– Да, я зол на тебя. Ты всех бросила, Джесса. Ты бы видела, что это сделало с Джесси. С группой. Что это сделало с Сетом…
– Не надо.
Она протиснулась мимо меня, спотыкаясь о раковину, и потянулась, чтобы перекрыть воду в ванне, которая вот-вот должна была перелиться через край.
– Теперь ты можешь идти, – сказала она, залезая в ванну, все еще в трусиках и лифчике. – Со мной все будет в порядке.
– Черт. – Сплюнул я. Она стояла и лишь моргала в замешательстве, пока я шел к ванне. – Я ждал тебя много лет. Я отдал тебе все, что мог. Я отдал тебе все пространство в этой гребаной вселенной, и все, чего я хотел, – это чтобы ты присутствовала в моей жизни. А ты отказалась дать мне это.
Она без единого слова погрузилась в ванну.
– Я злился, – продолжал я, – потому что ты, черт возьми, ушла. Потому что каждый раз, когда я возвращался домой, тебя там не было, и всякий раз, когда мы оказывались в одном городе, ты была слишком занята, чтобы увидеться со мной. Потому что, когда бы я тебе ни звонил, ты не отвечала и не перезванивала мне. Я злился, потому что мне пришлось шесть с половиной гребаных лет общаться с твоей голосовой почтой.
Она подняла на меня покрасневшие глаза.
– Значит, ты просто никогда меня не простишь, да?
– Ты разбила мне сердце!
Я прокричал ей это, выплеснул на нее весь свой гнев и досаду, которые все еще бушевали во мне.
Джесса уставилась на меня, выглядя немного ошеломленной. Она покачала головой. Затем рассмеялась невеселым смехом, встала в ванне и указала на меня пальцем.
– Сколько это длится? Десять лет? – спросила она, тыкая пальцем мне в лицо. – Ты стоял прямо передо мной и сказал, что будешь ждать меня. А потом я увидела тебя с Кристи Ремпел.
– Точно, – сказал я. – У тебя чертовски избирательная память, если ты так все запоминаешь. Я сказал тебе, что буду ждать тебя, Джесса, и я дождался. Я не говорил, что стану монахом в процессе.
– А я говорила тебе, что ждать кого-то вечно – плохая, очень плохая идея.
– Ага, потому что ты видела это в каком-то дерьмовом фильме. И вот где ты живешь, в гребаном фильме и в словах песни, потому что ты точно, черт возьми, не живешь здесь, со мной.
– Я же говорила тебе не ждать меня!
– А я говорил тебе, что люблю тебя.
Она отдернула голову, как будто я дал ей пощечину. Наверное, стоило, я очень этого хотел.
– Не говорил.
– Говорил. В тот день в моей машине, под дождем. Я сказал тебе. – Мой голос стал тихим, когда я вспомнил, но я продолжал смотреть ей в глаза. Я больше не убегал от этого дерьма. – Я сказал тебе, что всегда любил тебя.
Она обхватила себя руками.
– Я имею в виду… ты вроде как сказал что-то о…
– Вроде как? Как кто-то может «вроде как» изливать тебе душу? Я умолял тебя не уходить, а ты все равно ушла.
– Потому что мне пришлось!
– Зачем? – Я подошел на шаг ближе, так близко, как только позволяло пространство. – Скажи мне, какого черта тебе это понадобилось?
Джесса с плеском плюхнулась в воду и больше на меня не смотрела.
– Я не знала, что ты в меня влюблен, – сказала она, – и в любом случае в этом нет моей вины.
Я уставился на нее, но она больше не произнесла ни слова. Ради всего святого. Это все, что она могла сказать?
– Кричи, если начнешь тонуть или что-то в этом роде, – выпалил я, хлопнув дверью и выходя из комнаты… прежде чем утопить нас обоих.
Глава 10. Джесса
Мой брат зря время не терял. Как только я сообщила ему о своем намерении остаться в Ванкувере после свадьбы, то увидела, как в его голове завертелись музыкальные шестеренки. Не то чтобы я решила остаться из-за музыки, но у меня немного перехватывало дыхание от того, как быстро он начал суетиться вокруг меня.
Да, я планировала уехать сразу после свадьбы, но это было до того, как Броуди решил трахнуть меня через одежду и я оказалась на волосок от оргазма.
Решение я приняла на следующее утро за бранчем, когда с похмелья зашла в летний коттедж, просто надеясь слиться с окружающей обстановкой и, может быть, проглотить несколько французских тостов, не испытывая тошноты. Но вместо этого я обнаружила, что Броуди и Аманды уже нет, а все остальные смотрят в мою сторону, пока мой брат поднимает тост за меня. Затем он объявил перед всеми, что они с Кэти решили отложить свой медовый месяц, чтобы он мог остаться в городе и провести некоторое время со своей сестрой.
– И, вполне вероятно, – добавил он как бы невзначай, – мы напишем какую-нибудь музыку вместе.
Из-за этого все впали в безумный восторг.
Да уж. Никакого давления.
Я посмотрела на все эти полные надежды лица и при всех сказала своему брату, что могу остаться на десять дней. После этого у меня была запланирована съемка в Лос-Анджелесе. И хотя я любила своего брата, правда заключалась в том, что оставалась я здесь лишь отчасти из-за него.
В основном же я просто не могла оставить все как есть с Броуди… а это полная жесть.
Мои воспоминания о той ночи были такими… нечеткими. Но я помнила достаточно. Я помнила, как терлась о твердый член в его джинсах, готовый взорваться, как фейерверк, брошенный в вулкан. И еще я помнила, что он сказал мне. О том, что я разбила ему сердце.
Я также более или менее помнила, как восприняла эту информацию, и это было довольно удручающе.
Я серьезно упрекнула его за Кристи Ремпел?
Сколько мне было, пятнадцать?
Так что да, я осталась, потому что мне нужно было с ним поговорить. Я понятия не имела, как мне это сделать, как набраться смелости и начать этот разговор по типу: «Я знаю, ты в курсе, что я облажалась, но вот о чем ты не знаешь».
Самый сложный разговор, который мне когда-либо приходилось вести.
К счастью, у меня было десять дней, чтобы разобраться в этом, и, судя по всему, я смогу легко заполнить эти десять дней музыкой и отвлечься. Потому что, очевидно, мой брат планировал в полной мере использовать эти десять дней и все доступные средства в своем арсенале, чтобы убедить меня написать что-нибудь из музыки вместе с группой.
На следующий вечер после свадьбы, когда мы с Рони вернулись в Ванкувер и устроились в гостевой спальне ее квартиры, Джесси прислал мне для игры потрясающую акустическую гитару: совершенно новую винтажную гитару Gibson Hummingbird, настоящего зверя. Локомотив акустики, и, возможно, для меня это было слишком – и не то чтобы мой брат этого не знал. Очевидно, она стала мне мотивацией для роста.
Что-то, с чем я могла бы писать новую музыку.
На следующее утро он прислал Мэгги за мной на машине, чтобы отвезти меня на новую репетиционную площадку Dirty для небольшого джем-сейшена с ним и Зейном.
Круто, правда?
Особенно когда новым местом для репетиций оказалась старая церковь за городом. Когда мой брат упомянул «посещение церкви», я подумала, что это просто его причуда, ссылка на религиозную природу своей страсти к музыке.
Оказывается, нет.
Зданию было около ста лет, оно было миниатюрным, первоначально построенным из серого камня, знававшего лучшие времена. Основная часть фасада пребывала в плачевном состоянии. Внутри, за вестибюлем при входе, располагалась главная комната, а также небольшой кабинет, туалет и крошечная отреставрированная кухня. Большинство оригинальных деревянных скамей убрали, но в задней части зала они по-прежнему стояли в три ряда. Некоторые стены частично разобрали. Повсюду было дерево, высокий сводчатый потолок и великолепное витражное окно, которое, как и все остальное в этом месте, поспешно отреставрировали за последние десятилетия. Но, несмотря на это, оно все еще сохраняло некую вневременную, внушающую благоговейный трепет красоту.
На месте алтаря теперь находилась просто низкая сцена, устеленная потертыми персидскими коврами и уставленная устрашающей стеной усилителей Marshall. Остальное пространство было усеяно другим музыкальным оборудованием, включая несколько гитар моего брата и массивную ударную установку Дилана.
И самое прекрасное, что церковь располагалась на угловом участке, примыкая к автосервису, а с другой стороны – к участку сельхозугодий, так что на шум жаловаться некому.
– Фантастика, – сказала я своему брату, когда он проводил мне экскурсию. – Как вам удалось заполучить это место?
– Броуди нашел его для нас прошлым летом, – сказал он. – По-видимому, оно не использовалось в качестве церкви около двух десятилетий. Оно находится в отдалении, но мне нравится. Я просто стараюсь избегать часа пик и использую это время, чтобы проветрить голову, поработать над текстом и все такое.
– А что стало с прежним местом? – Раньше они репетировали в студии прямо в центре города, недалеко от дома брата.
– Отдал его Кэти, – сказал он с усмешкой. – Она использует его как свою художественную студию. Но мы все равно переехали сюда до того, как это случилось. Нам нужно было помещение побольше. – Затем он врубил электрогитару Fender Strat насыщенного черного цвета и отправил пальцы в полет – из усилителей за его спиной тут же заревела грубая, извращенная, великолепная музыка, словно какой-то разъяренный зверь пробудился от своего прекрасного сна.
Черт возьми.
Мой брат был настоящим богом рока.
Я плюхнулась обратно на табурет, чтобы послушать. В груди разлилось тепло, словно я только что заправилась рюмкой хорошего виски. Я вспомнила, как Джесси зажигал, когда мы были детьми. Тогда он был хорош, по-настоящему хорош. Он всегда был одаренным гитаристом, но сейчас он стал лучше, чем когда-либо.
Я сразу это услышала.
Я слышала, как развился его стиль игры на протяжении многих лет, как он возмужал… его звучание смягчалось по краям и возрастало к сути в середине, напитываясь… И дело было не только в лучшем, более дорогом оборудовании. Я даже не знала, как это точно описать. Когда мой брат выходил на сцену и начинал играть на гитаре, даже я понимала, почему девушки на его концертах бросались на него полуголыми. Джесси взрослел вместе со своей музыкой, а мой когда-то раздражавший, но милый старший брат превратился в довольно красивого мужчину, с которым приходится считаться.