— Ни за что!!! — София вскочила и, опрокинув походный столик, с вызовом посмотрела на мужчин.
Ясные глаза метали почти осязаемые молнии. В абсолютно чистом небе грянул гром. Палатку мгновенно сорвало порывом бури. Вихри воздуха играли с разметавшимися волосами девушки. Завораживающей пляске природы никто не удивился — сила девушки росла с каждым днем.
— Но, сестрёнка… — робко попытался возразить Айсель, с беспокойством поглядывая на чернеющее небо. Та не прореагировала, от Софии сейчас можно было спички зажигать.
— Ты в своём уме, Дан Айсель? Ты что, не заметил, что я уже не та девочка, которую ты видел в свой последний визит? Я взрослый человек, и жизнь свою давно уже устраиваю сама! И мужем мне будет тот, кого выберу себе я!
Хлынул дождь. Дан нахмурился и сурово посмотрел на сестру:
— Так выбери принца Циоана! — рявкнул он, отбросив родственные чувства, — В иное время я первый поддержал бы тебя, но сейчас война! Я тоже, если помнишь, не собирался служить в армии, но теперь, когда нет другого выхода, командую войсками целого королевства и не ропщу!
Как бы агрессивно не была настроена София, авторитет брата сыграл с ней недобрую шутку. С самого детства действовало железное правило — Дан и Риго разрешали сестре всё, уступали ей во всех играх, но слово старшего брата никогда не обсуждалось. Если всегда добрый и уступчивый Дан говорил «нет» — это могло означать только «нет» и ничего другого. В своей непреклонности в эту минуту брат был так похож на Кошчи, что вся ярость мгновенно улетучилась. «Мне ты не нужна», — звучало в голове.
София беспомощно оглянулась. Растерянный Циоан переминался с ноги на ногу, пока не зная — что сказать. Глаза девушки наполнились слезами.
— Дан, — прошептала она, — Но так нельзя, это нечестно. Я… Циоан хороший, правда… Но я… Я люблю другого…
— Принцесса София…
Все оглянулись на Циоана. Юноша был бледен, но голос его был твёрд, как у человека, принявшего важное решение. Не сразу Дан понял, что принц впервые обратился к его сестре, официально признавая высокое происхождение. А тот продолжал, хотя было видно, что решение далось ему нелегко:
— Ваше Высочество! Позвольте говорить с вами, как того требуют обстоятельства. Вокруг нас теперь не обычная жизнь, это война и политика. Августейшие особы вовсе не так вольны в своих действиях, как это может показаться со стороны. Я с уважением отношусь к вашему выбору, но поверьте, для вашего государства предложение командующего является спасительным. Мне ведома ваша сила, но только во взаимодействии её с армией можно разгромить врага. А армии необходимы и знамя, и герой, и помощники. Я не прошу вашей руки и не надеюсь на место в вашем сердце. Но для общего блага — дайте своё согласие представить меня вашим женихом. Это не наложит на вас никаких обязательств и, клянусь — вы никогда не обвините меня в злоупотреблении вашим доверием! Поверьте, что это сейчас необходимо и вашей и моей стране!
— Оставьте меня, — глухо проговорила София, закрыв лицо руками, — Я дам свой ответ… утром…
Ей хотелось убежать, спрятаться. А лучше — уткнуться личиком в жесткую ткань костюма Хозяина. Пожаловаться на несправедливость. Сердце неприятно саднило: Циоан был готов терпеть ее холодность, лишь бы быть рядом. Совсем как она… только она была готова даже умереть, лишь бы Кошчи разрешил ей сделать это у его ног. Боль в глазах юноши была так похожа на ту, что она каждый день видела в маленьком зеркальце. Нечто несказуемое соединило шатранского принца и незаконнорожденную наследницу миндской короны крепче, чем брачные узы. Как бы не рвалось ее измученное сердечко в горы, где возвышался замок Хозяина, она все равно останется рядом с Циоаном.
XXI
Круглая комната с зеркалом мира посередине встретила Хозяина привычной безразличной холодностью. Зарычав, Кошчи стукнул кулаком по стеклу, где при его приближении снова заструились потоки железных коробок, замигали разноцветные огни неизвестных слов…
— Повинуйся! — вскричал он, сам пугаясь дикой ярости, охватившей все тело. — Проклятая стекляшка! Покажи мне ее!
Но куб лишь подернулся тихой рябью. Зато под ногами ощутимо задрожал каменный пол. Это Замок радостно привечает Хозяина. Да, древние пещеры помнят его гнев. Тот, прошлый, когда человек еще был жив…
— Вода, — сквозь зубы прошипел Кошчи, внимательно рассматривая свои ладони. — Живая вода. Где ты? Почему ты даришь мне лишь осколки той жизни, которую могла бы дать? Острые, колючие, они разрывают меня на части, постоянно причиняют дикую боль. Сила буквально бурлит, не находя выхода. Эмоции… людские эмоции, словно дурно пахнущий сор, забивают протоки, превращаются в непроходимые плотины. И когда, наконец, Сила пробивает эти засоры, она сметает с пути все! Взаимодействие… я не ощущаю, что Силы мне подвластны!
Зеркало стало прозрачным, словно невыплаканные слезы отчаяния Кошчи. Оно как будто даже сочувствовало Хозяину в его боли, пыталось хоть как-то помочь… но не могло. В конце концом, это лишь стекло. А волшебство в него вдыхал сам Хозяин.
— Как быть? — Кошчи прислонился разгоряченным лбом к ледяному стеклу. — Отмести сомнения и лететь к ней? Призовут ли те, кто поместил меня сюда другого пленника… или этот удел навеки теперь мой? Смогу ли я навсегда покинуть Замок? Я слеп и глух… зря я корил Старика. Я вижу не дальше, чем он. И могу лишь предполагать последствия своих поступков… сейчас, когда во мне бурлит жизнь.
Хозяин горько улыбнулся:
— Жизнь… оказалось, что это лишь вихрь противоречивых эмоций, которые мутят воду бытия! Я ничего больше не вижу!
Он с ненавистью устремил взгляд на стекло, которое постепенно снова приобретало матовость. Еще миг, и оно отражает его лицо, искаженное слепой яростью. Кошчи закричал в гневе и ударил кулаком в свое отражение.
Кулак вошел в стекло так, словно Кошчи погрузил руку в вязкую субстанцию. В голове раздался множественный шепот, словно каждая крупинка песка, из которого некогда он и сотворил волшебное зеркало мира, пыталась что-то сообщить ему. Нечто важное, сокровенное, нужное, тайное…
По руке скользнуло легкое облачко, оседая на коже зеркальными пластинками. Постепенно они охватывали все большую поверхность. Кошчи дернулся, пытаясь вытащить увязший кулак, но тот даже не двинулся. Пластинки уже чуть царапали кожу лица.
На глаза легли прозрачные льдинки. Свет, исходящий от стен, постепенно мерк, уступая место полумраку ночи. Кошчи ощутил, что рука освободилась, хотя не осознал момент, когда зеркало отпустило его. Он шагнул, простер руки вперед. Странно, Хозяин всегда прекрасно видел в темноте, даже самый жуткий мрак ничего не мог скрыть от пытливого взгляда. И даже капля живой воды, скрывающее от него будущее, не могла замутить видимость настоящего. Сейчас же он ощущал себя, словно обычный человек, оказавшийся поздней ночью в темном помещении. На что-то натыкаясь, он шарил руками, пытаясь найти хоть что-то знакомое. Продвигаясь на ощупь, Кошчи осторожно продвигался вперед. Стол. Ага, свеча… значит, рядом должны быть спички.
Щелк. Шипение рассерженного трением огня, потрескивание чуть отсыревшего фитиля. Светлое пятно еще больше сгустило мрак ночи. Глазам доступен лишь стол и угол кровати. Хозяин взял свечу и сделал шаг. На постели сидела девушка. Мешковатая одежда не скрывала нежной хрупкости, распущенные волосы струились по плечам и падали на лицо. Незнакомка откинула водопад волос, сверкнувший золотом в неровном свете свечи. София! Под глазами залегли тени, поджатые губы отливали синевой. Она явно не рада его видеть. Хозяин вздрогнул: он никогда не виде девушку такой… враждебной.
— Это ты, — София устало вздохнула и протерла глаза. — Пойми… ты был мне другом. Возможно, самым близким и дорогим. И я благодарна, что ты поддержал меня в самые тяжкие времена. Я многим тебе обязана. Но я не могу. Просто не могу! Я люблю другого.
Кошчи недоверчиво качнул головой и отступил на шаг. Он ошибался! Как же он мог так ошибиться! София вовсе не любит его. Она испытывает лишь дружеские чувства. Возможно, даже жалеет. Но любви в ней нет. К нему. И как он мог подумать, что такая светлая, чистая душа полюбит его — бесчувственный камень, который столетиями губил людские жизни, считая себя всесильным властителем.
— Конечно… — София криво улыбнулась. — Конечно, я буду твоей женой… если так надо. В конце концов, это не первое безумство, которое я делаю для своей родины…
Хозяин кивнул. Да, он прекрасно помнил, как «жертва» впервые появилась на пороге Замка. Он горько улыбнулся. Кошчи хотел сказать, что никогда не будет принуждать девушку ни к чему. Но не смог и рта раскрыть. Тело не подчинялось.
Тогда он наклонился к Софии и прикоснулся кончиками пальцев к волосам, провел по щеке. Девушка вся сжалась, но смотрела прямо ему в глаза, не отрываясь. Кошчи потянулся к ней губами, чтобы хоть раз прикоснуться к ее устам в прощальном поцелуе… София решительно отодвинулась и добавила:
— Я согласна… но только если ты пообещаешь никогда не дотрагиваться до меня!
Звон разбившегося стекла громом обрушился на голову Кошчи. Что это? Разбилось его сердце? Или глупые мечты? Или идиотские надежды? Хозяин открыл глаза. В ярком свете круглой комнаты он увидел на полу осколки зеркала. Тонкие губы тронула усмешка: все гораздо прозаичнее.
В особо большом осколке он увидел встревоженное лицо молодого человека. Принц! Ну, конечно! А чего он ждал? Сам же оттолкнул Софию, сказал, что девушка ему не нужна. Хозяин глухо застонал, прикрыв глаза ладонями. Как же быстро она нашла утешение! Кошчи беспокойно мерил шагами комнату. Под ногами жалобно скрипело стекло. Да, она всего лишь человек. Им отмеряно не так много времени, чтобы растрачивать его на пустяки… вроде дружеских чувств к чудовищам… ведь Кошчи в народе называют именно так.
А он — принц. Молодой, красивый, богатый. Кошчи сам вложил в ладонь соперника руку любимой, подкинув в секретные архивы нужные бумаги. На простолюдинку шатранец и не взглянул бы. Но теперь, когда София единственная наследница трона Минда, пронырливый юноша не упустит своего. Любовь… Губы Кошчи вновь изогнулись в циничной усмешке. Ей нет места в покоях королевских особ. Возможно, добрая девушка действительно влюбилась. Но принц не сможет дать ей всего того, что София заслуживает… всего, что он положил бы к ее ногам.