами, как там идут дела. Экскурсия – это тоже своего рода отдых. Петрович закинул за плечо свою мосинку, свистнул болтающуюся неподалеку Майгу, его спутник вооружился арбалетом – и они пошли. Но далеко уйти им не удалось.
Проходя мимо стройки, они услышали чей-то тихий безутешный плач и, конечно же, пошли посмотреть, что там случилось. Лежа на нарах, рыдала одна из женщин бывшего клана Лани. Петрович напряг память – ах да, ее зовут Мани, она из бригады коллеги. Старшей там была крупная говорливая полуафриканка с новым именем Соня. Сейчас она вместе с другими полуафриканками молча стояла и смотрела, как штрафницы из бывшего клана Лани пытаются утешить свою подругу.
– Соня, что тут происходит? – спросил у нее Петрович.
– Мани плакать, – сообщила об очевидном Соня, – Мани не видеть своя два девочка. Мани скучать.
– Так дело не пойдет, – сказал Сергей Петрович Валере, – думаю, что наш поход на холм отменяется.
В ответ тот только вздохнул и пожал плечами. Отменяется так отменяется.
Глaва клана подошел к плачущей, и при его приближении другие женщины-штрафницы из бывшего клана Лани встали и отошли в сторону. Присев рядом с плачущей Мани, учитель неожиданно даже для себя погладил ее по голове.
– Не плачь, женщина, – ласково сказал он, – с твоими детьми все хорошо.
Мани повернула заплаканное лицо и посмотрела на вождя покрасневшими от слез глазами.
– Мани скучать, – хлюпнула она распухшим носом, – Мани сильно-сильно скучать. Мани просит шаман Петрович простить этот глупый женщина. Мани никогда больше не быть неблагодарный.
«Господи! – с ужасом подумал учитель. – Совсем еще девчонка, ей же не больше двадцати, и у нее уже двое детей…»
– Встань, Мани, и вытри слезы, – тихо сказал он, – ты увидишь своих детей.
– Да, шаман, – сказала Мани, садясь на колени и растирая по лицу слезы, – когда Мани видеть свои дети?
– Ты увидишь их прямо сейчас, – сказал тот, – вставай и пошли.
– Мани идти, – сразу засуетилась женщина, спуская ноги на землю и вдевая их в сабо, – Мани идти быстро-быстро.
Остальные женщины-штрафницы бывшего клана Лани, увидев такой поворот событий, сразу обступили вождя со всех сторон, умоляя, чтобы он простил и их тоже, и позволил увидеться со своими детьми. Короче, вселенский плач и вой; причем было видно, что у трех женщин уже имеются округлившиеся животики. Не такие огромные, как у Ниты, но уже вполне видимые и осязаемые. Есть беременные и среди полуафриканок – четверо из бригады Антона Игоревича и одна совсем еще девочка из молодежной команды Лизы. И всех их, таких разных, Сергей Петрович и его товарищи должны привести в светлое будущее – именно должны, потому что иначе все это кончится плохо, очень плохо. Правда, уже сейчас полуафриканки выглядят гораздо более довольными и уверенными, чем бывшие Лани; они ничуть не сожалеют о прошлой жизни, и даже та девочка – животик на тонких ножках – смотрит на мудрого вождя с улыбкой. Их жизнь постоянно, пусть и понемногу, улучшается. Перелом в настроении виден уже невооруженным глазом, и его надо закрепить.
– Тихо, женщины! – сказал главный прогрессор. – Все ли из вас поняли, в чем они были виноваты? Все ли согласны не повторять больше своих ошибок?
– Мы все понять, великий шаман, – опустив голову, произнесла женщина по имени Тами, – мы просить нас простить. Мы так больше не делать.
Остальные женщины быстро-быстро закивали головами.
– Хорошо, женщины, я вас понял, – сказал учитель, – сейчас вы все соберетесь, и мы все вместе пойдем в береговой лагерь.
– А мы? – спросила Алохэ-Анна.
– И вы тоже, – подумав, сказал тот и добавил, – молодежь пусть тоже собирается и топает за нами. Будет интересно.
Он уже понял, что его попытка дать им отдых и предоставить самим себе произвела эффект отпущенной пружины, сразу ударившей по нервам. Отдых им нужен, но совсем не такой.
В береговом лагере явление такой большой компании женщин и юных девушек, возглавляемой Петровичем и Валерой, вызвало некоторый переполох, но великий шаман сразу разрядил ситуацию.
– Так, – сказал он спешно вышедшим им навстречу физруку, геологу, Марине Витальевне, Сергею-младшему и Гугу, – я решил устроить у нас в клане сегодня вечером небольшой праздник. Так сказать, с целью закрепления воспитательного эффекта и психологической разрядки.
– Праздник – дело положительное, – кивнул Антон Игоревич. – А какова программа сего мероприятия?
– Во-первых, – сказал Петрович, – для услаждения живота – шашлык. Серега, какая у вас сегодня добыча?
– Слон, – расплылся в улыбке Сергей-младший и тут же поправился, – шучу, Сергей Петрович, сегодня мы с Гугом завалили подсвинка. Жирненького. Едва дотащили. Ну и пару глухарей тоже, но эти нашей ораве на один зуб, хоть и увесистые, сволочи.
– Подсвинок – это хорошо, – одобрил вождь и посмотрел на геолога, – ты, Игоревич, Андрей и Гуг делаете шашлык…
– Гуг делать еда? – переспросил парень. – Зачем не женщина?
– Гуг, – сказал бородач, – шашлык – это та еда, которую положено делать только мужскими руками. Понимаешь?
– Гуг понимать, – кивнул тот, – Гуг делать, как скажет вождь.
– Шовинисты! – хмыкнула Марина Витальевна.
– Марина, – сказал Андрей Викторович, – шашлык – это не просто еда, это своего рода ритуал, в котором мужчине отведена роль творца, а женщине – зрительницы и ценительницы. Не мы придумали эти обычаи, и не нам их отменять.
– Да ладно уже, мальчики, – сказала та, оглядывая мужчин, – я же просто пошутила.
– Ну вот и отлично, что пошутила, – сказал Петрович, – а чтобы тебе было не до шуток, с тебя суп из глухарей и рыбка, жареная на свином нутряном жиру. Ужин должен быть праздничным. Кстати, что у нас сегодня с рыбой?
– Как всегда, – сказала женщина, – карп, щука, линь, плотва, угорь, а еще Антошка приволок осетра. Здоровенный, килограмм на пятнадцать.
– Осетр на пятнадцать килограмм – не здоровенный, а так себе, – поправил ее Петрович, – тут пока еще водятся такие особи, что на них только на торпедном катере охотиться. Местные вот их гарпунами бьют, как китов. Осетра не жарить, а почистить и тоже отдать Игоревичу, шашлык из осетрины – это по-царски. Пусть каждому достанется хоть по одной палочке. Антошке и его бригаде в первую очередь. Кстати, что у нас с овощами?
– Овощи почти на исходе, – ответила повариха, – используем понемногу и стараемся переходить на местные ресурсы. Лук мы уже давно едим дикий, тут его просто навалом. Кое-где прямо-таки настоящий огород.
– Очень хорошо, – сказал учитель, припомнив странноватый вкус зеленого лука, который та в последнее время стала обильно сыпать в еду, – тогда я на тебя полагаюсь. Серега, Валера, с вас музыка и большой праздничный костер. Чтоб зажечь, когда стемнеет, и огонь до неба. Будем благодарить Духа Огня, прыгать через огонь и заниматься прочими забавами.
Парни переглянулись.
– Сделаем, Сергей Петрович, – пробасил Сергей-младший и спросил, – а вы что будете делать?
– А я займусь культурной программой, – сказал тот и кивнул на сбившихся в кучку штрафниц, – вон мои несчастные овечки, стоят в сторонке и тихо ждут, пока у меня до них дойдут руки.
– А что с ними, Петрович? – встревожено спросила Марина Витальевна. – Надеюсь, они ничего опять не натворили?
– Нет, – ответил вождь, – совсем даже наоборот. Сегодня я разрешил им первое свидание с детьми.
– А не рано? – спросил отставной првпорщик. – Еще и полутора месяцев не прошло.
– Думаю, что нет, в самый раз. Искреннее раскаяние и ударный труд дают мне полное право сделать им это послабление. В этом деле лучше недожать, чем пережать.
– Ну что ж, – пожал тот плечами, – делай как знаешь. Твое дело шаманское, – и он подмигнул другу.