Я увидела, как три разные девушки снимают верх одежды, и удивилась их храбрости… или глупости.
Я видела, как кого-то вырвало прямо в центре толпы.
Я видела, как люди почти совокуплялись.
Меня чуть не ударили по голове, пять раз подряд, один раз каблуком-шпилькой, когда люди толпились вокруг.
В середине шоу парень, стоящий рядом со мной, вытащил свой член. Я была слишком потрясена, чтобы поверить в то, что увидела; я не смогла бы достаточно быстро убраться с дороги, даже если бы попыталась. На долю секунды мне показалось, что он дрочит. Потом я поняла, что он мочится в свою пивную кружку.
Он заметил, что я смотрю на него, и одарил меня пьяной, гордой ухмылкой.
– Не хочу пропустить это гребаное шоу, – крикнул он мне сквозь музыку. Затем он поднял кружку над головой, взревел, как какой-то безумный варвар, и швырнул ее вместе с мочой в толпу.
Слава богу, он отбросил ее подальше от меня. Но я восприняла это как сигнал убираться оттуда.
Мое сердце бешено колотилось, кровь пульсировала в теле; я чувствовала странную дезориентацию, когда пол, который никак не получалось разглядеть сквозь плотную толпу, оказался у моих ног, а все вокруг стало каким-то эксцентричным и сверхъярким.
Однажды я вышла на городскую улицу, не смотря по сторонам. Грохот отбойного молотка по бетону, доносившийся с близлежащей строительной площадки, перекрыл звук приближающегося автобуса, который пронесся мимо меня так близко, что меня буквально развернуло. Я никогда не чувствовала себя так неуютно, как в те первые несколько секунд после того, как оказалась на грани смерти. Будучи почти расплющенной безумной толпой, когда музыка Dirty выбивала все оставшиеся клетки сознания, я испытала то же самое чувство.
Такое пугающе, благодатно возвращающее к жизни.
Когда я выбралась из толпы, охрана пропустила меня за кулисы. Джуд улыбнулся мне хитрой улыбкой и спросил:
– Довольна?
Я истерически рассмеялась.
В итоге я не облажалась.
Как только я вышла на сцену, то поняла: все, что мне действительно нужно было сделать, это выйти и сыграть чертову песню. Dirty позаботятся об остальном. В любом случае, их фанаты были ненасытными и преданными, и, по правде говоря, я мало что могла сделать, чтобы все испортить. Концерт Dirty сам по себе был событием, и намного масштабнее меня. Масштабнее любого из нас.
Эта мысль освобождала.
Зейн сказал несколько прекрасных слов обо мне, о том, кто я такая, и о работе, которую я проделала, сочиняя песни с группой, но я запомнила только некоторые из них; я просто продолжала прокручивать песню в голове, как будто, если я этого не сделаю, она может внезапно исчезнуть – аккорды, слова, все это. Но в какой-то момент я определенно услышала, как Зейн назвал меня и «гением», и «богиней».
Никакого давления.
Дилан и Эль только что ушли со сцены после сногсшибательного исполнения классической песни Dirty «Runaround», которую я написала в соавторстве с группой. Эль обняла меня, а Дилан поцеловал в щеку. Джимми протянул мне гитару, и я услышала, как брат произнес мое имя. Мэгги пришлось слегка подтолкнуть меня, чтобы сдвинуть с места.
Я перекинула ремень гитары через голову и вышла на сцену, искренне улыбаясь. Я увидела, как Джесси и Зейн с теплотой смотрят на меня, и заняла свое место между ними. Я слышала крики толпы, звуки аплодисментов, отражавшиеся от старой деревянной сцены у меня под ногами. В глазах рябило, но я видела море лиц на танцполе перед сценой и за спинами охранников. Я все еще была ошеломлена тем, какой шум здесь стоял, сколько людей они смогли втиснуть в такое маленькое помещение.
Я подумала о том парне, который швырнул свою кружку с мочой в толпу, и просто понадеялась, что никто не плеснет мочой в меня. Я подумала, что мы рискуем замедлить темп из-за акустической песни в этом месте шоу, но я верила, что Dirty знают свою аудиторию. На самом деле, мы, наверное, могли бы прямо сейчас помочиться в стаканчик на сцене, и фанаты бы взревели от экстаза. Зейн, наверное, тоже так поступил бы, если бы думал, что фанаты этого хотят.
Но мы этого не сделали.
Вместо этого мы сыграли одну из моих любимых песен Dirty из альбома Love Struck, «Road Back Home»[12]. Я знала, люди, вероятно, ожидали, что я сыграю с ребятами «Dirty Like Me», поскольку это была наша самая известная песня, но когда они спросили меня, какую песню я хотела бы сыграть, я выбрала эту. Мы с братом написали ее после смерти нашей мамы, и она стала одной из моих любимых; я всегда думала, что эта песня понравилась бы ей.
Одним из самых болезненных моментов в ее потере для меня было то, что она умерла до того, как услышала наши песни.
Играя, я думала о ней, и меня охватило спокойствие. Не ошеломляющее или притворное спокойствие, а глубокое, подлинное. Музыка лилась рекой. Я была почти уверена, что звучала лучше, чем на репетициях в церкви, но, возможно, дело было в звуковой системе или акустике в помещении, а может, просто в переполняющем меня счастье.
Всего на эти три с половиной минуты, когда мы с братом и Зейном пели нашу песню на сцене, я почувствовала себя по-настоящему дома. Я могла представить, что мы просто играем для наших друзей у костра, и это казалось правильным.
Когда песня закончилась, я выдохнула в наступившей тишине. Я увидела блеск в глазах брата, может быть, потому, что он вспотел и весь блестел в свете софитов, но, возможно, то были эмоции от песни. Затем толпа обезумела, парни обняли меня, а Зейн прокричал в микрофон «Джесса, мать ее, Мэйс!», когда я уходила со сцены, на прощание по-идиотски помахав толпе в ответ на их свист и крики.
Эль и Дилан крепко обняли меня, а затем направились обратно на сцену, когда Зейн начал рассказывать зрителям какую-то историю. Мэгги, широко улыбаясь, заключила меня в объятия и сказала:
– Ты потрясающая. Ты ведь знаешь это, правда? – Кэти подпрыгнула и поцеловала меня. Ее примеру последовал и Джимми.
Броуди встретился со мной взглядом, но ничего не сказал и не сделал.
И я почувствовала облегчение от того, что все закончилось.
Я заняла место, чтобы посмотреть остальную часть шоу со сцены; им осталось исполнить всего несколько песен, так что я могла просто наслаждаться этой частью шоу и попытаться привести свой пульс в норму теперь, когда моя роль выполнена.
Хотя, нет, расслабляться рано. Мне все еще нужно было разобраться с Броуди.
– Итак, как вы все знаете, в прошлом году мой самый любимый гитарист в мире записал сольный альбом, а затем отправился в тур, – говорил Зейн со сцены, очевидно, имея в виду Джесси, – без меня. – В толпе раздалось протяжное «у-у-у-у». – Я знаю. Это было жестоко. И он отлично провел время. Была продана уйма альбомов и все такое, а еще он влюбился в эту совершенно классную цыпочку.
Он замолчал, так как аплодисменты, улюлюканье и свист толпы заглушили его на добрую минуту или около того. Кэти стояла рядом со мной, улыбаясь, и я обняла ее за плечи.
– А тем временем, – продолжил Зейн, – я бездельничал, слоняясь по Лос-Анджелесу и просто жалея себя, – пауза для сочувственных возгласов «оу-у-у-у» толпы. – И вот однажды я шел по пляжу и услышал, как один парень играет на гитаре, и это было действительно здорово. – Толпа разразилась «у-у-у-у» в сторону Джесси. – Не, ребята, это было здорово, – сказал Зейн. – Так здорово, что у меня аж сердце замерло. – Толпа притихла, прислушиваясь; что-то в голосе Зейна заворожило всех. – Я подошел и сказал ему, что он должен как-нибудь прийти поиграть со мной. Так он и поступил. И мы отлично провели время. – Я понятия не имела, к чему клонит Зейн, но мурашки поползли у меня по спине, когда он вздохнул и сказал: – Так здорово, мы попросили его прийти сегодня вечером и сыграть с нами песню. Поднимайся сюда, брат.
Я выглянула из-за толпы, когда люди начали переминаться с ноги на ногу и вытягивать шеи, чтобы лучше видеть. Пара охранников проходила мимо; они сопровождали кого-то к сцене. На нем была кепка дальнобойщика, низко надвинутая на его волнистые каштановые волосы, и свежевыбритое лицо, но люди начали узнавать его так же, как и я.
– Сет! – Я услышала, как девушка из первого ряда вскрикнула, и по залу прокатилась волна женских вздохов и визгов, как будто на дворе был 1964 год и только что на сцену вышли The Beatles.
Мой брат протянул руку, чтобы помочь ему подняться на сцену. Эш передал свою гитару Сету и поклонился, как будто он был какой-то легендой. Возможно, так оно и было. Затем Эш ушел со сцены, и группа разорвала зал песней «Dirty Like Me». Толпа снова обезумела. Мое сердце билось в быстром ритме вместе с песней, осознавая каждый удар.
Я пребывала как будто в шоке, и все быстро закончилось. В конце группа окружила Сета и принялась хлопать его по спине, обнимая на прощанье. Эль бросилась в его объятия и поцеловала в щеку – дважды. Затем свет погас, и все они ушли со сцены.
Я убралась восвояси. Они все равно были окружены толпой, все до единого, включая Сета. К тому времени, как Dirty вернулись на сцену, чтобы исполнить на бис один из своих величайших хитов «Down With You», Сета там уже не было. Исчез так же таинственно, как и материализовался… именно так, как у него всегда хорошо получалось.
Когда Dirty снова вышли на сцену, чтобы в последний раз выступить на бис и порадовать публику своим классическим кавером на песню The Doors «Love Me Two Times», я заплакала.
Глава 21. Джесса
– Итак, что думаешь? – льдисто-голубые глаза Зейна встретились с моими, когда он вытер пот с лица футболкой, которую только что снял, и пригладил свой теперь уже растрепанный ирокез. – Хочешь как-нибудь повторить? – Он отбросил футболку в сторону и улыбнулся мне слишком счастливой, плотоядной улыбкой, что, как я знала по опыту, являлось плохим знаком.
Dirty только что ушли со сцены в последний раз, и мы все собрались в крошечной гримерке – только Зейн, Джесси, Эль, Дилан и я, потные и измученные, развалившиеся от усталости на всевозможной мягкой мебели, – и все они смотрели на меня.