- Бить не будете? - осторожно спросил Лхэй.
- Нет, - заявил Димка. - Вот ухи так и быть надерем.
Зловеще растопырив пальцы, он медленно двинулся к несостоявшемуся вору. Лхэй испуганно пискнул - и вдруг пулей вылетел из комнаты. Мальчишки взглянули друг на друга - и с внезапным облегчением рассмеялись...
После обеда Димка решил, наконец, сделать то, что должен был сделать сразу после конца битвы - поговорить с пленными. Не со всеми сразу, правда, а с их главным, то есть, со жрецом. Ему хотелось узнать, отчего это Хоруны ведут себя, как последние уроды. Ведь вроде не такие плохие ребята - все, как на подбор, накачанные и смелости у них тоже не отнять, а вот поди ж ты... Но Олаёец внушал мальчишке безотчетный страх. Впрочем, любой на его месте, наверное, испугался бы - после того, как его едва не прибили самой натуральной черной магией. Нет, умом Димка понимал, что теперь, когда идол Червя превратился в осколки (которые, для верности, собрали и выбросили в выгребную яму), а посох жреца отправился на костер, вместе со всем прочим местным жутким хламом, связанный по рукам и ногам Олаёец вряд ли ему что-то сделает - разве что обложит матом. Но Димка всё равно боялся. Это начало понемногу злить его - и вот наконец он решился...
Тюрьма у Хорунов была замечательная. Или жуткая - это с какой стороны посмотреть. Настоящий зиндан глубиной метров в пять - попасть в него можно было лишь по веревочной лестнице, через люк в "тронном зале" дворца. Очевидно, Мэцеё предпочитал держать пленников под рукой.
Спустившись, Димка покрутил головой. Он оказался в просторном восьмигранном колодце, в каждой из граней которого была узкая деревянная дверь, запертая на засов. Света здесь не было, так что он прихватил с собой толстую самодельную свечку - она трещала и противно воняла пригорелым жиром, но со своими обязанностями кое-как справлялась. До номеров на дверях Хоруны по невежеству и недоумению не дошли, но на каждой был всё же грубо нацарапан какой-то символ. Димка похвалил себя за то, что заранее выяснил, куда посадили жреца, потом отодвинул засов и вошел.
Камера была тесной. Камера была холодной. В ней было душно, сыро и воняло. Войдя в неё, Димка невольно передернулся. Он и представить не мог, что тут, в этом диком мире, вообще может быть... такое. Такое средневековое прямо подземелье. Каменный мешок. В котором держали пойманных ребят. Ни за что, просто потому, что поймали...
Мальчишка вздрогнул, столкнувшись взглядом со жрецом. Тому связали руки за спиной, а потом старательно, по всей длине, примотали к толстой жерди - чтобы не расколол себе башку об камень. В подземелье Олаёец исхудал и уже не напоминал жирную жабу, но выглядел он всё равно отвратно - из-за своих склеенных смолой волос, из которых до сих пор торчали обломки палочек и просто из-за своей мерзкой рожи. Смотрел он на Димку с лютой злобой.
- Что, не нравится тебе тут? - спросил мальчишка, садясь на корточки и ставя свечку на пол. - Так сами это всё построили, никто не заставлял. Сидите и радуйтесь.
Олаёец всё ещё пялился на него и мальчишка поёжился. Вот же гад, подумал он. Смотрит вроде на меня, а вроде бы куда-то мимо, не поймаешь взгляд. Но после первых же слов глядит уже в глаза, почти не мигая. Пристально и злобно. Не как тот жуткий тип в лесу, не равнодушно, а именно сверлит гляделками, отчего становится не по себе. Казалось, что его взгляд проникает в душу Димки до самого дна и... нет, даже не презирает, а просто отметает в сторону, как нечто противное, но беспомощное. Это враг, понял он. Настоящий. Не играющий в благородного разбойника Йэрра, даже не приснопамятный Крых, вождь Морских Воришек - обычный хулиган, вконец охреневший от безнаказанности и полной покорности окружающих... Нет. Именно он устроил тут всю эту жуткую чертовщину, заставил Хорунов выстроить тут храм Поющего Червя и весь этот жуткий город. Именно он виноват во всей мерзости, которая много лет тут творилась...
- Это ненадолго, - Олаёец оскалился. Голос у него, вопреки ожиданиям мальчишки, оказался не визгливо-писклявый, а низкий и глубокий. Убедительный такой голос... - Ещё неделя или две - и я окажусь на свободе. А вот потом... о-о-о, потом!.. Какой кошмар, какие муки ждут каждого из вас!
- Слушай, а зачем вам всё это? - с искренним интересом спросил Димка. Сейчас он чувствовал себя профессором, изучающим редкостно ядовитого гада. Олаёец ошалело заморгал - такого вопроса он, верно, никак не ожидал и мальчишка пояснил: - Ну, все эти рабы, город этот... Вы что - сами работать не умеете?
Олаёец вновь оскалился. Верно, он хотел просто плюнуть в лицо ненавистному гостю - но здесь, в этом подземелье, он явно подыхал от скуки и потому всё же снизошел до объяснения:
- Работают рабы. Настоящий воин просто берет всё, что ему хочется. Ему вообще не нужно что-то там "уметь". Он смеет и может, и это - главное.
Теперь уже ошалело заморгал сам Димка.
- Что может? Рабов по башке бить? А вам самим это всё не противно? Не стыдно даже такими уродами быть?
Олаёец хрипло рассмеялся. Вот смех у него в самом деле был мерзкий - он походил на карканье престарелой вороны.
- Как же ты глуп! Веришь в Добро, в гребаный стыд, во всю прочую чушь, в которую всегда верят слабаки... На самом же деле всё очень просто: тот, кто смеет и может, берет от жизни ВСЁ. Тот, кто не смеет - ковыряется в земле, сочиняет слезливые стишки, бегает по миру в поисках выхода, выдумывает себе какие-то "достойные" занятия, в которых он якобы чем-то "сильнее" настоящего воина. На самом деле все эти "занятия" - это признаки умственного разложения. Правило настоящего воина только одно: добро - это выдумка слабых. Именно так! Слабый всегда неполноценен. Морально, физически, умственно... Чтобы не сдохнуть от своей слабости, он паразитирует на сильных. И потому придумал эту - в самом деле, гнуснейшую!!! - сказочку о том, что слабым почему-то нужно "помогать". А на самом деле их нужно весело, с озорством и фантазией, топтать. Потому что слабый всегда труслив. Всегда подл. Всегда готов предать. Всегда ненавидит СИЛЬНОГО. "Помогать слабому" - значит подставлять себя под донос или нож в спину в качестве "благодарности". Исключений не бывает. Больше всего слабые ненавидят как раз тех, кто им помог. И позволять им просто дышать вольным воздухом - значит смертельно оскорблять тех, кто смеет и может сломать их лживые запреты.
- Да ты прямо благодетель, - ядовито сказал Димка. - Несун великих истин, блин! Хватай палку побольше, бей покрепче - а думать ни о чем не надо.
Олаёец вновь хрипло закаркал.
- На самом деле справедлив не я, а жизнь. Если свободный, настоящий воин встретится с каким-нибудь сопливым умником на узкой дорожке - то "умник" будет корчиться в канаве с разбитой в фарш рожей - а воин, весело насвистывая, пойдет дальше. И это - единственный факт, который что-то значит в мире. Единственный.
- Кто силен, тот и прав? Так, что ли, получается? - опасно высоким голосом спросил Димка.
Олаёец вдруг захихикал.
- Ты сам это сказал! Да, да! Тебя просто приучили верить в то, что это почему-то плохо. А на самом деле всё предельно просто: есть те, кто смеют и могут. И есть те, кто НИЧЕГО не могут и без конца дрочат на свою придуманную "круть", рассказывают друг другу сопливые сказочки про "добро", делают соседям мелкие гадости, забиваются в глухие леса и боятся выйти в Ойкумену. А если они в неё всё же выползают - то долг любого настоящего воина обратить слабаков в своих рабов. Просто потому, что мразь должна знать своё место. Трус, фантазер, задрот-умник - это никчемный бесполезный мусор и ни для чего, кроме как служить для воинов рабочей скотиной, не пригоден.
Димка вновь заморгал, ошарашенный речью - смесью бравады школьного хулигана с чем-то куда как более мерзким. С настоящим фашизмом, например.
- А что ж вы, все такие сильные, даже Морских Воришек не побили? - ядовито спросил он. - Волков там, да хоть тех же Нурнов? Сами сидите в лесу как сычи и ловите всяких заблудившихся бедняг...
Олаёец вновь закаркал.
- Всё предельно просто, - повторил он, отсмеявшись. - Если воин хочет остаться воином, а не стать овощем, он должен понимать, что из всех "прав" есть только одно - право сильного брать всё, что он хочет, и делать всё, что он хочет. Абсолютно ВСЁ. И что его главный враг - это не смешные дурачки, играющие в воинов, а добренькие умники, которые смеют уверять сильного, что у него есть какой-то там "долг" по отношению к трусливым слабакам. На самом деле у сильного есть к ним только один долг - долг БЕСПОЩАДНОСТИ. Трус и слабак виноват перед сильным ВСЕГДА.
Димка невольно поёжился. То, что он сейчас услышал, было жутко. И не потому даже, что Олаёец, судя по всему, был конченым психом, повернувшимся на культе силы. Нет. Он, Димка, тоже презирал трусов, да и слабаков, чего уж там... А если подумать, путь от презрения до такой вот лютой ненависти не такой уж и долгий...
- Ладно, не любите вы трусов, - хмуро сказал он. - Я их тоже, честно сказать, не люблю. Но над девчонками-то зачем издеваться?
Олаёец взглянул на него... снисходительно.
- Настоящий воин, который смеет и может, прав абсолютно всегда. Даже если он бьет девчонок палкой. Потому что рабское быдло, которое не смеет - это навоз. И наплевать, девчонка это или мальчишка.
- Скотина ты, - с чувством сказал Димка. - Издеваешься над девчонками и считаешь себя черт знает каким героем, потому что они тебе сдачи дать не могут.
На сей раз, Олаёец взглянул на него уже презрительно.
- Любой бандит и отморозок для меня всё равно остается героем, даже если он грабит голодных и заставляет девок жрать дерьмо. Просто потому, что он смеет и может переступить через правила, придуманные слабаками. А добренький слабак - всегда трус, подлец и предатель. И настоящий воин имеет право сделать с ним вообще всё, что захочет - забрать "волю", отпинать, воткнуть копьё в печень... Абсолютно ВСЁ. Потому что слабаки - это дерьмо. Трусливое, подлое, никчемное дерьмо. И их всех нужно обратить в рабство, раз уж нельзя тут убить. Потому что все они люто, бешено ненавидят воинов, просто за то, что воины смеют и могут, в то время как слабаки не могут НИЧЕГО.