«Или ваша дочь», – мелькнуло у Маши в голове. Только зачем? С какой целью она перед началом игры рассказала об этом Алине и сделала все, чтобы об этом узнал Антон? Зачем вырядилась так же, как Алина? Заплела волосы в косу и надела точно такую же бейсболку?
Странно? Да, черт побери, очень странно!
Чего она хотела добиться? Запутать кого-то? Сбить со следа? К чему тогда весь этот бред насчет наркотиков, которые перевозит их транспортная компания? А вдруг не бред? Может, сам Голубев чего-то не знает? Не в курсе того, что творил сын за его спиной. И именно за этого его и убили? Стал жертвой каких-нибудь разборок внутри синдиката, поставляющего наркотики в разные точки страны.
– А чем занимался ваш сын Владимир до того, как стал работать у вас?
– Ничем, сразу у меня и стал работать. А куда еще? Буду сторонних нанимать, деньги из своего кошелька платить, а сын будет на чужого дядю горбатиться? Неумно, согласитесь. Деньги должны оставаться в семье.
– Что, прямо со школьной скамьи – и сразу на работу?
– Нет, конечно. Университет окончил.
– Где учился? На кого?
– В Питере, на экономиста. Мать настояла. – Он скорбно поджал губы, вспомнил, как страшно жена переживает горе. Задушенным голосом закончил: – Все надеялась из него главного бухгалтера сделать.
– Получилось?
– Да какое там.
Голубев сгорбился на стуле. Сейчас он напоминал ей старого больного медведя из зоопарка ее детства. Ей всегда было жаль бедного мишку, которому по старости трудно было добраться до решетки, куда дети бросали угощение.
– Какой из него главный бухгалтер. – Он грустно помолчал. – То ли мозгов не хватило, то ли образование не то получил. Или просто не учился как следует. Оболтус, одно слово.
– А в каком университете он учился? – Маша приготовилась записывать.
– Господи, это вам зачем? – Голубев с сожалением глянул на нее.
Не доверяет ее профессионализму и жалеет, что пришел, догадалась она. Но все-таки повторила:
– Так в каком учебном заведении учился ваш сын в Петербурге?
Голубев назвал и университет, и даже улицу, на которой тот жил, когда снимал квартиру. От мысли поселить его в общежитии родители отказались: мальчик был, мягко говоря, проблемным.
– Но мы его контролировали, да. Мать в деканат постоянно звонила, узнавала, как там Володька. Мало ли, бывает, давно отчислили, а дети все с родителей деньги тянут. Нет, учился. Доучился, стал работать.
– А девушка у него была?
Маша сама не понимала, зачем ей все это знать о погибшем. Дело вела не она. С делом у того, кто его вел, была полная ясность, его вот-вот передадут в суд. Следствие твердо стояло на том, что убийца Яковлев. Надрываться и бросать новые силы, чтобы разрабатывать второстепенную версию, никто не станет.
Она бы тоже не стала, если бы не природное упрямство, заставляющее ее ворочаться какую ночь без сна. Дома на кухонном столе у нее вместо тарелок огромный лист бумаги со схемой из множества фамилий, от которых и к которым тянутся линии со стрелками и знаки вопроса. И чем больше она рисует эти линии, тем больше остается вопросов.
Почему Яковлев считает причастным к похищению дочери главу местной администрации? Что произошло между ним и его бывшей любовницей такого, что он летел с расцарапанным лицом по лестнице? Куда подевался ребенок Стеллы? Что видел Яковлев в ночь убийства Володи Голубева? Зачем вытаскивал из его груди нож? Почему его помощник тесно общается со Светланой Яковлевой с тех самых пор, как самого Яковлева закрыли в СИЗО?
И самый главный вопрос: какое отношение к этому всему имеет некто Агапов Вадим Андреевич, он же Симаков Сергей Иванович?
Какой из этих вопросов главный? Почему она не видит связи в этом мельтешении людей и событий? Может, потому, что они не связаны между собой, и она поспешила объединить все эти дела только из-за того, что везде засветился Ростислав Яковлев?
– Девушки у Володи были? – одернула себя Маша и попыталась сосредоточиться.
– Девушки были, – кивнул Голубев. – Понимаете, Володька не был однолюбом, у него всегда кто-то был. Но так, чтобы серьезно, – это нет. То с экономистом нашим закрутил, хотя я был категорически против: девчонка вредная, уволить пришлось. Ваши с ней беседовали, так она такого наплела! Месть, понятно дело. Потом с кем-то из Инкиных подруг связался, мать до обморока довел. В последнее время крутил с официанткой из клуба «Пегас». Но вы не радуйтесь особо, ее тоже допрашивали, и она ничего путного не сказала. Пустышка, одно слово. А постоянных подруг, серьезных отношений у него не было.
– С кем из ваших детей он был особенно близок? У вас ведь четверо, двое сыновей и две дочери? Сыновья дружили?
– А чего им не дружить-то? Я все поделил поровну, никого не выделил, никого не обделил. При жизни все расписал. Бизнес поделил на пятерых. Сами понимаете: часто в дороге, мало ли что. Мою долю в случае смерти наследует жена. Все по-честному.
Маша разочарованно отложила ручку. И этот путь никуда не выведет. Тупик.
– С Инкой Володька, правда, был ближе всех. Родственные души. Оба шалопаи. Он ее всегда выгораживал. Она за него тоже горой. Но и с другим моим сыном Володя не конфликтовал никогда. Не было у нас, понимаете, такого, чтобы зависть там или жадность какая-то. Никто не был обделен, ущемлен. В семье не ищите – не найдете. Это кто-то другой. Кто-то, кому помешал мой сынок.
Голубев закрыл ладонью лицо, заплакал. Маша поежилась. Никак она не научится сочувствовать в меру, огораживать себя от чужого горя, защищаться, чтобы быть сильной и беспристрастной. Она встала, налила из графина воды, подошла к Голубеву, обмякшему на стуле.
– Вот, возьмите. Выпейте.
Он опустошил стакан в два глотка. Тяжело поднялся. С грохотом вернул стул на место у стены. Схватился за дверную ручку.
– Это какая-то бытовуха, капитан, сто процентов. Орудие убийства странное. Мотив не ясен. Даже часы не сняли с руки, а они денег стоят. Но это не Ростислав. Кишками чую – не он. Найдите эту сволочь! Озолочу!..
Глава 21
Кажется, она уже это слышала. Озолотить ее обещал Зайцев, если найдет живой и невредимой Алину Яковлеву и больше никогда не появится в поле его зрения.
– Озолочу, если больше никогда вас рядом не увижу, – проскрипел он, провожая ее до двери.
Сам лично выпроводил за дверь, как будто боялся, что она передумает и еще час просидит в кресле для посетителей. И станет задавать свои каверзные вопросы, на которые он не был готов отвечать без адвоката. Но запросить адвоката – практически признать вину. Вот он и не запросил. И морщился от ее поганых вопросов. А потом пообещал озолотить, если она найдет Алину и исчезнет навсегда.
Да, господин Зайцев надеялся, что Алина его дочь. Внебрачная дочь, которую Ростислав Яковлев воспитывал как свою и любил всей душой. Увы, Зайцев ошибался. Или заблуждался. Или просто хотел в это верить. А может, таким образом отводил от себя подозрения. Мотив мстить Яковлеву у него имелся, это доказано. У Ростислава Яковлева есть звукозапись, на которой Зайцев ему угрожает.
– Алинка – Ростика дочь, – с ядовитым хохотком признался его помощник Игорь Заботин. Прямо от Зайцева Маша двинула туда. – Как она родилась, он анализы сразу сделал. Потому как были у него подозрения на этот счет. Его покойная жена крутила с Зайцевым, что да, то да. Ростислав влез. Отбил, получается, ее у Глеба. Надо же, а мы с ним все думали, думали, какого это внебрачного ребенка Зайцев от всех скрывает? Информация засекречена, узнать ничего не удалось. А это вон что – он на Алинку нацелился. Вот идиот, а? Неужели не понял, что такой человек, как Ростислав, не даст обвести себя вокруг пальца? Идиот. Понятно теперь, откуда такая неприязнь. А мы-то все надеялись участок взять. Вон, оказывается, откуда ноги растут. Тогда, конечно, он к похищению не причастен, зря Ростик его подозревает. Он и без того руки бы не стал марать, не его уровень. А при таком раскладе…
Зайцева из числа подозреваемых Маша вывела сразу, невзирая на утверждение Яковлева, что у того был мотив.
Бывшая любовница Яковлева тоже выпала из числа возможных похитителей. Кого еще подозревать? Светлану, мачеху Алины? Так она всю жизнь ей как мать, она не стала бы так мстить неверному мужу. И на ночь игры в квест у нее алиби. Вот на время смерти Стеллы алиби у нее нет, это да. Спала, говорит, одна была в доме. Но что касается Алины…
– Ни за что! Никогда! – отчаянно замотал головой Игорь Заботин, когда она поделилась с ним идеей о причастности Светланы. – Видели бы вы ее! Из нее просто жизнь ушла, когда Алинка пропала. А тут еще эта история с Ростиком.
Историй с Ростиком случилось много, хотелось Маше добавить. Оставалось неясным, зачем он ночью поехал в компанию к Голубевым? Хотел поговорить насчет Инны, но почему ночью? Почему не по телефону?
– А может, он следил за ними?
– За кем? – не понял полковник Суворкин, когда Маша сумбурно докладывала в конце рабочего дня, как продвигается дело.
– За Голубевым и его сестрой. Она же исчезла сразу после похищения Алины. Почему, с какой стати? Чего боялась?
– А сама она что на этот счет говорит?
– Ничего. Повторяет заученно, мол, скиталась. Обычное дело, говорит. В соседний райцентр моталась к друзьям-байкерам.
– Проверили?
– Так точно, была она там. Но сколько именно времени, никто не помнит. А еще, говорит, на фирме отца отсиживалась, пока он был в рейсе. Чтобы мать не доставала.
– Проверили?
– Как проверишь? Ее, по ее словам, Володя прикрывал. Володи теперь нет.
– Да-а, Ильина. Месяц прошел, а ты ни с места, только трупы множатся. А девчонку так и не нашли. Рабочей версии путной даже нет.
Суворкин недовольно поджал губы. Оглядел подчиненную с головы до ног. Придраться не к чему: китель отутюженный, юбка без единой пылинки. Лицо, правда, бледное, осунувшееся какое-то. Может, все же пьет втихаря?
– Плохо работать стала, Ильина. – Суворкин запустил по столу ее два листика отчета. – Народу опрошено человек пятьдесят, а результат – ноль.