– Броуди. – Она покачала головой. – Просто… не начинай это снова, ладно?
– Почему бы, черт возьми, и нет? Не могу поверить, что ты этого не видишь, когда все остальные видят.
– Этого, этого, этого. Чего этого?
– Этого, Джесса. Что есть в тебе. Нечто неописуемое, неосязаемое, от чего замирает сердце, когда ты заходишь в комнату, и мир перестает вращаться. Когда ты открываешь рот и поешь, твое сердце изливается, твои слова… Господи, Джесса, твои тексты, то, что ты пишешь… то, как ты пишешь… ты знаешь, сколько людей могут так писать? Сколько музыкантов хотели бы так писать? Сколько начинающих звезд хотели бы звучать как ты или выглядеть как ты? Или иметь хотя бы половину тех связей, что есть у тебя?
– И что с того? И что, черт возьми, с того? Значит, я должна следовать тому пути, который вы с моим братом выбрали для меня, просто чтобы вы могли осуществить свою мечту и управлять мной?
– Мне все равно, кто будет направлять тебя. Это не обо мне. Дело в том, что ты выбрасываешь все это дерьмо. Меня убивает, что ты тратишь все это впустую…
– Тратишь впустую? Как я могу тратить это впустую?
– Работаешь моделью, Джесса. Какого хрена ты занимаешься модельным бизнесом, когда у тебя такой талант…
– Ты что, издеваешься надо мной? Ты хоть представляешь, как трудно достичь того, что есть у меня? Ты думаешь, я не работаю не покладая рук? Что это вообще ничего не стоит?
Дерьмо. Все пошло совсем не в том направлении.
Я перевел дыхание.
– Я знаю, что ты добилась успеха.
– Да, добилась. И сделала это без тебя. Без группы. Сама.
– Я знаю это. Ты добилась успеха. Я не говорю, что это не так.
– Тогда почему ты продолжаешь нападать на это, как будто то, что я сделала, было большой ошибкой?
– Потому что это ошибка, если ты отказываешься от всего остального в погоне за этим и убегаешь от своей жизни, от людей, которые тебя любят. Знаешь, как это обычно называется? Это называется зависимостью, Джесса. И это чертовски вредно для здоровья.
– Так. Если ты думаешь, что я зависима от моделинга, то ты на самом деле меня не знаешь.
– Нет, – сказал я. – Я думаю, ты зависима от того кайфа, который получаешь от признания этого. Это отвлекает от необходимости разбираться со своей жизнью, своими сожалениями и чувствами.
– Ты сильно ошибаешься, – сказала она, обхватив себя руками. Но я знал, что это чушь собачья.
– Что случилось с твоими большими мечтами? – давил я. – Блокнотами, испещренными идеями? Раньше тебе было что сказать. Тебя переполняли слова. А теперь мне приходится вытаскивать их из тебя клещами.
– Чего ты хочешь от меня? Ты хочешь, чтобы я стояла здесь и говорила о своих чувствах? Как что? Как дерьмово я себя чувствую из-за того, что сбежала? Ты это хотел от меня услышать?
Нет. Я не хотел этого слышать. Я не пытался наказать ее. Все, чего я действительно хотел, – это чтобы она отпустила ситуацию. Что бы ни мешало ей быть здесь, со мной.
– Я помню, как мы сидели с тобой и разговаривали часами, – сказал я ей. – Сочинять песни с группой и ездить в туры – это все, о чем ты когда-либо говорила. Я не мог заставить тебя замолчать, даже если бы попытался.
– Я была ребенком. Что, черт возьми, я знала?
– Ты знала, чего хотела.
– Я не выйду на сцену, Броуди. Я не хочу быть на сцене и не хочу больше выступать.
– Тогда тебе и не придется.
– Знаешь ли ты, что мой агент звонит мне каждый день, спрашивает, когда я вернусь, и рассказывает обо всех работах, которые я пропускаю? Я могла бы уйти. Я могла бы уйти прямо сейчас.
– Тогда почему ты этого не делаешь? Если это то, чего ты хочешь? Если это то место, которому ты принадлежишь?
– Потому что я больше не хочу этого делать! – воскликнула она. Затем она сократила расстояние между нами, подойдя так близко, что я мог видеть все оттенки ее глаз. – Ты хоть представляешь, насколько это неправильно? Я так усердно работала, стольким пожертвовала, чтобы просто уйти… Неужели ты этого не понимаешь? Я должна была добиться успеха, потому что я сама это выбрала, и все, что я делала с этого момента, было неправильным. Если бы у меня ничего не получилось, то все это просто рассыпалось бы, как карточный домик, или как костяшки домино, или как какая-нибудь другая глупая метафора, которую я сейчас даже не в состоянии придумать! – Она разочарованно провела руками по волосам. – Но я так устала от этого, Броуди. Я устала так усердно работать, чтобы быть такой, какой меня хотят видеть другие люди. – Она прерывисто вздохнула. – Съемки на прошлой неделе были прекрасными. Мы снимали в «Кристал», понимаешь, в отеле? В бальном зале и на той большой, широкой лестнице в вестибюле, и я надела самые великолепные платья…
– Знаю.
Она нахмурилась.
– Знаешь?
– Я видел тебя. – Я чувствовал себя идиотом, рассказывая ей об этом, но раз уж об этом зашла речь… – Я все равно был в центре города, на встрече, и Джуд прислал сообщение. Он видел тебя. И я, наверное… заскочил посмотреть. – Я пожал плечами, чувствуя себя неловко из-за этого. – Я не смог удержаться.
Она все еще хмурилась.
– Почему ты не поздоровался?
– Ты работала. Я не хотел тебя беспокоить. – Это правда, но сейчас это прозвучало неубедительно. – Черт. Я похож на преследователя?
– Вроде того. – Ее голос звучал удовлетворенно, но она не улыбалась.
– Ты по-настоящему напоминала принцессу. – И это правда. Более чем правда. Когда я увидел ее на лестнице, на ней было свадебное платье с длинным шлейфом, а вокруг нее собралась большая толпа людей. До этого момента у меня и в мыслях не было наблюдать за женщиной, идущей ко мне по проходу. Джесса выглядела как богиня, но она всегда казалась мне таковой.
– Да, – сказала она, но вид у нее был недовольный. – Они обращались со мной так же, а я даже не хотела там находиться. – Она покачала головой. – Я чувствовала себя такой неблагодарной, думая обо всех девушках, которые хотели бы оказаться на моем месте. Когда я работаю моделью, я – это не я, Броуди. И раньше мне это нравилось. Безопасность. Это больше не доставляет мне удовольствия. Я просто… Я хочу писать и джемовать с группой, а потом я хочу тусоваться в студии звукозаписи и помогать им дорабатывать песни, ссориться и смеяться как сумасшедшие, как это было на первом альбоме, понимаешь? Я хочу быть счастливой. Я хочу посмотреть, как они играют вживую. Я хочу смотреть, как Зейн поет мои песни, и хочу радоваться, кричать и танцевать, пока у меня не заболит горло и не заложит уши. Это все, что мне нужно. Я хочу чувствовать, что я там, где мое место. Я просто хочу снова стать частью этого, и чтобы это было частью меня. Не ритм-гитаристкой. Не бэк-вокалисткой. Это не то, что ты или кто-либо другой представляет для меня. Я просто хочу писать песни. И на этом все.
Аллилуйя.
– Тогда почему ты ушла? – тихо спросил я ее.
Ее плечи опустились, и она глубоко вздохнула.
– Ты когда-нибудь забудешь о прошлом? Просто отпустишь его?
– А ты? – Я пристально посмотрел на нее, позволяя ей осознать это. – Когда ты наконец впустишь меня? Я не враг, Джесса.
Она слегка кивнула, но отвела взгляд. Когда она снова посмотрела на меня, в ее карих глазах отражалась боль.
– Ты сказал, что никогда не причинишь мне вреда.
Я потянулся к ней, обхватил руками ее затылок и притянул к себе.
– Когда я делал тебе больно? – спросил я ее, держа в своих руках, как будто она была драгоценностью, потому что так оно и было. – Скажи мне когда, чтобы я мог это исправить.
Она шмыгнула носом, борясь с подступающими слезами.
– Ты сказал, что со мной покончено.
– Да, – согласился я, поглаживая большим пальцем ее щеку. – Очевидно, я был не прав. – Я долго смотрел ей в глаза, давая прочувствовать эти слова. Желая стереть ту боль, которую причинил. Затем я наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Ты отпустил меня, – выпалила она, как только мои губы коснулись ее губ.
Я отстранился и посмотрел на нее.
– Тогда… – Джесса снова шмыгнула носом. – Я убежала. Я знаю. Но ты позволил мне. – Она закрыла глаза, и слезы потекли по ее лицу. – Ты позволил мне уйти, – повторила она. – Ты не боролся за меня.
– Что?
– Я знаю, ты просил меня остаться. Много раз. И я знаю, что это совершенно иррационально с моей стороны… но какая-то маленькая, упрямая часть меня все еще саднит из-за того, что ты не пришел за мной. Ты не разрушил Небеса и Землю, чтобы вернуть меня. И мне нужно знать… Мне нужно знать, что нет такой маленькой частички тебя, которая не будет бороться за меня в будущем, если дела пойдут плохо.
Я притянул ее к себе и крепко обнял, а она уткнулась лицом мне в грудь.
– Джесса… – прошептал я хриплым голосом. – Я никогда не хотел, чтобы ты уходила. Я хотел, чтобы ты осталась. Я просто… я думал, что поступаю правильно, позволяя тебе… не знаю. Просто казалось, что каждый раз, когда я пытался бороться, то только отталкивал тебя еще дальше. И я не хотел тебя терять. – Мой голос сорвался, и я уткнулся носом в ее волосы, прижимая ее крепче. – Я все равно потерял тебя.
– Ты не терял меня, Броуди, – прошептала она. – Я всегда была твоей.
Глава 27. Джесса
Мы провели ночь, занимаясь любовью, пока не выдохлись. Пока мы не почувствовали себя слишком уставшими, чувствительными и измотанными и не отключились в объятиях друг друга.
Утром я проснулась оттого, что Броуди возился у меня между ног. Я обхватила его ногами, и мы снова медленно занялись любовью, пока не взошло солнце.
Он пошел принять душ, пока я нежилась в постели. Я не спеша потянулась, чувствуя боль во всем теле.
Прошлой ночью я хотела привязать себя к Броуди и никогда не отпускать. С ним я чувствовала себя в тепле, безопасности и любви, его тело прижималось к моему, я обладала им: его руками, весом, языком… и членом… им целиком. Его тело говорило мне без слов, что я принадлежу ему, что мы вместе, что он любит меня, хочет и лелеет. Что он всегда будет защищать меня.