Он молча положил руку на мой лоб, но я и сама уже чувствовала жар. Температура поднялась, делая мое тело слабым и вызывая слезы от любого движения. Ко всему добавилось похмелье и головная боль — вот тебе и коллекционный виски.
— Черт, — выругался он, когда понял, что я не шучу. А затем он хмыкнул. — Все время забываю, что ты просто…
Так и недоговорил, но продолжил задумчиво меня изучать, то ли впервые видел, то ли пытался рассмотреть по-новому, с другого ракурса. Только непонятно с какого, сам ведь говорил, что исследовал уже вдоль и поперек.
— У тебя точно нет лекарств? — спросила я удрученно и схватилась за горло.
— Есть мед и малина, — ответил он без особых эмоций. Хотя на какие эмоции я рассчитывала? Не знаю. Просто ночью он был таким… А сейчас, как будто передо мной другой человек — тот злой дровосек. — Я сделаю тебе горячий чай. Это поможет.
Благодарно кивнула и поняла, что встать все равно придется. Нужда позвала. Я не собиралась расставаться с теплым одеялом даже в туалете, но чтобы выбраться из постели, пришлось откинуть его. Взгляд упал на ноги, и я напряглась. На внутренней части бедра красовался новенький укус. А вся остальная часть бедер была покрыта синяками и следами от мужских пальцев.
Увидев это, Лайфорд выругался снова. На этот раз очень грязно.
— Ты опять? — спросила я с упреком, обводя пальцами след от его зубов. — Когда и зачем?
Я подняла на него глаза, пытаясь понять, что у него в голове, но это в принципе бесполезное занятие. Мучжина опять замкнулся в себе и казался статуей, смотря на меня так, будто это я должна ему объяснения. Покачав головой, я просто схватилась за его руку, как за опору, и с трудом встала. Он не шевелился. Не помогал мне, не тянулся. Я действительно начала думать, что сделала что-то не так.
— Слушай, я почти ничего не помню, голова раскалывается, — промямлила я.
— Ты скулила во сне, — произнес он, огорошив меня.
— Что?
— Ты мне скажи, — потребовал он вкрадчиво и зловеще. И этот топор в его руке теперь по-настоящему пугал. — Еще не вспомнила, кто ты, Рин?
Я мотнула головой. Но вчерашний ужасный сон стрелой ворвался в грудную клетку. И я тяжело вздохнула, чувствуя нарастающий ком напряжения.
— Там был… — произнесла вяло, думая, говорить ему или нет. Он смотрел так, будто в любом случае не собирался верить. А мне не хотелось казаться жалкой в его глазах. Хотя к черту! — Ты сам сказал, что это мог быть просто ночной кошмар. Надеюсь, так и есть. Мне приснилось, что какой-то ублюдок меня пытал, избивал плетью. А потом заклеймил. Раскаденным металлом по коже.
Я показала на то место, где должен был остаться шрам. Но его не было. Как напоминание, что это просто игры сознания.
— И приснилось все это сразу после того, как ты меня укусил в шею. Ты пообещал, что это не повторится. Нарушил обещание, и теперь удивляешься, что я скулила ночью? Ну, видимо, после того как твои зубы оказались у меня между ног, мне опять снились пытки.
Я укуталась в одеяло и уставилась вперед, ожидая, когда он отстанет с допросами и даст мне пройти. Я могла бы обойти его, но тогда он бы расценил это как побег. Ну нет! Это в его голове неведомые теории и заговоры, не в моей.
Я закашлялась снова, закрывая ладонью рот, и мужчина неожиданно быстро наклонился. И опомниться не успела, как оказалась у него на руках. Топор полетел на кресло, а Лайф уверенным шагом понес меня в сторону двери.
— Надеюсь, ты не выставишь меня. Я собиралась в туалет.
— Знаю, — буркнул он все еще недовольно. — Я донесу тебя.
— Я могу идти.
— Ты слаба, — произнес он, будто говорил это вовсе не мне, а сам себе давал пояснения. — Ты заболела. И на твоей коже остаются синяки от малейших прикосновений.
Я хмыкнула. Ну да! Просто кто-то совершенно не контролирует силу.
— Ты просто человек, — заключил он. Вот опять!
— Простите! А ты тогда кто?
Он поставил меня на резиновый коврик у двери в туалет. И я поморщилась от холода, который тут же обжог ступни. Лайф, посмотрел на мои ноги, а потом и на меня.
— Я сделаю тебе чай. Не задерживайся.
— О, а так хотелось побыть здесь подольше… — заворчала я, открывая дверь будки. Псих! С огро-о-о-омными тараканами в голове.
Когда вернулась, меня действительно ждал чай и даже завтрак. Но есть совершенно не хотелось. Я подошла к раковине, чтобы умыться и застонала, увидев свое отражение. Опухшее и раскрасневшееся лицо не так смущало, как...
— Это что, засосы? Черт возьми, парень!
Обернулась к Лайфу, а он уже оттягивал ворот своей рубашки с очень красноречивым видом. На его шее было три. И я опять застонала.
— Это все твой коллекционный сраный виски. Мы сошли с ума!
Он растянул губы в улыбке и на целую секунду ко мне вернулся тот сладкий Лайфорд, от которого я таяла. Но, пожалуй, лучше ему не показываться сейчас. Потому что это все неправда. Я в какой-то заднице, а он лишь отвлекает от истины.
— Буря стихла? — Я перевела тему, посмотрела за окно и убедилась, что нет. — А что со светом?
— Попытаюсь починить генератор, — ответил он серьезно. — Старый, совествких времен еще. Но даже без него мы справимся. Баня и дом отапливаются дровами — их полно. Газовый баллон полный, запасов еды много.
С последним я не была согласна. Видела, как он ест — за один присест половину холодильника.
— Точно много? Мясо в капусте закончатся и что тогда?
Он хмыкнул.
— Голубцы. И тогда будем изобретать новые виды мяса.
Он поддел носком ковер в центре кухни, и я увидела что-то вроде люка. Мои брови поползли вверх.
— Что это? Ты там держишь трупы непослушных кукол?
Я шутила, но в груди все переворачивалось от страха. Все же тот сон не собирался меня отпускать. Было такое гадкое-прегадкое чувство, что это могло быть взаправду. В это надо было не просто поверить, но и принять, пропустить через свою шкуру. А мне совершенно не хотелось, вот я и цеплялась за любые оправдания. Но пугающие мысли все равно выползали при любом движении.
— Трупы, да, — подтвердил Лайф. — Косуль. Зайцев. Огурцов.
Я чуть не поперхнулась малиновым чаем, а он мотнул головой и сдвинул коврик полностью. Поднял деревянный люк и прыгнул в темноту под мой испуганный ох.
— Заметь, я тебя сюда не приглашаю, — выкрикнул он снизу. Кажется, там была приличная глубина, и несло холодом, но кроме лестницы я ничего не видела.
— У тебя есть хотя бы свечи?
— Да, они здесь, — сообщил он и, спустя минуту возни, начал подниматься ко мне со всякой всячиной в руках. Тонкие длинные свечи, несколько банок консервов, новенькая зубная щетка в упаковке и какой-то тюбик, возможно, пасты. Ну и в завершении всего они — трупы огурцов, законсервированные в банке. Действительно, не так уж страшно, как я себе придумала.
— И ты все это нашел на ощупь за минуту? — поразилась я.
— Я же туда все эти вещи складывал, — пробормотал он и торжественно вручил мне щетку и тюбик. — Это крем. Дали в подарок. Мне он не нужен, а у тебя кожа… вот здесь.
Он провел пальцами по щеке, и от его прикосновений по телу пробежался озноб. Щеки и нос действительно покраснели и обветрились от вчерашней езды. А канадцу хоть бы что.
— Спасибо, — произнесла я и аккуратно спросила. — Где ты все это купил?
Он закатил глаза и раздраженно зарычал на меня:
— У белки на сосне за домом. Хватит уже, Рин. Я сказал, что ты останешься здесь, пока я не решу иначе.
Он грохнул со злости люком и опять вернул тот «Я выведаю все твои секреты» подозрительный взгляд. У меня не было сил спорить с ним. К тому же я начала что-то вспоминать... и теперь хотела досмотреть этот сон до конца. Да, хотела. Должна была.
— Ну что, увидела своего брата, куколка? Довольна? Смотри внимательно, ты хотела смотреть. А ты, парень, слушай. Если не хочешь, чтобы я отдал твою сестру на потеху своим псам, должен делать все, что я скажу. Все! Уяснил? И тогда этой сладкой девочке выпадет честь стать неприкосновенной самкой альфы. Я любимыми игрушками не делюсь...
«Нет… Не то. Раньше! Копни глубже, высвободи свою сущность. Свою настоящую сущность, Рин».
Меня сбросили в яму. Я падала очень долго, ощущая чувство полета, и ударилась очень сильно, когда приземлилась. Все тело ныло, казалось, что каждая косточка сломлена, перекручена через мясорубку. Я кричала и рыдала до тех пор, пока не перевернулась на спину и не увидела небо. А там, в ночном небе луна. Такая прекрасная и яркая, такая огромная по сравнению со мной и моими проблемами. От нее исходил какой-то волшебный целебный свет. Если вот так подставить лицо, я могла ощутить ее на вкус, испить. Так странно и приятно. Никогда прежде не замечала красоту ночного светила, и могла бы любоваться ею вечно, но тот голос…
— Хорошо, послушная девочка. Ты будешь послушной, верно? А теперь танцуй.
Луной оказался просто фонарь. Он светил мне в глаза, освещал меня в темной комнате, пока дьявол пил вино и наблюдал за мной, сидя в своем кресле напротив. В его руке была плеть, и он в любом случае собирался ею воспользоваться, как бы хорошо я не старалась. Но я должна была стараться не в угоду ему, а ради брата.
— Ты отпустишь его? — спросила я, не узнавая собственный голос. Он дрожал. Дрожал так сильно…
— Молчать! — заорал он и лязгнул плетью по полу. Я ведь морально подготовила себя к боли, а тело так и не привыкло. Сжималось, вздрагивало каждый раз, когда раздавался этот звук. Я задрожала от страха, чувствуя, что не в силах сдерживать рыдания. Злилась, ненавидела его за то, в какое жалкое существо меня превратил. Но все это было бесполезно, потому что мой брат все еще в клетке, и его ломали каждый день так же, как и меня. Нет, хуже. Намного хуже. Его пытали, избивали, заставляли смотреть на то, как причиняют боль мне. Я и не думала, и представить не могла, что по этому миру ходят настолько жестокие существа. Звери. Чудовища.