Когда они закончили, на минуту воцарилась тишина, и мы все стояли, уставившись друг на друга. У меня звенело в ушах. Затем Зейн запрокинул голову и рассмеялся, его белые зубы сверкнули в свете свечей.
– Что, черт возьми, это было? – ошалело спросила Мэгги.
– Это, – сказал Зейн в микрофон, – наш следующий сингл, Мэгги Мэй. – Затем он драматично уронил микрофон и спрыгнул со сцены, чтобы взъерошить мне волосы.
Следующий сингл… ни хрена себе.
Что-то только что произошло на этой сцене, пока Зейн вопил мой текст под музыку Dirty. Что-то, к чему я не была причастна уже очень, очень давно. Я не слепая, и у меня нет к этому иммунитета.
Только что произошло волшебство. И я расплакалась.
Ребята не осудили меня. Они просто дали мне выплакаться, обняв меня. Зейн был первым.
– Я сказал это один раз, я повторю это дважды и столько раз, сколько тебе нужно, – сказал он мне. – Хорошо, что ты дома.
Затем мой брат заключил меня в объятия. Какое-то время он ничего не говорил. Затем он прошептал:
– Запомни это.
После этого ребята вышли на улицу, чтобы покурить. Мэгги пошла с ними, не сказав ни слова, лишь слегка улыбнувшись в мою сторону и оставив меня наедине с этой волшебной атмосферой.
Я поднялась на сцену и некоторое время смотрела на великолепный витраж, на то, как по нему пляшут отблески свечей и тени. Я вновь и вновь прокучивала песню в голове. То, как Зейн пел ее… так отличалось от того, как бы я ее спела, и все же… как будто она была написана специально для его голоса.
Возможно, так оно и было.
Когда я наконец обернулась, там стоял Броуди, прислонившись к стене в задней части церкви, и наблюдал за мной.
– Привет, – изумленно сказала я. – Как давно ты здесь?
– С тех пор, как ты ушла.
Я тихонько вздохнула, и мои плечи опустились. И вот так, вся радость, вся надежда, все тепло, любовь и родство, которые я ощутила здесь, в этом невероятном старом здании, в объятиях нескольких моих старых друзей – моей семьи, – пока снова создавала с ними музыку и волшебство… все это испарилось в одно мгновение.
Именно этого я всегда боялась – нет, я всегда знала, что так и будет.
Как будто находясь на судебном процессе, я осталась стоять на сцене одна. Я глядела через пустой зал на человека, которого когда-то бросила, и теперь понятия не имею, как преодолеть разверзшуюся между нами пропасть.
Не то чтобы я не хотела поговорить с ним после нашей ссоры в ванной, но он не совсем облегчил мне задачу. К тому времени, как я вытащила свою пьяную задницу из ванны, он уже ушел, а Рони ждала меня в моей комнате вместе с футболкой Zeppelin, спасенной с причала.
С тех пор я не видела Броуди.
Однако я много думала о том, что могла бы сказать ему при встрече. Пожалуй, только это и занимало мои мысли. Я даже пыталась записать все, что было у меня в голове, и как-то упорядочить это. Упростить. Добраться до сути.
Я думала обо всех тех случаях, обо всех письмах, которые писала ему на протяжении многих лет, но так и не отправила.
Я думала о том, что может случиться, когда я наконец расскажу ему о том, что произошло много лет назад. Но факт был в том, что я не знала, что произойдет. Это было самое трудное – неопределенность.
Я понятия не имела, как он отреагирует.
Кроме Броуди, у меня были отношения только с предсказуемыми мужчинами. С мужчинами, которых, как мне казалось, я могла контролировать. С Броуди это было невозможно, и это всегда пугало меня. Я все еще не могла его контролировать, и я это знала. Если бы он захотел, я бы кончила прямо там, на столешнице в ванной, в его объятиях; если бы он не остановил это, я бы дала ему все, что он у меня попросит. По крайней мере, то, что он требовал от моего тела.
Я больше не была испорченным ребенком, у которого был миллион причин сказать «нет».
Но он прекратил это.
Потому что ясно, что Броуди никогда бы не позволил себе увлечься мной – даже находящейся в одном нижнем белье, с раздвинутыми ногами, обвившимися вокруг него, и готовой к оргазму.
Ты свел меня с ума, черт возьми.
Броуди однажды влюбился в меня, и сейчас по его позе, языку его тела, по выражению лица и по тому, как он смотрел на меня, было видно: он больше никогда не совершит такой ошибки.
Я почти ожидала, что он повернется и выйдет из церкви, но он просто стоял, прислонившись к стене, и смотрел на меня.
– Ты пропал, – осторожно сказала я, – после свадьбы. Я не видела тебя на бранче.
– Аманде пришлось вернуться в город.
– А. – Я кивнула, изо всех сил притворяясь, что упоминание о его девушке не вызвало у меня отвращения. – Верно. – Я опустилась на колени и принялась укладывать свою новую гитару в футляр с розовой подкладкой.
Броуди направился ко мне по проходу. Он встал перед сценой и посмотрел на меня снизу вверх, засунув руки в карманы… Он был так похож на того мальчика, которого я впервые встретила на игровой площадке, отчего мое сердце бешено заколотилось.
– Просто не наделай глупостей, ладно?
Я уставилась на него.
– Что, прости?
– Не заставляй их верить в то, что ты вернулась и теперь останешься, когда это не так, – сказал он ровным голосом. – Не начинай писать с ними песни, которые ты не закончишь, и не позволяй им привязываться к идее, что ты рядом.
Так, это уже слишком.
Я не одна из его клиенток. Я не платила за его советы и уж точно не просила их.
Броуди мог отстраниться от меня, возненавидеть, если ему было нужно – это его выбор. Но кто он такой, чтобы отдавать мне приказы? Кто он такой, чтобы указывать мне, что я могу и чего не могу делать с группой? С моим собственным братом? Он был их менеджером, да. Но мне не нужно его разрешение, чтобы пообщаться с ними или написать несколько песен.
Это были бы и мои песни тоже.
Я встала и скрестила руки на груди, возвращая ему все то отношение, которое он ко мне проявлял.
– Ты говоришь мне это как их друг или как менеджер? Или просто по доброте душевной?
– Я говорю тебе это как человек, который знает, каково это, когда тебя бросают.
С этими словами он развернулся и пошел обратно по проходу к выходу.
Вот черт.
Удар ниже пояса.
Я спрыгнула со сцены и последовала за ним.
– Они сказали мне, что ты нашел для них это место.
Он повернулся ко мне.
– И?
– И… оно потрясающее. Идеальное. – Я поравнялась с ним на полпути к алтарю. – Ты всегда знал, что для них лучше. Ты был для них отличным менеджером и отличным другом. Ты должен гордиться всем, чего вы достигли вместе. Но… это не значит, что у тебя есть право указывать мне, где мое место, только потому, что тебе не все равно, а также потому, что ты считаешь себя главным. Если группа хочет писать со мной… если я хочу писать с ними… у тебя нет на это права.
– Вообще-то, – мрачно сказал он, – есть. Это моя гребаная работа. Работа, которую я делал каждый день, пока тебя не было. Работа, которую я бы делал, даже если бы мне никогда не платили. Вот насколько мне не наплевать.
Он подошел ближе и заглянул мне прямо в глаза, и я почувствовала, что между нами возникло непреодолимое притяжение. Его глаза были темными, и на мгновение мне показалось, что он сейчас меня поцелует. И я хотела, чтобы он это сделал, хотя и знала, что это плохая идея, потому что, если Броуди поцелует меня еще раз до того, как я признаюсь во всех своих гребаных грехах, все только усложнится. Для нас обоих.
Но он меня не поцеловал.
– И для протокола, – сказал он, понизив голос, – я посоветовал им не писать с тобой. Я сказал им, что ты ненадежный, неуравновешенный и не преданный своему делу человек. Мы уже проходили этот путь раньше, с Сетом, и все мы знаем, чем это заканчивается.
Ого.
Не самое лестное из того, что мне доводилось слышать. И сравнение с Сетом казалось… несправедливым. И все же каким-то образом именно этого я и заслуживала.
Правда это или нет, но мне было больно слышать все эти нелестные слова из уст Броуди. Знать, что он говорил такие вещи обо мне Джесси, Зейну, Эль и Дилану.
Я открыла рот, чтобы ответить, но он не дал мне этого сделать.
– Дело не в тебе, Джесса. Дело и не во мне. Дело в Dirty. В группе сейчас не все гладко. Джесси и Эль расстались, а их десятый юбилейный альбом и тур не за горами, и теперь мы снова без ритм-гитариста. У них и так хватает забот. Им не нужно от тебя никакого дерьма.
– Подожди. Что ты имеешь в виду? Что случилось с Поли?
– Поли ушел. – Броуди устало провел рукой по лицу. Внезапно я узнала этот мрачный взгляд, и он не имел ничего общего с желанием поцеловать меня. – У его жены обнаружили какой-то редкий рак. Он бросает все, чтобы помочь ей пройти курс лечения.
– Боже. – Слова слетели с моих губ, как невнятный, болезненный вздох.
– Только что позвонил. Пришел сказать ребятам. Слушай, – сказал он, и в его голосе слышалась явная усталость, – это у всех выбьет почву из-под ног.
– Да. – Я обхватила себя руками, внезапно почувствовав холод. В церкви гуляли сквозняки, а это теплое и приятное ощущение адреналина от игры с ребятами давно прошло. – Я понимаю. Просто дай мне знать, чем я могу помочь. Пожалуйста.
– Ты ничего не можешь сделать, – сказал он, снова глядя мне в глаза. – Кроме как уйти сейчас, если именно так ты собираешься поступить.
После этого он развернулся и вышел.
Глава 11. Джесса
В следующие несколько дней я не высовывала свой нос.
Я не вернулась в церковь, хотя мой брат постоянно просил меня прийти. Я знала, что там собралась вся группа, и они хотели, чтобы я была с ними. Но Броуди был прав, несмотря на то, что мне хотелось обидеться на его слова.
Если я собираюсь уехать… лучше всего это сделать прямо сейчас.
Но я обещала своему брату десять дней. И он отложил свой медовый месяц ради меня. Что означало: я должна смириться с этим и тащить свою задницу обратно в церковь, чтобы провести с ним время. Джемить с группой. Тусоваться.