Моргейна стиснула руки, и воззвала к Богине с такой страстью и неистовством, какого она не ведала в своей жизни.
"Матерь, я - Твоя жрица! Молю, используй меня, как пожелаешь!"
И на нее водопадом обрушилась сила; сила хлынула сквозь ее тело и душу и переполнила Моргейну. Моргейне казалось, будто она становится все выше. Она не осознавала уже, что Врана поддерживает ее - словно чашу, что наполняют святым вином причастия...
Моргейна двинулась вперед, и ошеломленный епископ отступил перед нею. Она не испытывала ни малейшего страха, хоть и знала, что прикосновение к Священным реликвиям - смерть для непосвященного. "Как же Кевин сумел подготовить епископа? - подумалось ей самым краешком сознания. - Неужто он выдал и эту тайну?" Моргейна со всей отчетливостью осознала, что вся ее жизнь была лишь подготовкой к этому мигу - когда она, словно сама Богиня, взяла чашу обеими руками и подняла.
Впоследствии некоторые рассказывали, будто Святой Грааль несла по залу дева в блистающих белых одеждах. Другие говорили, что слышали, как по залу пронеслось могучее дуновение ветра и пение множества арф. Моргейна знала лишь, что она подняла чашу, и та засияла у нее в руках, словно огромный сверкающий рубин, и запульсировала, словно сердце... Моргейна подошла к епископу, и Патриций упал перед нею на колени.
- Пей, - прошептала Моргейна. - Это - святая сила... Епископ сделал глоток. "Интересно, что он сейчас видит?" - промелькнула у Моргейны мимолетная мысль. Она отошла - или это чаша двинулась дальше, увлекая Моргейну за собой? - и Патриций упал ничком.
Моргейна услышала, как пронесся, предшествуя ей, шум, подобный хлопанью множества крыл, и ощутила сладчайшее благоухание, с которым не мог сравниться ни ладан, ни все прочие благовония... Чаша - говорили позднее некоторые - была невидима; иные же утверждали, что она сверкала, словно звезда, и ослепляла всякого, кто осмеливался взглянуть на нее... Каждый, кто находился в зале, обнаружил, что перед ним появилось любимейшее его яство... Эта подробность повторялась во всех рассказах, и потому Моргейна не сомневалась, что она действительно несла тогда котел Керидвен. Но всего прочего она объяснить не могла - да и не хотела. "Она - Богиня и вершит то, что считает нужным".
Оказавшись перед Ланселетом, Моргейна услышала его благоговейный шепот: "Матушка, ты ли это? Или я грежу?" - и поднесла чашу к его губам. Ее переполняла нежность. Сегодня она была матерью всем им. Даже Артур преклонил перед нею колени, когда чаша на миг коснулась его губ.
"Я есть все - Дева и Матерь, подательница жизни и смерти. Вы забываете обо мне средь своих испытаний, те, кто зовет меня другими именами... знайте же, что я есмь Единая..." Изо всех людей, заполнявших огромный зал, одна лишь Нимуэ, подняв изумленный взгляд, узнала ее; да, Нимуэ с детства приучили узнавать Богиню, в каком бы обличье та ни явилась.
- Пей, дитя мое, - с беспредельным состраданием прошептала Моргейна. Нимуэ опустилась на колени и приникла к чаше, и Моргейна ощутила всплеск вожделения и стремления к возмездию, и подумала: "Да, и это тоже - часть меня..."
Моргейна пошатнулась, и почувствовала, как сила Враны поддерживает ее... Действительно ли Врана сейчас вместе с нею несет чашу? Или это лишь иллюзия, а Врана, сжавшись, сидит в углу и помогает Моргейне удержаться на ногах, направляя тот поток силы, что льется сейчас через них обеих в Богиню, несущую чашу? Впоследствии Моргейна так и не смогла понять, вправду ли она несла чашу, или все это было частью волшебства, которое она соткала для Богини... Но в тот момент ей казалось, что она несет чашу вдоль огромного зала, что люди опускаются на колени и пьют из чаши, что ее переполняют сладость и блаженство, что ее несут те огромные крылья, чей шелест слышится вокруг... В какой-то миг перед нею возникло лицо Мордреда.
"Я - не твоя мать, я - Матерь всего сущего..."
Галахад был бледен и преисполнен благоговейного трепета. Что он видит сейчас - чашу жизни или священную чашу Христову? А важно ли это? Гарет, Гавейн, Лукан, Бедивер, Паломид, Кэй... все старые соратники и многие другие, незнакомые Моргейне... Казалось, будто они идут откуда-то из-за пределов этого мира, - все те, кто когда-либо входил в число соратников, и даже те, кто ушел в мир иной, присоединились сегодня к ныне живущим Экторий, и Лот, погибший много лет назад при горе Бадон; молодой Друстан, убитый Марком из ревности; Лионель; Боре; Балин и Балан - рука об руку, примирившиеся за порогом смерти... все, кто когда-либо восседал за Круглым Столом, собрались здесь в этот миг, не принадлежащий времени. Под конец перед Моргейной промелькнули мудрые глаза Талиесина. А потом перед нею оказался коленопреклоненный Кевин, и чаша была у его губ...
"И даже ты. Что бы ни ждало нас в грядущем - сегодня я прощаю всех..."
Наконец Моргейна подняла чашу и сама сделала глоток. Вода Священного источника показалась ей сладкой. И хотя Моргейна видела теперь, как едят и пьют все остальные, но все же, положив в рот кусочек хлеба, она почувствовала вкус медовых лепешек, тех самых, что пекла Игрейна еще в те времена, когда маленькая Моргейна жила в Тинтагеле.
Моргейна поставила чашу на алтарь, и та засверкала, подобно звезде...
"Пора! Давай же, Врана, - настал миг Великой магии! Чтоб перенести Авалон за грань этого мира, понадобилась сила всех друидов, но нам хватит и меньшего. Чаша, блюдо и копье должны исчезнуть. Они должны навеки уйти из этого мира. Они будут покоиться на Авалоне, и рука смертного никогда больше не коснется их. Их магия не будет больше вершиться в круге стоячих камней они запятнаны, они стояли на христианском алтаре. Но их никогда больше и не осквернят священники узколобого бога, отрицающего все истины, кроме собственной..."
Моргейна почувствовала прикосновение Враны, сильные, цепкие руки - и ощутила за руками Враны иные, неведомо чьи... Огромные крылья взметнулись в последний раз, могучий порыв ветра пронесся по залу, и все стихло. Сквозь окна хлынул дневной свет; алтарь был пуст - остался один лишь смятый белый покров. Моргейна заметила бледное, испуганное лицо епископа Патриция.
- Господь посетил нас, - прошептал епископ, - и сегодня мы пили вино жизни из Святого Грааля...
Гавейн стремительно вскочил.
- Но кто похитил священный сосуд?! - вскричал он. - Мы видели, как он исчез... Клянусь, что отправлюсь на поиски и верну Грааль в Камелот! И я проведу в этих поисках год и день, если только не пойму...
"Конечно, это должен был оказаться Гавейн, - подумала Моргейна. - Он всегда первым бросался навстречу неизвестности!" И все же его горячность сыграла на руку Моргейне. Галахад поднялся на ноги; он был бледен, и лицо его светилось от волнения.
- Год, сэр Галахад? Я клянусь, что потрачу на эти поиски всю свою жизнь, если потребуется, и не успокоюсь, пока вновь не увижу Святой Грааль!..
Артур вскинул руку и попытался было что-то сказать, но всех уже охватило нервное возбуждение: все заговорили одновременно, что-то выкрикивая, перебивая друг друга, спеша тоже дать обет.
"Теперь этот поиск станет им милее всего на свете, - подумала Моргейна. - Все войны выиграны, в стране царит мир. А ведь даже римские императоры в промежутках между войнами отправляли свои легионы строить дороги и захватывать новые земли. И вот теперь им кажется, что это деяние снова объединит их и зажжет прежним пылом. Они вновь стали соратниками, рыцарями Круглого Стола - но в погоне за Граалем они рассеются по всему свету... во имя того самого бога, которого ты предпочел Авалону, Артур! Богиня вершит свою волю, как считает нужным..."
Встал и заговорил Мордред, - но сейчас внимание Моргейны было безраздельно приковано к распростершейся на полу Вране. Толпившиеся в том же углу крестьянки никак не могли унятся - все говорили о тех прекрасных яствах и питье, что они отведали, пока на них действовали чары котла Керидвен.
- Это было белое вино, сладкое и душистое, словно свежий мед и виноград... Я его пробовала всего раз, давным-давно...
- А у меня был сливовый пирог, с начинкой из слив и изюма, и с подливкой из замечательного красного вина... Я в жизни не ела ничего вкуснее...
Но Врана лежала недвижно, бледная, словно смерть, и, склонившись над подругой, Моргейна поняла то, что в глубине сердца своего знала с первого взгляда. Бремя Великой магии оказалось чересчур тяжким для истерзанной страхом жрицы. Врана, отдавшись Великой магии, продержалась до тех пор, пока Грааль не перенесся на Авалон. Позабыв о себе, она выплеснула все свои силы, без остатка, чтоб поддержать Моргейну, ставшую на краткий миг воплощением Богини. А затем, когда божественная сила ушла - с нею ушла и жизнь немолодой женщины. Моргейна упала на тело подруги, раздираемая горем и отчаяньем.
"Я убила и ее! Воистину - ныне я убила последнего человека, которого любила... Матерь Керидвен, ну почему на ее месте не оказалась я? Мне незачем больше жить и некого любить, - а ведь Врана никогда в жизни не причинила вреда ни единому живому существу".
Моргейна заметила, что Нимуэ сошла с возвышения - девушка сидела рядом с королевой, - и принялась о чем-то сердечно беседовать с мерлином, а потом доверительно коснулась его руки. Артур разговаривал с Ланселетом, и у обоих по лицу текли слезы; потом они обнялись и поцеловались, как в юные годы. Затем Артур покинул Ланселета и пошел по залу.
- Все ли в порядке, народ мой?
Все наперебой спешили рассказать королю о волшебных яствах, но когда он подошел поближе, кто-то воскликнул:
- Артур, мой лорд, - тут глухонемая старуха! Она скончалась, - не выдержала таких переживаний.
Артур подошел к Моргейне, продолжавшей прижимать к себе бездыханное тело Враны. Моргейна не подняла головы. Вот сейчас он узнает ее, закричит, обвинит в колдовстве...
- Это - твоя сестра, добрая женщина?
Голос Артура звучал мягко, но отстраненно. "Конечно, - подумала Моргейна, - ведь сейчас он говорит не с сестрой, не со жрицей, не с женщиной, равной ему по положению - перед ним всего лишь старая крестьянка, согбенная, седая, в обносках".