Пленник — страница 51 из 55

Она готова принести себя в жертву… ну что за маниакальная тяга! Конечно, сбежать с ним в неизвестность, было бы весьма глупо. Он не ведал, как поведет себя Сила вдали от Источника. Может, покинет его насовсем, и он станет… никем, слабым, нищим… И София будет упрекать его, что отказалась от трона и красавца мужа, а взамен получила голод и холод. А может, восставшая Сила убьет непокорного Хозяина, и тогда девушка снова останется ни с чем.

Как же он мог так обмануться? Почему он решил, что София любит его? Тихий шепот в глубине сердца вещал, что в иные времена, пока в теле Кошчи не было живой воды, Хозяин насквозь видел людей. Но противоречивые эмоции почти оглушили Кошчи. Он не верил сам себе. Сомнения, сомнения, сомнения. Они пробудились, подпитываясь страхами и неуверенностью, и грызли душу, отравляли мысли, терзали сердце.

Кошчи закричал, не в силах больше терпеть эту жгучую боль, взметнул руки к небу. Осколки зеркала поднялись в воздух и закрутились вокруг него в бешеном хороводе. Все быстрее и быстрее, вихрь кружился вокруг его тела. Острые грани стекла разрывали ткань одежды, резали кожу, царапали душу. Физическая боль немного притупила сердечную.

Хозяин хлопнул в ладоши, и крошечные осколки застыли в воздухе. Старик прав: управлять Силами становилось все легче. И чем меньше эмоций обуревало его, тем проще было колдовать. Многочисленные кровоточащие порезы затягивались на глазах. Ладони распирало изнутри. Кошчи чуть раздвинул их, освобождая небольшой шарик клубящегося черного тумана, который изредка бороздили синие стрелки молний. Это его гнев. Криво усмехнувшись, Хозяин перебросил шарик в левую руку, правой с легкостью собирая зеркало мира в куб. Тот послушно встал посредине круглой комнаты, словно его и не разрывало на мелкие частички. По поверхности струились клочья белесого тумана.

Кошчи махнул рукой, словно отгоняя муть. Та послушно рассеялась, открывая взору синюю океанскую даль, по поверхности которой были разбросаны корабли, будто куски хлеба на главной площади. Хозяин сузил глаза: насадчане! В следующий миг шар с заключенным в него гневом полетел в зеркало. В хлюпающим звуком сгусток вонзился в серебристую поверхность. Просочился внутрь куба и растворился в океанских глубинах.

Зеркало не дрогнуло, словно ничего не произошло. Лишь легкая дымка окутала видение насадского флота. А когда она рассеялась, взору предстали рваные куски дерева, раскачивающиеся на абсолютно черных волнах…


Утро началось с масштабно перегруппировки войск Минда. Главнокомандующий королевской армией генерал Дан Айсель начал наступление на войска Насада, никак не ожидавшие от обороняющихся такой активности. Весть о поддержке со стороны Шатры летела впереди армии, вызывая приливы восторга и громогласные дифирамбы в адрес союзников. Принц Циоан приобрёл бешеную популярность, не меньшую, чем сам Айсель. Но ещё ярче была слава его невесты Софии. «Знающие люди» поговаривали, что эта красавица не меньше, как тайная дочь покойного короля Руиса, и с каждым днём всё больше и больше народу верило этому. Не был обойдён слухами и тот факт, что именно усилиями девушки сошла «на нет» хвалёная мощь насадских магов. Поговаривали, что она использует силу самого Хозяина и чуть ли не его ученица, но это, конечно, было уже чересчур и утверждающих это поднимали на смех.

А между тем, наступление Минда росло и ширилось. Довольно скоро стало известно, что насадчане заперты в «котёл» — шатранский флот наголову разбил насадский, и тот не мог более поддерживать свои сухопутные части. Впрочем, королева проявила милосердие — ладьи, избежавшие столкновения, могли беспрепятственно возвращаться восвояси, но таких было немного… Кроме того, Шатра не ограничилась поддержкой флотом. Сразу после снятия морской блокады, в Минд был переброшен знаменитый Отдельный Егерский полк. Участь насадского нашествия была предрешена.

Прошёл месяц со дня встречи Софии с братом — и вот уже по улицам столицы торжественным маршем прошли части Миндской армии и союзников. Несмотря на кислые физиономии некоторых чиновников главного штаба, главнокомандующий Дан Айсель был из полевых генералов произведён в действительные маршалы. Поговаривали о предстоящем назначении его военным министром, но подобное представление мог утвердить только король. Или королева.

Дану пришлось проделать огромную работу, чтобы найденные его агентами свидетельства о происхождении сестры, приобрели законную силу. Не обошлось без крови, политика не всегда делается чистыми руками и бархатные перчатки на этих руках зачастую нужны, чтобы спрятать латные рукавицы. О таких подробностях Айсель честно сообщал Циоану, но, по их молчаливому обоюдному согласию, делалось всё, чтобы новообретённая принцесса королевства Минд не узнала о своём пути к трону ничего такого, что могло бы вызвать её неприятие, и разрушить таким трудом закрученную интригу.


Тающие лучи заката жадно, словно в последний раз, облизывали густеющий небосвод. Мелодичная песня горного ручья заполняла пустоту сумерек. Будто крадущийся змей, обследующий свои владения, ручеек лавировал среди каменных глыб скалы, возвышающейся близ славного города Арлейн. Струйка воды прорывалась вниз, к земле, таящей в себе древнее знание, скопление мертвой Силы, источник Мертвой воды…

Кошчи задумчиво любовался небольшим водопадиком, наполняющим пруд свежей водой. Сумерки сгущались, спешно поглощая последние искорки солнечных лучей, запутавшиеся в паутине тонких струй. Странно, но подвижный портрет Старика, образованный каплями водопада, с приближением темноты только обретал большую четкость. Сила Хозяина росла.

Единственный друг, приятный собеседник, вечный соратник и полная ему, Кошчи, противоположность, Хозяин Живой воды предпочитал облик пожилого человека. Это было странно. Теперь, когда силы уравновешивались, умирал Старик гораздо реже и мог выбрать любой возраст. Кошчи же всегда оставался таким, каким был в момент первого принятия Мертвой воды. Время для него словно остановилось в тот момент. Тело перестало стареть… мертвые не дряхлеют.

— Тебе грустно, — констатировал Старик.

— Немного, — равнодушно ответил Кошчи.

Да, с момента последней встречи с Софией, он словно оцепенел. Получив частичку жизни, теперь не знал — что с ней делать. Живая вода, не получая подпитки из эмоций, словно затаилась где-то в глубине его тела. Привычная сила вернулась. Кошчи с легкостью создал облако мельчайших брызг вокруг водопада. Некая мряка очень понравилось молчаливой русалке, но Хозяин старался вовсе не для нежити. Это было очень удобно для общения с Хозяином Живой воды, поскольку позволяло не нырять под воду.

Теперь он все время проводил во дворе Замка по одной простой причине — Старик тоже всегда был рядом… какой-то своей частью. Сперва они успешно управляли возрастающей мощью миндских воск, потом постепенно приводили в порядок разрушенные города, тайно помогая стране встать с колен нищеты и упадка. Силы мертвой воды восстанавливали привычное течение жизни, силы живой — подчиняли умы людей, чтобы миндчане как можно скорее пропитались мирными настроениями, отбросив мысли о мести…

Кошчи уже давно понял, что Живая вода не дарует жизнь. Эта немыслимая субстанция заставляет лишь ощутить то сокровенное, так отчаянно желаемое… Насадчане жаждали силы, и они ее ощущают… Вот только пользуясь новообретенной Силой, маги растрачивают те запасы живой воды, которые проникли в их тела. Он, Кошчи, хотел быть живым. Для него это означало снова почувствовать жизнь. И он ощутил ту бурю эмоций, которой был лишен многие столетия. Но это — не жизнь, а лишь ее иллюзия. Его тело по-прежнему мертво, его ум — остр и холоден. Стоило ему на время переключиться с мыслей о Софии на восстановление порядка во владениях, как отравляющие жизнь мысли унесло, словно порывом свежего ветерка.

И свобода от терзаний была бы благом… если бы Кошчи был жив. Но вместе с мучениями испарились и те нотки жизни, которых он так жаждал. Живую воду Хозяин с легкостью использовал в своих целях. Было гораздо легче сделать так, чтобы жертва сама захотела сделать то, что в иное время Хозяину пришлось бы вынудить ее совершить. Запасы Живой воды потихоньку таяли, Кошчи возвращался к самому себе, к вечной смерти и холодному равнодушию. Избавиться от жизни стало такой же навязчивой идеей, как некогда и вернуть ее…


София сидела у раскрытого окна. Огромный проем должен быть застеклен разноцветными витражами… во всяком случае, так ей рассказывали придворные дамы. Но сейчас на деревянных палках натянуты куски ткани. Отголоски разрушительной войны не способны спрятать ни яркие флаги, преувеличенно весело колыхающиеся на сильном ветру, ни натужные улыбки дворовых людей, что переносили из подвала какие-то тяжести.

Огромные зияющие дыры в стенах замка невозможно было не замечать. Как и оплавленные страшной силой магии камни, и кляксы крови, не поддающиеся ни дождю, ни тряпке прислуги. Все напоминало о кровавой бойне. Насадчане тогда всего за несколько дней захватили столицу Минда и жестоко расправились с членами королевской семьи и их приближенными. Чиновники главного штаба изо всех сил пытались придушить слухи о том, что самого Руйса тогда утопили с бочке с дерьмом. Но скрыть подробности падения королевской династии было не под силу даже им. Народ никогда особо не поддерживал погибшего короля.

Зато теперь новоявленную принцессу просто боготворили. И боялись. Может, потому восхищение незаконнорожденной наследницей и росло с каждым днем. Из-за страха. Все непонятное вызывает в простом люде панический страх. Иначе насадская армия не смогла бы так быстро поработить Минд. Магия сковывает волю, наполняя души ужасом не своей волшебной Силой, а лишь только сомнительными, а зачастую, и откровенно лживыми посулами тех людей, что гордо именуют себя волшебниками.

Одиночество. Горькая пилюля, которой жизнь лечит израненное сердце. В силе лекарства можно было бы усомниться, но время действительно слегка притупило жгучую боль, терзающую душу. Для Софии сейчас были благом те минуты полного уединения, которые дарил ей брат. Дан Айсель, как маршал и будущий министр, взял в руки управление предстоящей коронацией… и жизнью своей приемной сестры. Он геройски отвоевывал для нее малейшие возможности изменить жесткий придворный этикет. А для этого мужества требовалось не меньше, чем в самом кровавом бою. Девушке не нравилось быть неподвижной куклой, вокруг которой служанки устраивают раздражающую круговерть. Она привыкла сама вытирать рот после еды, а не ждать, пока специальный человек промокнет губы салфеткой, и наивно считала, что спуститься по лестнице — дело простое, и не требует двух пажей, удерживающих подол платья. Уж не говоря о том, чтобы послушно позволять умывать себя или облачать в роскошные наряды…