По большей части музыку для Dirty писали Джесси и Зейн. Так было всегда с тех пор, как я ушла из группы, а Сета вышвырнули. И мы все знали, что по этой причине новые песни не звучали так сильно, как дебютные, над которыми мы трудились все вместе. Я не хочу сказать, что Джесси и Зейн являются плохими авторами. Они замечательные. На протяжении многих лет им удавалось выпускать хит за хитом.
Но в тех первых песнях было что-то другое, нечто особенное, к чему без нас с Сетом группа никогда бы не смогла прикоснуться.
Между нами шестью царило волшебство.
Волшебство, к которому мы с братом прикоснулись, когда вместе писали песни для его сольного альбома. И я снова ощутила эту магию, просто дурачась, импровизируя и позволяя музыке литься естественным потоком с Джесси и Зейном в церкви… Меня снова затянуло в этот круговорот.
Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Это чувство гармонии. Как будто все складывается, как фрагменты пазла. Такое чувство я испытывала, только когда писала музыку со своим братом и Dirty.
И много лет назад… были времена, когда я чувствовала, что наши отношения с Броуди иные… более правильные.
Но теперь я просто продолжала слушать его слова, словно слабые электрические разряды, которые переписывали правду в моем сердце.
Я посоветовал им не писать с тобой.
Теперь Броуди не хотел моего присутствия. Он ясно дал это понять. Он считал, что мне следует исчезнуть ради блага группы, если у меня возникнут хоть какие-то сомнения по поводу продолжения работы с ними. Сомнения и в самом деле были. Я сомневалась в том, что Броуди когда-нибудь простит меня и позволит мне снова работать с ними. И если он решил, что мне не следует с ними работать… вероятно, он прав. Dirty и Броуди были одним целым, и, очевидно, я причинила им всем боль своим уходом.
Ты разбила мне сердце!
Я все время слышала эти слова и вспоминала то, как он выкрикнул их в мой адрес, подобно приговору.
И, возможно, он пытался защитить группу… но, возможно, он также пытался заставить меня уйти, чтобы ему не пришлось иметь со мной дело.
Я просто не знала.
Я не знала, действительно ли он хотел, чтобы я ушла, или просто надеялся, что я докажу им всем, как сильно хочу остаться, и покажу, что заслуживаю этот шанс.
И если да, то воспользуюсь ли я этим шансом? Стоит ли бросить белый флаг к его ногам и рассказать все в надежде, что он каким-то образом сможет простить меня? Была ли какая-то вероятность, что он сможет это сделать?
Более того… сможет ли он когда-нибудь стать моим?
Смогу ли я вернуть и Dirty, и Броуди?
Я часами лежала на своей кровати в гостевой спальне Рони, смотрела в потолок и думала о нем. Так было годами; куда бы я ни пошла и что бы ни сделала, я думала о Броуди. Его тень всегда следовала за мной, ведя непрерывный учет моих неудач.
Потому что я не могла думать о Броуди, не размышляя о том, сколько у меня было шансов сделать его своим… и каждый раз я терпела неудачу.
Я слышала, как из гигантского амбара на краю поля грохотала песня группы The Doors «Back Door Man». Даже в девятнадцать лет Зейн мог мощным белтом петь эту песню, а новоиспеченный состав Dirty – Зейн, Джесси, Дилан и Эль – просто великолепны. Меня приводило в восторг то, что Броуди на какой-то вечеринке обнаружил Дилана и Эль, игравших в другой группе, и переманил к нам. Все знали, что вчетвером они творили волшебство. Наконец-то у нас появилась своя группа, и мы неплохо продвинулись.
Главное, чтобы к одиннадцати я была дома, в постели.
Это было так чертовски несправедливо, что я не могла этого вынести. Как я могла стать следующим великим автором песен, если мне даже не разрешали прийти на концерт?
Да, мне пятнадцать, но что с того? Возраст позволял тусоваться. Я не наивная. Я знала, что происходит на таких вечеринках, как эта… более или менее. Я не собиралась становиться частью Girls Gone Wild[8] или что-то в этом роде. Я просто хотела послушать группу, выпить пива и почувствовать себя причастной к их делу.
Вот почему я позволила Рони привезти меня сюда, на какую-то байкерскую вечеринку за городом, где играли Dirty и еще пара групп. Я, просто мечтающая о ночи свободы и надеющаяся немного окунуться в музыкальную атмосферу, и она, надеющаяся встретить брата Джуда, Пайпера.
В том году Рони была новенькой в моей школе. Она была на класс старше меня, симпатичная и популярная оторва, готовая на все. Моему брату она не особенно нравилась, так как он, вероятно, считал, что она плохо на меня влияет. Впрочем, это не вина Рони, что ее появление в моей жизни совпало с тем, что я повзрослела и у меня проснулся вкус к жизни.
Или, может быть, ему просто не нравилось, что половина его друзей хотела с ней переспать. Вполне возможно, поскольку Рони обычно нацеливалась на тех, кто постарше.
Как только Рони узнала, что старший брат лучшего друга моего брата был членом «Королей Западного побережья» – настоящего криминального мотоклуба, – то тут же засуетилась. Очевидно, моей подруге Рони нравились не только мужчины постарше, но и то, что они вели опасный образ жизни. Другие мои друзья считали Пайпера жутким, но не сексуально-пугающим, как Джуд, а просто наводящим ужас. Я знала Пайпера с детства, поэтому не думала, что он такой уж страшный, но я могла понять, почему другие люди считали его таким, ведь у него были накачанные мышцы и татуировки, и он точно не разгуливал по округе, раздавая леденцы на палочке.
Но Рони это не касалось. Для нее чем более пугающий, тем лучше.
– Ты обязана представить меня ему, – сообщила она мне, когда мы пробирались сквозь толпу.
– Ты понимаешь, что, как только он увидит мое лицо, меня отсюда вышвырнут?
– Не важно. Просто подожди, когда он увидит твою задницу в этих джинсах.
Ох, Рони. До нее не дошло. Не имело значения, как выглядела моя задница в джинсах. Поправка: чем лучше выглядела моя задница в джинсах, тем быстрее меня вышвырнут. Особенно учитывая то, как парни – мужчины – в этом месте смотрели на нас, когда мы пробирались сквозь толпу.
Точнее, конечно, смотрели на Рони. Вы просто не могли не заметить ее в черном бархатном бюстье и обтягивающих джинсах. К тому же сзади на ее ягодицах виднелась полоска страз, похожая на стринги, и было очень-очень легко представить ее одетой только в них – в чем, вероятно, и был смысл.
Я же оделась куда сдержаннее: в футболку брата с надписью QOSA Songs for the Deaf. Она красная, с черным камертоном по диагонали. Я отрезала и горловину, и рукава, чтобы он не потребовал ее обратно, и носила свисающей с одного плеча вместе с узкими черными джинсами. Я не была такой уж сексуальной, как Рони, но чувствовала себя довольно симпатичной, недурной во всех отношениях, пока…
– Какого. Хрена.
Блеск.
Я повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Приветик, Броуди, – сказала я.
– Какого хрена ты здесь делаешь?
Дерьмо. Он в бешенстве.
– У тебя есть пять минут, – сказал Джуд, появляясь рядом с ним. Никаких тебе предисловий, никаких «рад тебя видеть, братишка».
– Пять минут до чего? – невинно спросила я.
– Пока я не вышвырну тебя отсюда, – ответил Джуд. – Поздоровайся и попрощайся, и пойдем.
Рони со скучающим видом тряхнула темными волосами.
– Я пас, – сказала она мне. – Я позвоню тебе позже, лады? – затем она одарила Джуда улыбкой. – Увидимся, тюремщик.
– Присмотри за этой штучкой, – сказал Броуди Джуду, когда она походкой от бедра исчезла в толпе.
– С чего это?
– Ей шестнадцать. Если она начнет пить, тащи ее задницу домой.
Джуд рыкнул, бросив на меня «какого-хрена-это-стало-моей-проблемой» взгляд, и отправился в погоню за Рони.
– Удачи тебе с ней! – крикнула я ему вслед со всей возможной стервозностью.
– Ты. – Броуди указал на меня пальцем. – На выход.
Он развернулся и направился сквозь толпу к дверям амбара.
– А как же обещанные пять минут? – крикнула я ему вслед. Божечки. Он так просто от меня не отделается.
Я скрестила руки на груди и насупилась. Мне удалось лишь пару минут понаблюдать за тем, как играет группа.
Но после… да, я ушла.
В противном случае Броуди просто нашел бы меня снова. Даже если ему пришлось бы прервать группу и объявить в микрофон, что я несовершеннолетняя и что мне давно пора спать – такое уже происходило, – он все равно бы вытащил меня отсюда, что было бы чертовски неловко.
Я последовала за ним в ночь, под начавший накрапывать дождь, пересекла поле и оказалась на обширном заднем дворе дома какого-то байкера. Мы были одни во дворе, и я знала, что он, вероятно, в любую секунду может наброситься на меня.
Я решила сделать это первой.
– Я не могу просто бросить Рони! Мы пришли вместе!
Броуди повернулся ко мне так резко, что я поскользнулась на влажной траве и врезалась в него. Я схватилась за его кожаную куртку, чтобы не упасть.
– Как ты сюда добралась? – потребовал ответа он.
– В машине ее мамы.
– Тогда она доберется домой на машине своей мамы. А ты, – сказал он, – пойдешь со мной. – Затем он схватил меня за руку и потащил через лужайку к своему «харлею», припаркованному на пустынной задней дорожке рядом с парой пикапов, а не перед домом, где стояли байки Королей. И я не могла его остановить. Ему было двадцать, а мне пятнадцать, и он был куда крупнее меня.
– Стой! Я хочу остаться! Перестань таскать меня за собой!
Он отпустил меня посреди двора, встав между мной и амбаром.
– Забирайся на байк, Джесса. Я отвезу тебя домой.
– Нет, не отвезешь!
Я негодовала, что мне не разрешили там присутствовать; что мой брат, Джуд и Броуди устанавливали правила, а мне приходилось им следовать.
Я злилась из-за того, что каждый раз, когда я приходила на концерт без их разрешения, меня выгоняли.
И больше всего меня обижало, что Броуди не хотел меня там видеть.