Вечером 7 сентября 1941 года. Военный совет ЮЗФ доложил главкому Юго-Западного фронта и в Генеральный штаб о том, что обстановка на фронте осложнилась и обозначилась угроза окружения основной группировки 5-й армии. Военный совет просил разрешить отвести 5-ю армию и правый фланг 37-й армии на рубеж р. Десна.
9 сентября Ставка разрешила отход 5-й армии и правому флангу 37-й армии с обязательным удержанием Киевского плацдарма. 10 сентября 2-я танковая группа немцев прорвалась в район Ромны, а 17-я армия захватила плацдарм в районе Кременчуга. С него, после сосредоточения, должна была наносить удар на север 1 -я танковая группа. 11 сентября главком Юго-Западного фронта обратился в Ставку с просьбой отвести войска фронта за р. Псел. Ставка запретила отход до создания фронтом обороны на этой реке, приказав удерживать Киев. Но достаточных сил для обороны и тем более для удара уже не было. 11—12 сентября 37-я армия в результате выхода противника в район Козелец и отхода 5-й армии оказалась в положении охвата справа, однако войска армии в упорных боях пока сдерживали наступление четырех дивизий противника.
12 сентября 1-я танковая группа немцев выдвинулась навстречу 2-й танковой группе на север. Уже 15-го они соединились в районе Лохвицы, окружив основные силы фронта. Только 17 сентября Ставка разрешила оставить Киев. В тот же день, буквально за несколько минут до окончательной потери связи со штабами армий, генерал Кирпонос успел отдать приказ 5, 21, 26 и 37-й армиям на прорыв в восточном направлении. Находившимся вне котла силам 37-й и 40-й армий было приказано поддержать выход войск фронта из окружения ударом на Ромны и Лубны.
Но планомерного вывода не получилось. Отсутствие управления войсками, огромные потери и расчленение на части привели войска ЮЗФ к действиям разрозненным и беспорядочным. 5,37, 26-я армии, часть сил 21-й и 38-й армий были окружены. Дольше всех сражались остатки 26-й армии — до 26 сентября. Припятская группа из войск 5-й и 21-й армий держалась до 25 сентября. 37-я армия Власова, оказавшись в двух районах (в 40—50 км юго-восточнее, другой — в 10—15 км северо-восточнее Киева), смогла продержаться до 21—23 сентября.
Судя по фактам, свидетельствам и документам, генерал Власов за два месяца в должности командующего 37-й армией ничем особенным себя не проявил. Ему, как всегда, достались самые мощные силы фронта. Ведь его армия была сформирована в основном из резервов Ставки ВГК. Находясь в Киевском укрепрайоне, она составляла основу обороны Киева.
Не проявил здесь Власов и каких-то выдающихся способностей, которые отличали бы его от других командующих.
Известно, что 20 сентября штаб 37-й армии оставил Киев и продвигался на восток на машинах за частями, прорывающими кольцо окружения. О том, как генерал Власов выходил из окружения, рассказала Агнесса Павловна Подмазенко, военврач 3-го ранга, младший врач медпункта штаба 37-й армии и походно-полевая жена Андрея Андреевича:
«Фактически об окружении немцами 37-й армии я узнала по прибытии в район села Семёновка близ города Яготина 26 или 27 сентября от бывшего командующего армией Власова, с которым вместе выехала из Киева.
Из-за сильного обстрела дороги, по которой следовала наша колонна, ехать на машинах стало невозможно, и по приказанию Власова все машины были уничтожены в лесу между Березанью и Семеновкой. Тут же мы разбились на небольшие группы, и каждая стала выходить из окружения самостоятельно. Я лично входила в группу примерно из 30 человек, возглавляемую лично Власовым.
Из-за сильного артиллерийского и минометного обстрела наша группа перешла лесом на небольшой островок среди болот, находящийся недалеко от деревни Семеновка. На этом островке скопилось до полутора тысяч человек, и он вскоре также стал обстреливаться немцами.
На следующий день небольшая группа во главе с Власовым с этого островка переправилась в лесок, расположенный с другой стороны Семеновки. Отсюда мы ночью перебежали через обстреливаемое немцами поле в большой соседний лес.
По этому лесу мы шли около трех дней в составе группы из 10—15 человек — работников штаба 37-й армии…
В первых числах октября 1941 г. мы подошли к деревне Помокли, что в трех километрах от села Соснова.
В связи с тем, что у нас кончились продукты, а также с целью ориентации в обстановке я с согласия Власова пошла в деревню Помокли, переодев гимнастерку на свитер. Остальные остались в лесу.
От местных жителей я узнала, что на противоположном конце деревни находились немцы и что появляться посторонним здесь опасно, так как накануне в Помоклах были убиты два немецких солдата, за что немцы расстреляли несколько граждан. В деревне я пробыла около часа и, достав продукты, возвратилась обратно.
Придя к выводу, что передвигаться большой группой дальше рискованно, начальник разведотдела и ряд других лиц от нас отделились и решили выходить из окружения самостоятельно. Я осталась с Власовым и политруком Свердличенко.
Следуя по лесу к селу Соснова, мы догнали одного из жителей этого села. Мы попросили его помочь нам достать гражданскую одежду. О себе мы ничего не говорили, но он по нашему виду понял, что мы являемся командирами Красной армии. Не доходя до Сосновы, оставив Власова и Свердличенко, я зашла в село с этим человеком. Как затем я узнала, в селе находились немцы, занявшие школу в противоположном конце села, у дороги.
Встретившийся нам в лесу человек пригласил к себе домой местного старого партийного работника Любченко, которого я попросила оказать помощь в приобретении гражданской одежды для двух командиров Красной армии в обмен на принесенные мной кожаное пальто и гимнастерку. Я попросила также указать безопасный маршрут следования в расположение частей Красной армии.
Вскоре Любченко снабдил меня гражданской одеждой для Власова и Свердличенко, а в отношении маршрута предложил, чтобы они зашли к нему и он сам с ними переговорит.
Переодевшись, Власов и Свердличенко зашли в Соснову, где встретились с Любченко. Они представились ему как командиры Красной армии, при этом политрук показал Любченко свой партийный билет. Затем они стали разговаривать о маршруте следования к частям Красной армии. Любченко связал Власова с партизанским отрядом, находившимся близ Мосновы в лесу. Здесь Власов ознакомился с обстановкой, а также узнал, что менее опасным является путь на гор. Прилуки через село Черняховку, с обходом населенных пунктов, занятых немцами.
Из этого села мы ушли на следующий день, не будучи никем задержаны. Я и Власов ночевали здесь у одной старухи, имевшей сына и дочь, а Свердличенко ночевал у человека, которого мы накануне встретили в лесу. Перед уходом я и Власов отдали Любченко на хранение свои пистолеты и документы, за исключением удостоверений личности. Кроме того, Власов оставил себе партийный билет. Отдавал ли какие-нибудь документы Свердличенко, мне неизвестно, но я знаю, что при нем все время находился партийный билет…
Из Сосновы мы направились в дер. Черняховку, но в нее не заходили…
Примерно 10 октября 1941 г. мы подошли к селу Верхняя Журавка, близ гор. Прилуки.,.
Между 15 и 20 октября, вечером, мы подошли к городу Белополье…
Не доходя 80—100 км до Курска, в одном из сел, названия которого я не помню, мы узнали, что здесь находятся военнослужащие Красной армии. Оказалось, что это партизанский отряд, возглавляемый лейтенантом…
От командира отряда мы узнали, что части Красной армии находятся в Курске и что нам следует поторопиться, так как Курск готовят к эвакуации.
После встречи с партизанами шедший с нами работник склада 37-й армии ушел вперед, так как считал, что один выйдет быстрее к частям Красной армии. Близ Курска ушел вперед и Свердличенко, чтобы узнать, где лучше перейти линию фронта. К нам он больше не вернулся.
1 ноября 1941 г. Власов и я вошли в Курск, где встретились с частями Красной армии. В тот же день мы выехали в Воронеж…»
Из этого рассказа можно сделать только один-единственный вывод: несмотря на сложности выхода из окружения, генерал Власов целенаправленно шел на восток по тылам противника.
Попасть в плен он мог элементарно, но, судя по всему, совершенно об этом не помышлял. Но обратим внимание на такой штрих: выход из окружения Власов начинает со штабом армии, затем, после разделения на группы, лично сам возглавляет одну из таких численностью до 30 человек и в результате выходит к своим только с А.П. Подмазенко.
В двадцатых числах ноября 41-го Власова разыскивает Главное управление кадров, в связи с предполагаемым назначением, командующим вновь формируемой 20-й армии.
На запрос ГУКа из штаба Юго-Западного фронта по телеграфу ответили:
«Генерал-майор Власов сможет быть направлен не ранее 25—26 ноября в связи продолжающимся воспалительным процессом среднего уха.
Начальник штаба ЮЗФ Бодин
Зам. нач военсанупра ЮЗФ Бяляк-Васюкевич».
Начальником штаба 20-й армии был назначен полковник Л.М. Сандалов. 28 ноября 1941 года он прямо с аэродрома прибыл в Генеральный штаб для беседы. В кабинете Маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова Леонид Михайлович поинтересовался:
— А кто назначен командующим армией?
— Недавно вышедший из окружения командующий 37-й армией Юго-Западного фронта, — ответил Борис Михайлович и назвал фамилию не известного прежде Сандалову генерала. — Но учтите, что он сейчас болен. В ближайшее время вам придется обходиться без него. Однако все важные вопросы согласовывайте с ним. В штаб фронта ехать вам уже нет времени, да к тому же вас знают там по первым месяцам войны. Напутствие мое вам такое — быстрее сформировать армейское управление, развернуть армию, создать оборону и готовиться к наступлению.
Поздно вечером 29 ноября Ставка приняла решение о начале контрнаступления под Москвой, а уже утром 30-го Военный совет Западного фронта представил свои соображения, и план был утвержден.
20-я армия получила приказ нанести главный удар в направлении Солнечногорска и во взаимодействии с 1-й ударной и 16-й армиями овладеть городом.