Димка беспомощно осмотрелся. Вокруг них собралась целая толпа — в основном, девчонки, — и смотрела она совсем не дружелюбно. Он не представлял, что стал бы делать дальше, — то есть совершенно, — но тут в селение вбежал один из, наверное, дозорных.
— Волки! — крикнул он и замер, ошалело глядя на царящий в селении разгром. — Волки… идут.
Крых с дружками был мгновенно забыт. Толпа, словно в театре, повалила на выход — похоже, что визит Волков был тут событием… необычным.
— Пошли отсюда, — хмуро сказал Игорь. — А то черт знает, что этим Воришкам ещё в голову придет. Они все тут психованные, — что те, что эти…
— Куда? — спросил Димка.
— На Сторожевой Мыс, — ответил Игорь. — Там хоть сигнал можно будет подать, что мы тут, а не где…
— Так ты ж уже подал, — сказал Борька. — Такое не заметить, — точно слепым надо быть.
— Какой сигнал? — спросил Димка. Опираясь друг на друга, они медленно заковыляли к лесу.
— Я «Смелого» сжег, — хмуро сказал Игорь. — Ну, не весь. Парус. Горело, правда, здорово. Наши точно это видели, раз уж отправились сюда… Ладно, пошли, пока там все места не заняли…
Сторожевой Мыс и в самом деле оказался мысом, высотой метров в пятнадцать. На венчавшей его ровной поляне угрюмо чернело кострище. Рядом стояла сторожевая вышка и аккуратный домик для часовых — не тростниковая хижина, а плетенка, вроде щита. Сами часовые стояли тут же, среди прочих, — но, к счастью, совершенно обалдели от увиденного. Вдали, в море, виднелась сплошная стена парусов, — Волки шли на выручку…
В сказке на этом всё и кончилось бы, — но в реальности ветер дул в сторону и плоты, казалось, стояли на месте. Ожидание оказалось делом скучным и нудным. Димку по-прежнему мутило, голова у него кружилась, — и так же муторно было на душе. Несколько мальчишек из бывших рабов всё это время рассказывали о том, как им жилось под властью Крыха и его дружков, — а жилось им, мягко говоря, неважно. Даже мальчишки из его племени не нашли для вождя ни одного доброго слова — Крых поддерживал свою власть подачками, пинками и побоями, а его жадность была прямо-таки анекдотической — добра в его хижине хватило бы на целое племя. И самое противное, что всё это творилось в нескольких часах пути от Волков, которые могли всё это прекратить, — но ни «Алле Сергеевне», ни другим не было до этого дела. Во всем этом «Народном Союзе» и его ребятах — ну, за исключением Игоря и ещё некоторых — было что-то, откровенно гниловатое…
Толпа Воришек на мысу постепенно рассасывалась, — они решали то ли сбежать, то ли принять участие в переделе власти, да и армада Волков их пугала. Уничтоженные лодки вызвали кое у кого тихую панику — но, как ни смешно, никто не связал это с пришельцами. Их уничтожение приписали Терри — что само по себе говорило о его репутации — и Димка усмехнулся про себя. При встрече с Воришкам ему точно перепадет на орехи — и, честно говоря, он это заслужил. Кое-кто из бывших рабов попал сюда как раз по его милости, всего лишь потому, что не поклонился вождю…
Слушать это было странно и дико — про такое Димка не читал даже в исторических книжках. В чем-то Буревестники с их капитализмом были даже гаже Воришек с их откровенным разбоем и рабством. Даже в этих освобожденных уже рабах было что-то… склизкое — они мечтали сбежать с острова. Встреча с Волками их, почему-то, пугала до судорог. Но Волки точно смогут навести тут порядок. По крайней мере, Димка на это надеялся…
Волки добрались до острова Воришек уже на закате, — но картина получилась… впечатляющая, словно в каком-то историческом фильме. Димка насчитал добрый десяток плотов, — похоже, что «Алла Сергеевна» послала в бой всё, что стояло в гавани. Разноцветные паруса заслоняли горизонт, флаги развевались. На плотах ровными рядами стояли Волки с копьями и луками. Теперь они были не в шортах, а в синих одинаковых туниках — явно форме, с одинаковыми щитами, чем-то похожие на римских легионеров.
Самый большой плот первым ткнулся в берег. На песок упали сходни, по ним, не замочив ног, сошла сама «Алла Сергеевна» — с неизменным луком и при галстуке. Рослая девчонка за ней несла большой красный флаг с девятью золотыми звездами — одна большая в центре и восемь ромбом вокруг — флаг Народного Союза. За ней шла «гвардия королевы» — ещё дюжина девчонок с длинными луками. Всё вместе смотрелось, как картинка «высадка конкистадоров» из учебника истории. Казалось, что сейчас «Алла Сергеевна» вонзит в песок шпагу и объявит все земли вокруг собственностью испанского короля. Она смотрела на кучку измученных мальчишек — но, казалось, в упор их не замечала. Все Воришки к этому времени отсюда уже смылись.
Осмотревшись, «Алла Сергеевна» кивнула, — наверное, самой себе, — и обернулась к знаменосице, сделав ей какой-то знак. Та, в свою очередь, обернулась к плотам и провозгласила:
— Товарищ Председатель повелевает начинать!
Именно так. Повелевает. Димке показалось, что он бредит. Все остальные, однако, восприняли это, как должное. Волки аккуратными цепочками посыпались с плотов и побежали в лес — копейщики впереди, лучники сзади. Сама «Алла Сергеевна» с гвардией осталась на месте, очевидно, решив, что не царское это дело — бегать по зарослям. Она, наконец, соизволила их заметить, и замахала рукой кому-то на плотах, на сей раз правда лично. Оттуда сошло штук тридцать девчонок, каждая с большой сумкой на боку и красным крестом на груди, в полной боевой готовности к приему немощных и искалеченных.
Димка ошалело распахнул глаза, увидев среди них Машку и остальных земных девчонок, — и морок вдруг рухнул. Всё стало таким, как и должно быть: девчонки с испуганным писком побежали к ним, знаменосица опустила флаг, и даже сама «Алла Сергеевна» вдруг улыбнулась. Ну а потом Машка обняла его, и всё остальное для него исчезло…
Теперь Димка в полной мере прочувствовал, что значит быть Раненым Героем. Его под руки, как хрустального, отвели на самый большой плот, оказавшийся госпиталем, — по крайней мере, там был устроен навес и постели для раненых, на одну из которых его и уложили. Димка слабо задергался, ощутив, как с него стягивают одежду. Не слишком старательно, правда — она и впрямь была черт знает в чем, а рубаха теперь годилась лишь на тряпки. Машка ощупывала его голову, ещё кто-то — его несчастный левый бок. Было зверски больно, но мальчишка улыбался, потому что стонать, глядя на Машку, было совершенно немыслимо. Девчонки тоже улыбались, довольно идиотски на его взгляд, и время от времени пытались напустить на себя Суровый Вид. Их голоса, как бабочки, порхали в воздухе:
— …осторожно, у него сотрясение…
— …Головин, ты меня в гроб решил загнать, да? У тебя же гангрена… может быть…
— …себя не жалеешь, штаны бы пожалел, я же теперь за век их не заштопаю…
— …постельный режим, на месяц, обязательно…
— …что значит «гадость»? Пей давай. А то могу клизмой — быстрее до головы дойдет…
Когда очередь дошла до Димки, он подумал, что клизмой, пожалуй, было бы лучше, — отвар, который, по мнению девчонок, был показан при сотрясении мозга, оказался невообразимой гадостью, такой горькой, что язык буквально свернулся в трубочку, а из глаз потекли слезы. После неё и впрямь стало как-то не до разбитой головы — мальчишке казалось, что он до конца дней не отплюется от этой дряни. Девчонки почему-то считали, что чем противней лекарство, — тем оно полезнее. В этом плане на них всегда можно было положиться. Примирило его с этим только то, что Машка сидела рядом и участливо гладила его по голове. Его бок намазали чем-то, от чего его продрало жутким морозом, а потом он вообще онемел. Девчонки делали с ним что-то ещё, но Димка старался в это не вникать, — о таких вещах лучше не знать, если хочешь потом спать спокойно…
Но, в конце концов, выдохлись даже неугомонные девчонки. К этому времени, правда, уже стемнело, на плоту зажглись масляные лампы и свечки, и атмосфера стала… довольно романтической. Димка, правда, чувствовал себя так, словно ему дали по башке здоровенной подушкой. После проклятого отвара головная боль прошла, — но всё тело стало, словно ватное. Шевелиться совершенно не хотелось. Машка уютно устроилась рядом, держа его за руку и глядя на него огромными сияющими глазами. От одного этого взгляда в груди разливалось щекотное тепло, и мальчишка вздохнул. Так или иначе, — но он сделал всё, что мог.
Глава 14: Три дороги к одному
Солнцем весёлым объяты
Родины нашей сады.
Если, ребята, взяться, как надо,
Станут делами мечты!
Сдвинем реки и горы,
Покорим все просторы!
В бурях грозных, в далях звёздных
Нам преграды нет!
Где-то ждут нас штурвалы,
Где-то — море и скалы.
Не собьемся, — доберёмся
До любых планет!
Сколько для мысли простора,
Сколько свободы для рук!
Вырастим скоро, кликнем на сборы
Наших друзей и подруг!
Солнцем весёлым объяты
Родины нашей сады.
Если, ребята, взяться, как надо,
Станут делами мечты!
Сашке было странно. Именно так: не страшно, а странно. И одиноко. Он стоял на вершине холма, — а вокруг во все стороны, насколько хватал глаз, простиралась пустынная степь, изогнувшаяся такими же холмами. Вроде бы и простор, но обманный: дальше, чем на час пути, не видно, да и что за соседним холмом — тоже. Это Сашку нервировало: пусть хищников тут, вроде бы, и нет, и лихих племен тоже, но одному тут было как-то неуютно. А с другой стороны, от пустынного раздолья по телу разливалось пьянящее ощущение свободы: можно орать, вопить, да хоть бегать голым — и никто даже слова не скажет, потому что не увидит. Вот только орать и бегать голым Сашке не хотелось, и это даже оказалось отчасти обидно: свободы полно, а делать с ней нечего. Вернее, ясно что: идти на юг, к Волкам. Максим вручил ему компас, так что заблудиться он не мог, да и не пройдешь же мимо моря, даже ориентируясь по солнцу… Вот только идти далековато: десять длинных здешних дней, а может, и больше, чтобы выйти не просто на берег, а к Горгульям. Волки иногда там бывают, да и шансов, что они заметят-таки сигнальный костер, больше…