- Я соболезную твоему горю. Но Бог забрал ее в благословенный миг, и ангелы Господни вознесли твою сестру на небо. Если хочешь, оставь ее здесь для погребения. Ее похоронят в церковном дворе.
Столпившиеся вокруг женщины затаили дыхание. Моргейна и сама понимала, что Артур предложил ей величайшую милость - как он сам это понимал. И все же ответила, продолжая скрывать лицо под капюшоном плаща:
- Нет.
А потом, словно подчиняясь неясному порыву, Моргейна подняла голову и взглянула в глаза Артуру.
Они слишком сильно изменились... она сделалась старухой - но и в Артуре мало что осталось от юного Короля-Оленя...
Узнал ли ее Артур? Это навеки осталось для Моргейны загадкой. На миг их взгляды встретились, а затем король мягко произнес:
- Так значит, ты хочешь забрать ее домой? Что ж, будь по-твоему. Скажи моим конюхам, чтоб тебе дали лошадь, - покажешь им вот это. - И он вложил в руку Моргейне свое кольцо. Моргейна опустила голову и крепко зажмурилась, чтоб удержать слезы, а когда она снова выпрямилась, Артур уже отошел.
- Давай-ка я тебе помогу отнести бедняжку, - предложила одна из соседок. К ней присоединилась еще одна женщина, и вместе они вынесли хрупкое тело Враны из зала. И на пороге Моргейне вдруг захотелось оглянуться и еще раз посмотреть на зал Круглого Стола. Она знала, что никогда больше не увидит его, и никогда более не побывает в Камелоте.
Долг ее был исполнен, и она могла вернуться на Авалон. Но ей предстояло вернуться одной. Отныне и до конца жизни она будет одна.
Глава 10
Гвенвифар наблюдала за приготовлениями и слушала, как епископ Патриций проникновенно вещает:
- Никто не приходит к Отцу как только через Меня. Королеву одолевали противоречивые чувства. Какая-то часть ее души говорила: "И вправду, следует поставить эти прекрасные вещи на службу Господу, как того желает Патриции. Ведь даже мерлин в конце концов обратился в истинную веру".
Но вторая ее половина упорно твердила: "Нет! Лучше уж уничтожить их, переплавить на золото, и сделать из него другую чашу для богослужений, такую, которая с первого своего мига будет служить истинному Богу. Ведь эти вещи принадлежат Богине, как называют ее язычники, а эта Богиня - та самая великая блудница, что испокон века была врагом Господа... Священники говорят правду: все зло в этом мире - от женщины". Но тут Гвенвифар запуталась в собственных мыслях. Нет, не все женщины плохи - ведь даже Господь Бог выбрал одну из них в матери своему сыну, и Христос говорил о царствии небесном своим избранным ученикам и их сестрам и женам...
"Что ж, по крайней мере одна из женщин отреклась от этой богини". Гвенвифар взглянула на Нимуэ и смягчилась: дочь Элейны как две капли воды походила на мать, только была еще красивее - было в ней что-то от веселости и изящества молодого Ланселета. Нимуэ была столь прекрасна и невинна, что Гвенвифар просто не верилось, будто в девушке есть хоть капля зла, - а ведь она с раннего детства воспитывалась при святилище Богини. Но теперь она отреклась от нечестивого служения и вернулась в Камелот; девушка упросила королеву никому не говорить, что она когда-то жила на Авалоне, - даже епископу Патрицию. Даже Артуру. Да, Нимуэ трудно в чем-либо отказать. Вот и Гвенвифар охотно согласилась сохранить тайну девушки.
Королева перевела взгляд с Нимуэ на Патриция - тот как раз приготовился взять чашу с алтаря. А потом...
... а потом Гвенвифар показалось, будто величественный ангел - сияющая фигура, неясные очертания могучих крыльев, - поднял чашу, и та засверкала, словно звезда. Она пульсировала, словно сердце, она была красной, словно рубин... нет, синей, словно глубина небес; и в воздухе разлилось благоухание, как будто кто-то собрал воедино аромат всех роз, сколько их ни есть на свете. Внезапно по залу пронесся порыв ветра, дышащего свежестью, и хоть сейчас и шла служба божья, Гвенвифар вдруг почувствовала, что может в любой миг вскочить и выбежать из замка - на склоны холма, на бескрайние просторы, принадлежащие Господу, под целительную небесную ширь. И она поняла, поняла всем сердцем, что отныне никогда не побоится покинуть плен чертогов и замков - ведь куда бы она ни направилась, Господь будет с нею. Гвенвифар улыбнулась, а потом и рассмеялась. Какая-то мелочная, ныне скрученная и усмиренная частичка ее души вознегодовала: "Да как ты смеешь?! Во время службы Божьей?!" Но подлинная Гвенвифар со смехом ответила: "Если я не могу обрести радость в Господе, то где ж мне ее искать?"
А потом ангел оказался перед ней - благоухание и блаженство окружали его, подобно облаку, - и поднес чашу к ее губам. Трепеща и не смея поднять глаз, Гвенвифар сделала глоток - и почувствовала, как кто-то нежно коснулся ее чела. Подняв взгляд, Гвенвифар увидела, что это вовсе не ангел, а женщина в синем покрывале, с огромными печальными глазами. Она не произнесла ни слова, но Гвенвифар услышала: "Прежде, чем стал Христос, была я, и это я сделала тебя такой, какова ты есть. А потому, возлюбленная дочь моя, отринь стыд и радуйся, ибо в сути своей ты подобна мне".
Душу Гвенвифар и самое ее тело переполнила чистейшая радость. Она не ведала подобного счастья с раннего детства. Даже в объятьях Ланселета она не испытывала столь безграничного блаженства. "О, если б только я могла передать это чувство любимому!" Королева почувствовала, что ангел - или иная божественная сила, коснувшаяся ее, - отошла, и огорчилась этому, но радость по-прежнему продолжала плескаться в ней, и Гвенвифар с любовью смотрела, как ангел поднес пылающую чашу к губам Ланселета. "О, если б только она смогла наделить этой радостью и тебя, мой печальный возлюбленный!"
Зал заполнился ослепительным сиянием, пронесся могучий ветер - и все стихло. Гвенвифар не помнила, что она ела и пила - знала лишь, что это были какие-то сладости, и что она в жизни своей так не наслаждалась едой. "Что бы ни посетило нас сегодня, природа его была свята - сомнений быть не может..."
А затем в зале воцарилась тишина, и в ярком дневном свете он показался пустым и невзрачным. Вот вскочил Гавейн, за ним - Галахад...
- Я клянусь, что потрачу на эти поиски всю свою жизнь, если потребуется, и не успокоюсь, пока вновь не увижу Святой Грааль!
Епископ Патриций, кажется, едва держался на ногах, и Гвенвифар вдруг поняла, что он совсем уже старик... Алтарь, на котором прежде стояла чаша, был пуст. Королева поспешно спустилась с возвышения и подбежала к Патрицию.
- Отец! - окликнула она и подала епископу кубок с вином. Тот сделал несколько глотков, и постепенно морщинистое старческое лицо порозовело. Патриций прошептал:
- Мы удостоились святого присутствия... Воистину, я вкушал сегодня за столом Господним из той самой чаши, из которой Христос пил во время Тайной вечери...
Гвенвифар начала понемногу понимать, что же произошло. Все, что свершилось с ними сегодня по воле Божьей, было видением.
- Моя королева, - прошептал епископ, - узрела ли ты чашу Христову?..
- Увы, нет, святой отец, - мягко отозвалась Гвенвифар. - Быть может, я оказалась недостойна этого. Но я, кажется, видела ангела, и на миг мне показалось, будто передо мною стоит сама Матерь Божья...
- Бог послал каждому свое видение, - сказал Патриций. - Как я молил, чтоб мы узрели чудо, и все эти люди зажглись любовью к Господу...
Гвенвифар невольно вспомнилась старинная поговорка: "Будь осторожен со своими желаниями, - а вдруг они исполнятся?"
Да, все присутствовавшие и вправду преисполнились воодушевления. Один за другим рыцари поднимались со своих мест и клялись отправиться на поиски Грааля и посвятить этим поискам год и день. "Теперь рыцарство Круглого Стола рассеется по миру", - подумала Гвенвифар.
Королева взглянула на алтарь, где прежде стояла чаша. "Нет, - подумала она, - вы ошибались, епископ Патриций и мерлин Кевин, как ошибался и Артур. Вам не под силу использовать Бога в своих целях. Воля Божья - словно могучий ветер, словно плеск ангельских крыл, что звучал сегодня в этом зале, - и все замыслы человеческие пред ней - словно пыль на ветру..."
Но затем Гвенвифар испугалась собственных мыслей. "Что со мной? Неужто я смею порицать замыслы Артура и даже самого епископа?" А потом она почувствовала новый прилив сил и воспрянула. "Клянусь Господом - смею! Они ведь не боги, они всего лишь люди, и замыслы их не священны!" Она взглянула на Артура, что ходил сейчас по дальней стороне зала, среди крестьян и простонародья... Что-то там стряслось - какая-то крестьянка упала замертво. Должно быть, пережитая радость оказалась непосильной для старческого сердца. Артур вернулся обратно; лицо его было печально.
- Гавейн, ты непременно... Галахад? Как, и ты тоже?.. Боре, Лионель... Неужто вы все?..
- Мой лорд Артур! - окликнул его Мордред. Он, как всегда, был облачен в темно-красное - этот цвет очень шел ему и чрезмерно, почти до насмешки, подчеркивал его сходство с молодым Ланселетом.
- Что, мальчик мой? - мягко спросил Артур.
- Мой король, я прошу у тебя позволения не отправляться на поиски Грааля, - произнес Мордред, особо подчеркнув это "не". - Даже если это было возложено на всех твоих рыцарей - должен же хоть кто-то остаться рядом с тобой.
Сердце Гвенвифар переполнилось нежностью к молодому рыцарю. "Вот истинный сын Артура - не то, что Галахад! Тот только и знает, что грезить о возвышенном!" Подумать только, а ведь когда-то она не любила Мордреда и не доверяла ему!
- Да благословит тебя Господь, Мордред! - с искренней благодарностью воскликнула Гвенвифар, и Мордред улыбнулся ей. Артур опустил голову.
- Что ж, будь по-твоему, сын мой.
Впервые Артур при всех назвал Мордреда сыном, и уже по одному этому признаку Гвенвифар поняла, насколько ее супруг взволнован.
- Да поможет Господь нам обоим, Гвидион, то есть Мордред. Едва ли не все мои соратники собрались разъехаться по свету - и одному Богу ведомо, вернутся ли они обратно...