– Можно сказать, что он умер от любви к вам… И большинство мужчин, увидев вас, могут понять почему.
Алиенора взяла себя в руки и нахмурилась, глядя на Раймунда с напускным упреком:
– Вы знаете, сколько мне лет?
– Если вы мне скажете, я не поверю. Мадам, вы из бессмертных, ваши красота и слава легендарны, и я собственными глазами вижу, что слухи не врут!
Это сопровождалось все более горячими жестами, и Алиенора с тихой радостью заметила, что Генрих подозрительно посматривает на них. Ей пришла в голову озорная мысль: лечь в постель с графом, чтобы еще сильнее позлить мужа. Соблазнить влюбчивого графа не составило бы труда. Осмелится ли она сделать это? Может быть, ей и не нужно ничего другого, чтобы успокоиться и смягчить боль.
Молодой Король прибыл на третий день, вскоре после гонца из Парижа, доставившего поздравительные письма королю и графу Гумберту и тайное послание Алиеноре.
Отойдя от окна, из которого Алиенора надеялась увидеть на дальних холмах приближающуюся свиту во главе с ее старшим сыном, она поспешно сорвала печать. Людовик писал, что предлагает ей и ее сыну поддержку против несправедливого отношения со стороны мужа. Он писал, что, поскольку Генрих является его вассалом, у него, Людовика, есть право потребовать, чтобы вассал восстановил справедливость по отношению к своим наследникам, и что он будет требовать выполнения этого даже под страхом применения оружия.
Руки Алиеноры дрожали. Она с ужасом понимала, что, обратившись за помощью к Людовику, совершила измену по отношению к своему мужу. Ответ Людовика показал ей это со всей очевидностью. Она не имела в виду причинить какой-то ущерб Генри, хотела лишь одного: чтобы он подумал об интересах их сыновей. Но дело было сделано. Письмо написано, вред уже нанесен. Алиенора подозревала, что Молодой Король имел сношения со свекром и получил такие же заверения.
И вот теперь Молодой Генрих был на пути сюда, его свита уже виднелась на холмах. А его мать успокоила свою совесть и заставила себя улыбнуться. Алиеноре хотелось увидеть старшего сына, хотя она и понимала, что его присутствие здесь не может привести ни к чему иному – только к ссоре. И еще она прекрасно понимала, что будет с руками и ногами вовлечена во все, чему суждено случиться.
Король Генрих собрал семью, гостей и свой двор в большом зале монастыря Святого Марциала на еще одно пиршество, и именно здесь с каменным выражением лица он и принял Молодого Короля с королевой Маргаритой. Хуже того, Молодой Генрих в гнетущей тишине обменялся с королем приветственным поцелуем, не наклонив при этом головы в почтении к отцу. Объятие с матерью было куда более теплым.
Неуважительность Молодого Генриха не осталась незамеченной. Короли Арагона и Наварры обменялись неодобрительными взглядами, а Раймунд Тулузский посмотрел на Алиенору, вздернув свои изящные брови. Но та сделала вид, что ничего не заметила, и, когда все рассаживались для торжественного пира, заняла место между двумя королями – мужем и сыном.
Когда скатерти унесли и подали приправленное пряностями вино, все общество переместилось в церковь, где должна была состояться помолвка лорда Иоанна и Алисы Морьенской. Будущая невеста – изящный ребенок четырех лет с каштановыми волосами, обрамляющими милое округлое личико, – была единственным и любимым ребенком. Ее отец, тучный граф Гумберт, явно печалился предстоящим расставанием с дочерью. Но сделку заключили быстро, и Алиса была помолвлена с шестилетним Иоанном, который не выказывал к ней ни малейшего интереса. Интерес мальчика вызывала чудесная роскошь и возбужденное настроение этой редкой недели, когда наконец он вырвался из монастырского заточения, и в этой помолвке он видел только средство разнообразить свое убийственно монотонное существование.
Церемония закончилась, и настало время, когда граф Гумберт должен был формально передать дочь под опеку английского короля. Он поднял Алису – в глазах его появились слезы, – поцеловал ее, потом опустил и мягким движением посадил в неустойчивый реверанс. Генрих погладил девочку по головке.
– Королева Алиенора будет заботиться о ней, как о собственной дочери, – заверил он взволнованного отца.
Алиенора вышла вперед и взяла Алису на руки.
– В качестве приданого она получает четыре замка, указанных в брачном контракте, – сказал граф, – и я официально называю сеньора Иоанна моим наследником.
Генрих сердито посмотрел на непоседливого сына, показывая резким кивком, что он должен поклониться, признавая сказанное, что тот и сделал с запозданием.
За этим последовала следующая церемония, во время которой было решено, что граф Раймунд, который теперь был признан Генрихом и Алиенорой еще и графом Тулузы, должен принести оммаж своим сеньорам. Но Генрих изменил план. Он поставил рядом с собой мечущего глазами молнии Молодого Короля и – вместо Алиеноры – Ричарда как герцога Аквитании и вынудил графа принести оммаж им троим. Это вызвало недовольный ропот со стороны подданных Алиеноры: при чем тут Молодой Король? Это было право Ричарда, единственного из сыновей Алиеноры, поскольку король Людовик именно его признал сюзереном Тулузы.
Алиенора тоже не могла скрыть ярости. Какое право имеет Генри оскорблять ее, суверенную правительницу Аквитании?! Но посмотрите на него! Вот он стоит, сияя, довольный тем, что может просто растоптать чувства других. Как всегда! Она впала в ярость, и ее решимость укрепилась. Не вина Молодого Короля, что его вовлекли в это. Господь знает, у него хватает и своих забот. Но Алиенора не могла простить, что Ричарда – ее Ричарда – наглым образом ущемляли в правах. Генриха необходимо остановить. Если для этого ей придется совершить измену… Что ж, она к этому готова.
Алиенора предполагала, что, когда пир закончится и гости разойдутся, будет крупный семейный скандал. И не ошиблась. Прежде чем они с королем успели удалиться в свои отдельные спальни – Алиенора поклялась себе, что больше никогда не лягут они в одну постель, – Ричард остановил родителей на лестнице и горько посетовал на нанесенное ему оскорбление.
– Твой брат – мой наследник. И давай больше не будем возвращаться к этому разговору, – сказал Генрих тоном, не допускающим возражений.
– Да, но он не наследник Аквитании! – закричал Ричард. – У него нет никакой власти над этой территорией и никогда не будет!
– Генри, ты поступил несправедливо, – холодно добавила Алиенора.
– Прекратите эти жалобные стоны! – зарычал король. – Я иду спать.
– Подожди, отец, – раздался голос Молодого Короля. – Я должен кое-что сказать тебе. Ты хочешь, чтобы я сделал это здесь, или предпочитаешь, чтобы мы с тобой поговорили с глазу на глаз?
Генрих направился вверх по лестнице, смерив сына сердитым взглядом:
– Лучше вам всем подняться в мой солар, и там мы все обсудим и поставим точку в этом деле раз и навсегда.
– Хорошо, – ответил Молодой Король, глаза его решительно горели.
Алиенора уселась в резное кресло у жаровни. Два ее сына уверенно расположились по обе стороны от нее, давая понять, что они трое – союзники. Генрих стоял лицом к ним, широко расставив ноги, сложив руки на груди и с вызовом выпятив подбородок:
– Ну? Говорите!
– Почему ты отказываешься наделить хоть какой-то властью меня и братьев? – ощетинился Молодой Король.
Генрих прищурился:
– Потому что вы еще не готовы, и твоя вспыльчивость это доказывает.
– Значит, Иоанн в шесть лет готов управлять замками, которые ты ему дал, замками, которые по праву принадлежат мне! Я не хочу отдавать ему эти замки, а ты не имел права ими распоряжаться!
– У меня есть все права, – ответил Генрих, он оставил свою инквизиторскую позу, чтобы налить себе вина. – Я король. Все здесь мое, и я всем могу распоряжаться. К тому же я еще не умер.
– Ты не имеешь права распоряжаться здесь землями без разрешения твоего сюзерена – французского короля, – злобно ухмыльнулся Молодой Король. – И должен тебе сказать, король Людовик и бароны Англии и Нормандии желают, чтобы ты поделился со мной властью и назначил доход, необходимый для содержания моих владений.
– Ты времени даром не терял, – фыркнул Генрих, в упор глядя на сына. – Скажи-ка, подобает ли сыну и наследнику интриговать за моей спиной, подстрекать баронов и вести переговоры с моим злейшим врагом?
– Что посеешь, то и пожнешь, Генри, – вставила Алиенора. – У него не было другого способа добиться справедливости. Ты должен это понимать.
– Я бы назвал это иначе, мадам. – Король смерил жену презрительным взглядом. – Я бы назвал это изменой.
Видимо, выражение лица выдало королеву. Ее сыновья встревожились, когда Генрих напустился на жену:
– Алиенора, что тебе известно об этом? Ты тоже замышляешь смуту?
– Я только поддерживаю моих детей, – уклончиво ответила она.
Король наклонил голову так, что они оказались лицом к лицу, чуть не касаясь носами.
– Надеюсь, ты не дошла до того, чтобы искать поддержки у Людовика!
– Мне нет нужды искать у него поддержки. Кажется, наш сын сам может о себе позаботиться.
Генрих выпрямился. Он был раздражен, но пока не хотел углубляться в расследование. Алиенора наверняка не зашла так далеко, думал он.
– Вон отсюда! – приказал он сыновьям. – И хватит морочить мне голову бесконечным нытьем и требованиями. Давайте выметайтесь! Я хочу один на один поговорить с вашей матерью.
Молодой Генрих и Ричард неохотно, как проказливые дети, вышли из комнаты, глаза их горели, а в груди кипела ненависть. Алиенора проводила сыновей взглядом, переживая за них, но Генрих сразу обратился к ней.
– Если я узнаю, что ты предала меня, – предупредил он абсолютно серьезным голосом, – я тебя убью.
– Меня это не удивит после того насилия, что ты мне уже продемонстрировал, – ответила Алиенора, стараясь держать себя в руках. – Генри, откуда у тебя столько ненависти ко мне? Неужели из-за того, что тебе невыносимо, когда я бываю права?
– Все дело в том, что ты, вместо того чтобы поддерживать меня, противоречишь мне, – ответил он. – Ты никогда не демонстрируешь мне надлежащей покорности, как то подобает жене.