Маша рассеянно молчала и не могла отвести взгляд от стакана.
Симаков. Сергей Иванович Симаков.
Кто ты такой, черт тебя побери? Жертва нелепых случайностей, от которых ты сбежал, поменяв паспорт на фальшивый? Или матерый убийца? Хитрый, безжалостный похититель бедной девчонки – это тоже ты? Если это подтвердится, значит, Алины точно нет в живых. Давно. С той минуты, как она исчезла из бетонного лабиринта, где проводился квест.
Как сказать об этом Антону? Как посмотреть в глаза отцу, который все еще надеется, что его дочь жива?
– Что будем делать, товарищ капитан? – Илья дотянулся до ее локтя. – Его же брать надо!
– Надо. Но за что? За то, что живет по поддельным документам?
– Хотя бы за это. Заодно и обыск в доме провести. Может, что-то там обнаружится.
– Что, труп Яковлевой? Илья, не мели ерунду. Если Агапов-Симаков профессионал, в его доме мы ничего не найдем. А если не профессионал, тем более. Одним словом, так. Наблюдение продолжать. Только очень осторожно, очень! Если вдруг наш дядя задумает смыться – сразу план-перехват. И все равно осторожно. Просто проверка документов. Просто досмотр автомобиля. Все понятно?
– Так точно, товарищ капитан. Могу идти?
Маша разрешила и снова погрузилась в размышления. Илья ушел, явно разочарованный. Понятно, ожидал похвалы, а еще если не ОМОНа, то хотя бы опергруппы на выезд. А она сидит, как замороженная, и молчит. Он дошел до двери, когда она его окликнула:
– Илюша, не надо думать, что твоя новость меня не впечатлила. Но… – Маша щелчком тронула пакет с вещдоком. – Но ему удалось выйти сухим из воды, когда он побывал буквально на месте преступления. А теперь? Что мы ему предъявим теперь, кроме поддельного паспорта? Скажет, что от преследования скрылся. Расплачется, станет жаловаться на беспредел сыщиков из Северной столицы. Не запомнил, кто вел дело о том давнем заказном убийстве?
Илья назвал фамилию.
– Что, и телефончик даже имеется?
Он вытащил из кармана блокнот, продиктовал.
– Молодец! – Маша улыбнулась и тут же погрозила ему пальцем: – У Агапова-Симакова в доме сигнализация. Так что даже не думай, Илья!
– Я вот подумал, что если минут на десять вывести сигнализацию из строя, то…
– Даже и не думай! – Маша стукнула кулаком по столу. – Хочешь за воротами оказаться с волчьим билетом? Все, ступай!
– Есть, – сердито отозвался Илья.
В дверях его едва не сбил с ног высокий, крепкий мужчина в темном костюме. Пробормотал извинения и вытеснил Илью из кабинета. Закрыл дверь. Схватил от стены стул и сел вплотную к двери. Чтобы не беспокоили их – так, наверное, это надо было понимать.
Маша не стала возмущаться. Иван Васильевич Голубев, сильно осунувшийся, постаревший. Губы скорбно поджаты, руки на коленях подрагивают.
Не выдержал молчания, первым нарушил тишину:
– Я могу знать, как ведется расследование убийства моего сына? – И отчетливо всхлипнул.
– К сожалению, не я веду это дело, Иван Васильевич. Им занимаются коллеги из соседнего отдела. Убийство произошло на их земле.
– А у нас вся земля наша! – заорал вдруг Голубев странно тонким для его сложения голосом. – Вся земля наша! Мы на ней живем! И платим налоги, чтобы такие, как вы, просиживали задами дырки в креслах! Повторяю вопрос: как идет расследование?
Вызвать дежурного? Избавиться от сердитого дядьки, пока он окончательно не испоганил ей день? Или постараться обратить его гнев в свою пользу? Может, в гневе он что-нибудь скажет. Может, дернет за веревочку, где открывается дверка, за которой истина.
Яковлев по-прежнему молчит. Дело плавно движется к логическому финалу – к передаче в суд. И не одно дело, а сразу несколько. Убийство любовницы, убийство Владимира Голубева. Похищение младенца, которого до сих пор не нашли. Во всем этом его собираются обвинить. Слава богу, хоть Зайцев отозвал заявление о нападении на водителя – не захотел быть замешанным в скандале. Но и без Зайцева достаточно. Если дело на этой неделе передадут в суд, а его передадут, Яковлеву точно свободы не видать. Век не видать причем.
– Повторяю ответ, Иван Васильевич. Я не веду дело об убийстве вашего сына.
– Но какого черта тогда вы таскаетесь без конца к этому Яковлеву в следственный изолятор, а? Он же главный подозреваемый в убийстве Володи. Зачем тогда вы к нему ездите?
– Его дочь пропала месяц назад.
– Слышал! – отмахнулся Голубев.
– Я занимаюсь только этим делом, – соврала Маша.
Полковник давно уже не попросил – обязал ее влиться в следственную группу, которая вела дело об убийстве. И она как могла помогала его развалить. Сомневалась, задавала вопросы, опрашивала свидетелей, находила в их показаниях множество нестыковок. От нее отмахивались и просили не мешать слаженной работе коллектива.
А Яковлев молчал.
– Вы верите, что Ростислав убил Володьку? – тихо, почти шепотом спросил Голубев.
Даже глянул себе за спину, как будто их могли подслушивать. Как будто кто-то мог сюда войти после того, как он поставил стул вплотную к двери.
– Честно?
Маша подняла на него глаза. Привычная жалость кольнула в сердце и тут же ушла. Нет, нельзя ей распускаться. Это непрофессионально.
– Я не верю, Иван Васильевич, – так же тихо ответила Маша. – Не дурак же он, чтобы стоять с ножом над телом. Как он вообще там оказался?
– Инку искал. – Голубев принялся водить головой вверх-вниз. – Володька ему и не нужен был, они даже не знакомы были. Инку искал, чтобы о дочке спросить. А Инка смылась куда-то после той ночи. Я в рейсе был, ни сном ни духом. Жена ничего не говорила по телефону. У нас под запретом грузить меня в рейсе. И эта малолетняя шалашовка снова где-то скиталась.
– Это нормально?
– Да нет, конечно. Какая там норма? Просто она такая, дочка моя.
– Какая?
Голубев покусал губы.
– Непутевая. Творит, что захочет. И настырная! Если что в голову вобьет – бесполезно разубеждать. Сделает вид, что послушалась, а сама все равно по-своему повернет. Так что я тоже не верю. – Голубев снова глянул за спину, зашептал: – Я ведь был у него. Навещал в СИЗО. Не спрашивайте как, у меня свои связи. Сказали, что молчит, не колется. Думал: прижму мерзавца, заставлю сказать правду.
– Сказал?
Маша заскрипела зубами. Ей, чтобы посетить Яковлева, надо подписать три бумажки, а посторонним – дверь настежь, пожалуйста. А если бы убитый горем папаша пришил Яковлева на месте, что тогда? Списали бы на состояние аффекта?
– Ты, капитан, глазами-то не ворочай. Я через решетку с ним говорил. Задушить бы захотел – не вышло.
Маша кивнула.
– Что он вам сказал?
– Что не убивал Володьку. Инку он искал. С Володькой у него, правда, ссора какая-то вышла – то ли в этот день, то ли накануне. Вроде Яковлев Инку заочно оскорбил, а Володька вступился за сестру. Поругались. А на другой день Яковлев к нам на фирму заявился. Дальше вы знаете.
Она знала о телефонной ссоре Яковлева и Голубева. Сотрудники транспортной компании поделились, свидетели разговора. Билинг мобильных телефонов Яковлева и Голубева подтвердил, что разговор такой действительно был. Это, кстати, тоже сыграло против Яковлева.
– Но я не верю, что Ростислав убил. Зачем ему? Да и нож чудной, где он такой взял бы.
Нож в самом деле был интересный. Самодельный, с длинным широким лезвием, с наборной пластиковой ручкой. Представить себе, что Яковлев мастерит такое изделие где-нибудь в гараже, было непросто.
Но мастерил не мастерил, а с ножом в руках возле жертвы был пойман, от этого никуда не денешься. Так что молчит теперь Яковлев или начнет говорить – значения практически не имело. Других подозреваемых у следствия не было, а Маше никак не удавалось их найти. Она словно по кругу бегала, как тот ослик, перед носом которого постоянно маячит морковка.
– И удовлетворения, как ваш коллега вчера заявил, никакого после суда испытать не смогу. – Голубев всхлипнул и закрыл глаза кончиками пальцев. Мощные плечи вздрогнули и опали, как если бы ему дали под дых. – Ростислава посадят, а какая-то тварь будет торжествовать. И палки мне в колеса вставлять.
– Что вы имеете в виду? – не поняла Маша.
– А то вы не знаете! – Голубев посмотрел на нее так, как будто упрекал в чем-то.
– Нет, не знаю. А что я должна знать?
– А то, что ко мне за последние три дня уже дважды заявлялись с обыском сотрудники наркоконтроля. Перевернули все вверх дном. Скоро начну подсчитывать убытки. – Голубев похлопал себя по карману пиджака, где лежал бумажник. – Все машины, весь груз – все проверили! Давно такого дурдома не видел.
– А что говорят? Причина обыска?
– Говорят, поступил сигнал, мол, в одной из наших машин перевозятся крупные партии наркоты. Это же надо! Это кому такое в голову могло прийти!
А Маша возьми и скажи тихонько:
– Вашей дочери, Иван Васильевич.
– Что? – Странно тонким, высоким голосом заверещал Голубев и вытаращился на нее, как на беспокойную пациентку известного заведения. – Не будь вы капитаном полиции, уже психушку бы вызвал. Вы в своем уме – говорить о таком?
– Говорю, что знаю.
Маша не обиделась на психушку. Пришлось рассказать ему все, что слышала от Антона Вострикова. Этими же сведениями она на днях поделилась с одним коллегой из следственной группы. Тот, видно, слил информацию в наркоконтроль, вот за Голубева и взялись.
– Но ничего же не нашли! Что за бред! – Голубев возмущенно растопырил ладони. – Инка не могла выдумать такое! Она знает прекрасно, зачем я езжу в рейсы. Новых водителей обкатываю. Кто без напарника – помогаю. Если честно, для меня это всегда повод свалить из дома. Не могу там долго находиться. Вот и весь секрет, капитан!
– Инна об этом знала?
– Догадывалась, думаю. Но есть еще одно обстоятельство, перечеркивающее этот бред.
– Какое?
– У нас нет сторожа и уборщицы, – фыркнул Голубев и презрительно вывернул полные губы. – Уборкой занимается аутсорсинговая компания. И это парни, не женщины. Здоровые, молодые ребята. И сторожа как такового у нас нет – охранники тоже сторонние. Считаю, так надежнее. Поэтому какие бы то ни было разговоры между сторожем и уборщицей – бред с самого начала. Соврал ваш парень.