.
Можно было бы, конечно, и это письмо причислить к мистификациям, но в конце – «Николай Борисов» перечисляет авторов, из произведений которых взял отрывки. Именно тех, указанных на обложке. Проверить это оказалось нетрудно. И действительно, получился детектив не хуже нынешних! И даже почти логичный…
Правда, справедливости ради следует заметить, что «переводчик с американского» ничего нового, в сущности, не изобрел. Еще Андре Бретон в «Манифесте сюрреализма» (1924) признавался, что пишет свои стихи именно таким способом, хотя склеивал он газетные заголовки. Разница в том, что Бретон претендовал на «литературное открытие», а «переводчик с американского» смеялся над штампами.
В 1934 году в Париже выходит книга «Роман с кокаином» – исповедальная история взросления главного героя в до– и постреволюционной Москве на фоне исторических событий. Роман понравился большинству известных эмигрантских авторов и критиков, включая Мережковского и Ходасевича.
Уже тогда считалось, что это чей-то псевдоним, поскольку никаких других текстов (кроме опубликованного вместе с романом рассказа) за Агеевым не числилось, а автор одной книги, появившийся ниоткуда, – явление крайне подозрительное.
В 1980-е годы роман переиздали на Западе, и он снова имел большой успех. В 90-е он добрался до России. Им зачитывались интеллигентные школьники и студенты, и, возможно, именно он повлиял на Пелевина, когда тот писал «Чапаева и Пустоту».
Долгое время была популярной версия, что Агеев – не кто иной, как Владимир Набоков: факты биографии Набокова и главного героя «Романа с кокаином» совпадали, структурно эта вещь напоминала ранние работы Набокова, наконец, имена персонажей часто встречались в набоковских текстах.
В то же время известная поэтесса Лидия Червинская твердила, что автором является некий Марко Леви, но ее версия не принималась в расчет.
Наконец, в 1996 году благодаря усилиям литературоведов Габриэля Суперфина и Марины Сорокиной выяснилось, что автора действительно зовут Леви, только не Марко, а Марк. Дело в том, что в романе довольно точно описана московская частная гимназия Креймана, в которой в годы, описанные автором, действительно учился некий Марк Леви. Все вопросы были окончательно сняты в 1997 году, когда нашли и опубликовали письма самого Леви, в которых он договаривается об издании своей книги.
Биография реального автора «Романа с кокаином» полна белых пятен. Известно, что в 1920-е – 1930-е годы он скитался по Европе, учился в Германии, работал во Франции, возможно, сотрудничал с советской разведкой, поменял советское гражданство на парагвайское, потом вернул советское. После войны жил в Ереване, где и умер в 1973 году. При такой биографии и в той исторической ситуации публикация исповедального романа под псевдонимом кажется разумной предосторожностью: автор придумал «писателя», который не связан с внешним миром политическими, общественными или другими обязательствами, а значит, волен говорить все что вздумается.
«В 1930 г. он покинул Германию и приехал в Турцию, где занимался преподаванием языков и даже литературной деятельностью. Им написана книжка под названием “Повесть с кокаином”, которая вышла в парижском эмигрантском издании “Дом книги”. Леви указывает, что это безобидная книжка, в ней не содержится ни одного слова, направленного против СССР, и вообще это его вынужденное произведение, написанное ради своего существования. Из имевших место бесед можно было бы сделать тот вывод, что Леви, видимо, продумал и осознал глубину совершенной им ошибки и старается загладить ее на практической работе».
Из справки советского генконсульства в Стамбуле
Владимир Набоков тоже стал автором одной литературной мистификации. Только причиной розыгрыша было не желание пошутить, а стремление поставить на место пристрастного недоброжелателя.
Дело в том, что Набоков (кстати, писавший в 30-е годы под псевдонимом Сирин) был очень нелюбим весьма авторитетным и почитаемым в среде парижской эмиграции литературоведом и критиком Г. Адамовичем. Последний не раз упрекал Сирина в холодности, нерусскости, механистичности, бездушии, встречал «в штыки» всего его новые стихи и начинания.
В какой-то момент Владимир Набоков решился на небольшую мистификацию: в 1939 в журнале «Современные записки» были опубликованы стихотворения «Поэты» (на смерть Владислава Ходасевича) и «К России» – за подписью Василия Шишкова.
Г. Адамович с большим энтузиазмом принял появление «таинственного нового поэта» и дал обоим стихотворениям чрезвычайно высокую оценку. По признанию самого Набокова, после этого он просто не мог прервать эту небольшую шутку и опубликовал рассказ, в котором описал свою вымышленную встречу с Шишковым (а также «застолбил» себе владение не менее мифической тетрадью его стихов, что позволяло публиковать его произведения и дальше).
Вот что писал Набоков о цели своей мистификации:
«Не могу удержаться, чтобы не объяснить причину этого скромного маскарада. В те годы я догадывался, почему проницательность влиятельнейшего зарубежного критика делалась до странности тусклой, когда он брался за мои стихи. Этот талантливый человек был известен тем, что личные чувства – соображения дружбы и расчет неприязни – руководили, увы, его пером. Мне показалось забавным испробовать на деле, будет ли он так же вяло отзываться о моих стихах, не зная, что они мои. При содействии двух редакторов «Современных записок», дорогих и совершенно незабвенных Фондаминского и Руднева, я прибегнул к этой маленькой хитрости, приписав мои стихи несуществующему Шишкову. Результат был блестящий. Критик восторженно отозвался о Шишкове в «Последних новостях» и чрезвычайно на меня обиделся, когда выяснилась правда».
Ярослав Гашек, чешский сатирик и автор «Похождений бравого солдата Швейка», славился чувством юмора. Он имел больше сотни псевдонимов, под которыми заполнял юмористические колонки газет, пока его приятель однажды не устроил его в научное издание «Мир животных». Однако серьезная работа претила характеру писателя, так что он начал писать правдоподобные статьи о выдуманных научных открытиях: описал некий «табу-табуран», обитающий в Тихом океане, древнего «идиотозавра» и домашних вурдалаков. Но самой удавшейся его выдумкой можно считать доисторическую блоху – об этом выдуманном существе написали даже некоторые заграничные издания. Когда обман раскрылся, автора выгнали из редакции журнала. До сих пор никто не может точно сказать, сколько его научных статей были выдумками.
С начала 1960-х годов в русскоязычных зарубежных изданиях стали появляться произведения, подписанные неким Абрамом Терцем. Одной из самых известных стала повесть «Любимов» – о маленьком советском городке, в котором велосипедный мастер захватил власть, стал диктатором и начал строить коммунизм. Тот же автор опубликовал ироническую и едкую статью о социалистическом реализме.
В СССР тексты Терца сочли антисоветскими и порочащими «советский государственный и общественный строй», после чего поисками автора занялся КГБ. Скоро стало известно, что под именем Терца скрывается писатель и литературовед Андрей Синявский.
Как именно было установлено авторство Синявского, точно неизвестно – возможно, путем имело место предательство, донос или просто была проведена графологическая экспертиза.
В 1965–1966 годах состоялся громкий процесс над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем (он тоже публиковался на Западе под псевдонимом). И хотя в защиту писателей поступали коллективные письма как из-за рубежа, так и от многих их советских коллег, тем не менее суд счел их виновными. Синявский получил семь лет за антисоветскую агитацию и пропаганду.
В 1991 году дело было пересмотрено, и приговор отменили. Зато осталось письмо Михаила Шолохова, в котором он называет книги Синявского и Даниэля «грязью из лужи».
Мистификацию Синявский придумал не ради шутки, а исключительно из предосторожности. Публиковаться на Западе, да еще и с текстами, которые в СССР цензура никогда бы не пропустила, под собственным именем было бы самоубийством. Печатаясь под псевдонимами, авторы пытались обезопасить себя и своих близких.
Впрочем, Синявский продолжал публиковать прозу под именем Абрама Терца и после освобождения из лагеря и отъезда в эмиграцию. По версии, озвученной его женой Марией Розановой уже после смерти писателя, псевдоним был взят в честь героя одесской блатной песенки – вора-карманника. Этим Синявский как бы признавал, что ведет опасную игру. А прославившись под этим именем, уже не хотел от него отказываться: у выдуманного писателя биография оказалась более славной и захватывающей, чем у настоящего.
«Московское радио и советская пресса сообщили, что Андрей Синявский и Юлий Даниэль, опубликовавшие за границей свои книги под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак, должны ответить за “свой гнусный поклеп” и пропаганду против собственной страны за границей. ‹…› Мы убеждены, что, если бы они жили в одной из наших стран, в их книгах также могла бы прозвучать критика различных аспектов нашей жизни. Разница в том, что книги были бы опубликованы, а авторы их не оказались бы за решеткой».
Из коллективного письма европейских писателей в защиту Синявского и Даниэля
У Станислава Лема, великого мистификатора и провидца, оригинальных и глубоких литературных идей было намного больше, чем свободного времени на их реализацию. Возможно, этим объясняется появление его книги «Абсолютная пустота» (1971), которая представляет из себя сборник рецензий на вымышленные книги никогда не существовавших авторов.
Это даже больше, чем антироман – перед нами сборник безумно увлекательных невоплощенных литературных замыслов, каждый из которых мог бы легко стать мировым бестселлером. Тут и роман, описывающий собственное появление («Ты»), и литературный «конструктор», деталями которого служат нарезанные на полоски отрывки из классических романов, что позволяет читателям произвольно переиначивать шедевры мировой литературы («Сделай книгу сам»), и жестокая история об умственно отсталом ребенке, родители которого относятся к нему, как к гению, благодаря чему он и в самом деле проявляет черты гениальности («Идиот»), и вымышленная речь придуманного нобелевского лауреата («Новая Космогония») и много чего еще.