Она начала покрывать короткими поцелуями его скулы, лизать его шею, словно кошка, медленно привыкая к вторжению в свою плоть. Пия расслабилась под Рафаэлем, чувствуя, как по всему телу постепенно распространяются приятные ощущения.
Когда он начал двигаться в ней осторожными, медленными движениями, внутри ее словно начала слагаться поэма о наслаждении. Пии казалось, будто ее, разобранную на части, собрали воедино руки Рафаэля.
Доверяя каким-то неизвестным инстинктам, она обвила ногами его спину, и он застонал от удовольствия. Ничто в мире не казалось Пии более совершенным, чем соединение их тел, и более естественным, чем лежать сейчас под этим мужчиной, смотреть ему в глаза и делить с ним момент блаженства. Она приподнималась навстречу каждому выпаду Рафаэля, и вскоре ее снова охватили сладкие спазмы, а он вглядывался в ее лицо, читая на нем все оттенки ее чувств.
— Мне так хорошо, что я не могу остановиться, — словно извиняясь, выдохнул Рафаэль.
Пия откинула с его лба непослушную прядь и прошептала:
— Я твоя.
Крепко прижимая ее к себе и твердя ее имя, он задвигался в ней быстрее и вскоре кончил, издав гортанный рык.
Лежа под Рафаэлем, все еще сжимающим руками ее бедра, Пия ощущала себя так, словно только что пережила настоящую бурю.
Окутывая их тела оранжевым сиянием, утренний свет уже начинал просачиваться в щель между шторами. Пия вспомнила, как ее коллеги-учительницы шептались о том, что мужчины не любят чересчур прилипчивых особ и после полового акта всегда норовят поскорее отпрянуть от женщины. Когда Рафаэль отодвинулся от нее, встал и вышел из спальни, ее сердце сжалось, наполнившись болью.
«Он не любит нежности и ласковые слова», — напомнила себе Пия.
Она не знала, сколько Рафаэль отсутствовал, — ей показалось, что целую вечность. А потом Пия почувствовала, как он стягивает с нее одеяло.
— Рафаэль, что ты…
— Тсс! Позволь мне…
Когда его рука с зажатой в ней салфеткой коснулась ее между ног, Пия покраснела.
— Тебе вовсе не обязательно…
— Я должен.
Его взгляд был красноречивее невысказанных слов.
С пылающими щеками она отвернулась и отдалась на милость Рафаэля. С нежностью, от которой Пия чуть не расплакалась, он вытер ее бедра, а после снова забрался в постель.
Лежа рядом с ним, Пия рассеянно поглаживала его руку, когда внезапно осознала, что могла бы целую вечность вот так наслаждаться близостью Рафаэля. Но ведь он не захочет быть с ней вечно. Их роман не продлится и нескольких месяцев.
Словно почувствовав, как она напряглась, Рафаэль произнес:
— Повернись и посмотри на меня.
От этого движения Пия снова почувствовала боль между ног. Это не укрылось от его внимательного взгляда.
Рафаэль нахмурился:
— Еще болит?
Пия покраснела, покачала головой и вдруг заметила странную, непривычную нерешительность в его взгляде.
Рафаэль наклонился и поцеловал Пию так нежно, что у нее защемило сердце. Он прижал ее спиной к своему обнаженному телу и обхватил руками под грудью.
— Мне нравится, что ты лежишь в моей постели. Какой бы ни казалась ты другим мужчинам, я-то теперь знаю тебя настоящую — страстную, взрывную, словно фейерверк. Только я.
Пия издала долгий вздох.
— Рафаэль, нам надо поговорить…
— Нет, сначала нам нужно поспать. Мы поспим столько часов, сколько нужно для того, чтобы твоя боль утихла, и я смог бы войти в тебя снова. А пока спи, мое сокровище.
И Пия провалилась в глубокий сон.
Ее разбудил громкий звонок телефона Рафаэля. Понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, где она находится, но боль между ног быстро напомнила Пии о том, что случилось накануне.
Рафаэль поцеловал ее в плечо, недовольно застонал, когда раздалась очередная трель телефона, а затем нежно коснулся нижней губы Пии.
— Ты в порядке?
Она кивнула, не в состоянии выразить словами переполнявшие ее чувства, которые теснились в груди. Не зная, как скоро выпадет шанс снова провести ночь вместе, Пия прижалась губами к шее Рафаэля и ласково ее лизнула.
Он застонал от удовольствия, крепко поцеловал Пию и ответил на звонок.
На ее глазах в доли секунды нежный любовник исчез. Бросив в трубку пару рубленых фраз, Рафаэль вскочил с постели и нагишом пошел в ванную.
Услышав, что он включил воду, Пия торопливо выскользнула в коридор и направилась в гостевую спальню. Едва она приняла душ и надела свежую рубашку Рафаэля, он сам вырос на пороге комнаты.
Лицо его было сердитым. С мокрых иссиня-черных волос капала вода. На бедрах низко сидели расстегнутые шорты.
Не успела Пия и глазом моргнуть, как он подхватил ее на руки и отнес обратно в свою постель.
— Я ведь сказал тебе, что мы проспим целые сутки.
Не зная, радоваться или огорчаться такому собственническому поведению Рафаэля, Пия рассмеялась и откинула влажные волосы за спину.
— Я просто… У меня еще не было ни с кем таких отношений. То есть я не хотела сказать, что у нас с тобой какие-то отношения…
Он забрался на кровать и сел, прижавшись грудью к спине Пии.
— Хочешь сказать, между нами вовсе нет романа? Что это такое, разберемся позже.
Она повернулась в объятиях Рафаэля, поцеловала его и спросила:
— Кто звонил?
— Мой адвокат. Он узнал, что Аллегра вышла из клиники, куда я устроил ее для лечения от наркомании.
— Как она?
— Очевидно, прошла весь курс реабилитации, а теперь ужасно хочет увидеть Алиссу.
Пии очень хотелось подробнее расспросить Рафаэля о женщине, которая когда-то была его женой.
— Твоя мать сказала, что Аллегра потрясающе красива.
— Да. Она настоящая красотка, душа любой вечеринки, — ответил он с отсутствующим взглядом. — Каждый мужчина мечтал затащить ее в постель. Из всех дураков, вздыхающих по ней, у меня был самый большой счет в банке, поэтому Аллегра выбрала в мужья меня.
Пию шокировал такой цинизм.
— Ты не должен считать, что она выбрала тебя только за это! Ведь ты очень… — Рафаэль выжидающе поднял бровь, и она покраснела. — Ты знаешь, насколько привлекателен. К чему скромничать?
— Аллегру привлекли мои деньги и моя власть. Она утверждала, что любит меня, но я верю не словам, а делам. Всем своим поведением Аллегра доказывала, что для нее важен не я и не наш брак, а статус жены Рафаэля Мастрантино.
— Значит, в вашем разводе ты винишь только ее?
— Кому захочется взваливать на себя чужую вину? Ведь Фрэнк тоже использовал тебя, и ты была ни в чем не виновата.
— Но ты любил Аллегру, правда? Люди болтают о том, что ты добивался ее руки целых три года.
В ее тоне не было осуждения. Рафаэль крепче обнял ее. Ему захотелось довериться Пии, ведь каждый раз, когда она пыталась исследовать его душу, он узнавал о себе что-то новое, пусть и не всегда хорошее.
Любил ли он Аллегру?
Еще задолго до того, как она обратила на него внимание, опьяненный успехом «Вито аутомобилис», Рафаэль решил, что эта женщина идеально подойдет на роль его жены, с которой не стыдно появиться в приличном обществе.
— Нет, я не любил ее. Оглядываясь назад, я понимаю, что причинил ей вреда больше, чем ее мать, постоянно менявшая любовников и почти не занимавшаяся воспитанием дочери. Я не должен был жениться на Аллегре. Мне следовало найти себе женщину более мягкую, добрую, а я… Я хотел заполучить Аллегру, словно ценный трофей.
Рафаэль прислонился затылком к изголовью кровати. Только сейчас он понял, в чем был виноват перед бывшей женой.
— Ведь это же хорошо для Алиссы, что ее мать прошла лечение от наркозависимости?
Он пожал плечами.
— Это не имеет значения. Я простил Аллегре ее измены за моей спиной и ее ложь о…
Взгляд Рафаэля вдруг стал жестким. Но Пия уже начала понемногу различать истинные чувства за этой жесткостью. Она прижалась лицом к его груди, чувствуя, как ее переполняет нежность, и замерла в ожидании продолжения его исповеди.
— Однажды, вернувшись домой, я обнаружил Аллегру, одурманенную наркотиками. Алиссе тогда едва исполнился месяц от роду. Джио, мать Аллегры и даже моя мать встали на защиту моей жены, утверждая, что наркомания — это болезнь, а Аллегра сама не знала, что творила. Но она — взрослый человек и должна отвечать за свои действия. Я не прощу ей этого. Больше никогда она и близко не подойдет к моей дочери!
— Это звучит так категорично, — вырвалось у Пии. — Ты тем самым защищаешь Алиссу или наказываешь Аллегру? Так дело в твоей жене, или ты до сих пор не простил своего отца за то, что он сделал?
На лице Рафаэля появилось такое рассерженное выражение, что Пия пожалела о своих необдуманных словах, понимая, что зашла слишком далеко. Хуже того — оба знали, что она права.
Рафаэль отвернулся.
— Отец так долго был для меня кумиром, а однажды ушел, не сказав ни слова.
И он оставил на плечах сына бремя, способное раздавить семнадцатилетнего юношу. Это бремя Рафаэль по-прежнему нес на своих плечах.
— Все уже в прошлом, Пия.
Он крепко поцеловал ее, отчего по ее телу побежали волны наслаждения. А после Рафаэль уложил Пию и снова вошел в нее — бережно, стараясь не причинить боли. На этот раз он ласкал ее нежно, неторопливо, шепча что-то на итальянском. Но после соития, лежа в объятиях Рафаэля, Пия ощутила, что в груди угнездилась боль, подобную которой она еще не испытывала.
Рафаэль может считать, что оставил все в прошлом, но на самом деле его гнев и боль лишь притаились под твердым панцирем, окружающим его сердце. И этот человек уже никогда не смягчится, не научится любить женщину. В этом Пия была уверена так же, как и в том, что ее чувство к Рафаэлю — это нечто большее, чем восхищение или физическое влечение. Она не знала, как избавиться от этого чувства, и это больше всего ее пугало.
Глава 11
После той ночи они не виделись еще две недели. Пию терзали сомнения: а вдруг вспышка желания обладать ею была вызвана лишь потрясением от сердечного приступа Джио, пробившим обычную неуязвимость Рафаэля?