Третий отряд — самый крупный и боеспособный, тяжеловооруженная конница, элита вражеского войска — расположился лагерем в тесной низине-распадке, на месте стрельбища. Остландские рыцари со своими слугами и оруженосцами пока отдыхали у костров, издали наблюдая за осадными работами и дожидаясь своей очереди. Битвы дожидаясь. Вылазки или штурма. Меж разноцветных шатров пестрели яркие штандарты, вымпелы, разукрашенные щиты и гербовые котты. По всему выходило: в поход за гейнским пфальцграфом отправилось немало представителей известнейших родов, значительная часть мелкого рыцарства и уйма наемников.
— Дипольд… — процедил сквозь зубы Альфред Оберландский. — Ишь, какой он, однако…
Помедлив немного, Альфред добавил:
— Деятельный какой…
Забрало маркграфского шлема было поднято. Через смотровую трубку Лебиуса Альфред наблюдал за всадником, нагрудную коту и щит которого украшал тот же златокрылый зверь, что бился и на остландском боевом стяге.
Впрочем, маркграф узнал бы своего бывшего пленника и без всякой геральдики. Дипольд тоже пока забрала не опускал, и магиерская трубка позволяла видеть гейнца так хорошо, будто Альфред стоял перед мордой пфальцграфова коня.
— Ваша светлость, — заговорил Лебиус. Негромко, скрипуче, вкрадчиво. — Помните, Дипольд не должен пострадать. Он еще не готов. Недостаточно готов…
— Да помню я все, помню… — отмахнулся Альфред. — Он не погибнет и не попадет в плен. Сегодня этому гейнцу дадут возможность спасти свою благородную шкуру, хотя, сказать по правде, я с большим удовольствием снова бросил бы его в подземелье. И с еще большим — отправил бы к праотцам.
— Но, ваша светлость…
— Успокойся, колдун, — отмахнулся Альфред. — Я уже отдал приказ бомбардирам не стрелять по Дипольду. В остландского грифона они целить не станут.
— Но засада? — встревожился Лебиус. — Ваши застрельщики?
— Им велено лишь свалить коня под пфальцграфом, если Дипольд будет в седле. Пусть его светлость возвращается в Остланд на своих двоих, — маркграф усмехнулся. — Это позволит нам выиграть время.
— А големы? — осторожно спросил магиер. — Они тоже?.. Предупреждены?
Лебиус беспокойно глянул вниз — на выложенный камнем замковый двор, где в молчаливой неподвижности ожидали приказа механические рыцари. Стальные великаны, закованные в несокрушимую броню, были разбиты на пятерки. Первый полудесяток стоял у самых ворот. А там, где пройдет первый, едва ли понадобится второй.
— Сейчас ими командуете вы, ваша светлость, и…
— Големы получили соответствующие распоряжения, — в голосе Альфреда зазвенели нотки сдерживаемого раздражения. — Не волнуйся, они тоже не тронут Дипольда.
— А…
— И оставят в живых кого-нибудь из его свиты, как ты и просил, — сухо оборвал маркграф. — Все? Теперь ты доволен, колдун?
— Вы поступаете мудро, ваша светлость, — низко склонился магиерский капюшон.
— Надеюсь. Но вообще-то пока я следую твоим советам. И в твоих интересах, чтобы советы эти оказались благоразумными. Иначе…
Альфред выдержал должную паузу и закончил:
— Советники, которые совершают ошибки и меня подталкивают к тому же, мне не нужны. Понимаешь, о чем я?
Отведя смотровую трубку от лица, маркграф улыбнулся дружелюбнейшей из улыбок.
Лебиус ответил судорожным кивком.
— Ну и славно. А теперь к делу. Твои «змеи» готовы жалить? — сменил тему разговора Альфред.
— Да, конечно, все готово, ваша светлость, — зачастил Лебиус. — Вон те орудия, — магиер указал вправо, — нацелены на передовые позиции Дипольда. Их задача — сбить бомбарды у туров и очистить путь големам. А эти, — магиерский куколь качнулся влево, — которые наводят сейчас, обстреляют обоз остландцев. Артиллерию Дипольда мы постараемся уничтожить прежде, чем начнется вылазка.
— Хорошо, — одобрил Альфред. — Очень хорошо. А вон те пушки с задранными стволами?
Маркграф кивнул на верхние башенные площадки, густо ощетинившиеся длинноствольными орудиями:
— Куда направлены они?
— Они ударят по остландскому лагерю, — без заминки ответил Лебиус.
Альфред вновь поднес к глазам смотровую трубку.
— По лагерю, говоришь? — недоверчиво хмыкнул маркграф. — Ты действительно уверен, колдун, что они смогут достать так далеко?
— Смогут, ваша светлость, — убежденно проговорил Лебиус. — К шатрам остландцев полетят самые легкие, но и самые опасные гранатусы. Поверьте, от таких снарядов спасутся немногие. Для ваших застрельщиков, ожидающих в засаде, почти не останется работы. Все, что нужно, сделает артиллерия.
— М-да? — Альфред по-прежнему скептически кривил губы.
— Орудийная прислуга ждет приказаний, ваша светлость. Одно ваше слово — и вы убедитесь сами…
— Ну что ж, колдун, — кивнул Альфред Оберландский. — Считай, что слово сказано и приказ отдан. Пусть твои «змеи» меня сегодня не разочаруют.
ГЛАВА 15
Раскатистый гром средь ясного неба сотряс чистый горный воздух над оберландским замком. Первый залп с крепостных стен грянул внезапно, когда полностью уверившиеся в своей недосягаемости и неуязвимости остландцы ожидали обстрела меньше всего.
Диковинные длиннорылые бомбарды Чернокнижника дружно ударили по только что возведенным осадным укреплениям.
И как ударили!
Неказистые пушчонки оказались вовсе не столь безобидны, как уверял Дипольда краснорожий нидербуржский бомбардир.
Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!
Повалились, покатились пузатенькие приземистые туры. Рухнули, брызнув щепой, тяжелые осадные щиты. Попадали заостренные бревна частокола. Взметнулась земляными фонтанами и каменной крошкой невысокая, но плотная насыпь-вал. Набросанные друг на друга охапки хворостяных фашин — сносная защита от стрел, но никчемная от ядер — и вовсе разлетались целыми вязанками, осыпая мечущихся людей хрустким градом из ломаных веток.
Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!
Под первые выстрелы осажденных попали и малые бомбарды, уже поднятые на позиции. С треском осели и перевернулись пушечные повозки. С гулким звоном приняли на себя вражеские ядра кованые стволы орудий. Приняли и разлетелись — изломанные, искореженные. Рассыпался смятыми, раздавленными органными трубками многоствольный рибодекин. В одной из бомбарделл сдетонировал заряд. Выплюнутое из развороченного ствола ядро отлетело, точнее, откатилось совсем недалеко. Застряло в земляной насыпи. Сам ствол вырвался из разбитых креплений и, отброшенный сильной отдачей, завертелся, закрутился в клубах пыли и дыма. Кого-то сшиб с ног. Кому-то ноги переломал.
Оберландский снаряд, влетевший через разбитые заслоны на остландские позиции, упал точно в пороховую яму. Дымящийся шар разворотил защитный навес и…
Ба-ба-ба-бах!
Взрыв. Грохот. Огонь. Дым. Куски дерева и лохмотья тлеющей ветоши. И люди. И части людей. И все — вверх. Кувыркаясь в грязном черном воздухе. В пыли, в гари…
Половина попавшего под обстрел передового отряда остландцев спешно покидала разгромленные укрепления. Авангард не отступал даже — бежал со всех ног. Назад. Вниз. Прочь. Врассыпную. Забыв об угрозах Дипольда.
Бежал работный люд — побросав лопаты, кирки и заступы. Бежали ландскнехты — швыряя наземь алебарды, пики и мечи. Бежали щитоносцы, скинув большие — в рост человека — щиты. Бежали стрелки, теряя заряженные арбалеты и ручницы-хандканноны.
А следом за бегущими — веселыми мячиками по каменистым склонам — скакали ядра. Небольшие, но увесистые, раскалывающие по пути валуны, разбивающие дерево, сминающие металл и дробящие кости.
Впрочем, не все ядра, выпущенные из крепости, прыгали и катились вниз. Были, как выяснилось, у оберландцев и иные снаряды. Один такой ударил в основание насыпи напротив ворот. Врылся в рыхлую землю и каменную сыпь. А в следующий миг, словно еще одна пороховая яма разверзлась под осадным валом с косым зубьями частокола поверху. Вал, бревна и всех, кто находился поблизости, — смело, разметало. Словно гигантская рука… словно невиданных размеров кирка пробила проход в земляной преграде.
Второе ядро, наполненное неведомой гремучей смесью, застряло меж большими турами, обложенными камнем и фашинами, обставленными толстыми мантлетами и павезами, ощетинившимися заостренными кольями.
Обломки и осколки вновь поднялись в воздух.
Еще один снаряд угодил в толпу бегущих. И — новый взрыв чудовищной мощи. Вверх взмыли куски тел и искореженные доспехи. Землю окрасили кровяные фонтаны.
Несколько ядер ударило по флангам. Эти шары раскололись почти бесшумно, зато извергли поистине адское пламя — жидкое, жгучее, беспощадное. Зажигательных снарядов по осадным укреплениям оберландцы выпустили не больше полудюжины, однако огонь, выплеснутый ими, с невиданной жадностью набросился на дерево, камень, землю. И на человеческую плоть тоже.
В несколько секунд фортификации осаждающих охватили две стены сплошного гудящего пламени — справа и слева. Черный копотный дым потянулся к небесам. Трещали бревна, доски, тугие связки веток и хвороста. Дико кричали немногие оставшиеся на позициях — на свою беду оставшиеся и ныне сгоравшие заживо — люди. Рвались заряды в брошенных бомбарделлах и хандканнонах, ярко вспыхивал порох в поясных сумках мертвых стрелков.
Вражеские пушки били размеренно и часто. Причем не все. Пока обстрел вела лишь часть крепостной артиллерии, однако странные длинноствольные бомбарды противника перезаряжались с необъяснимой скоростью. И стреляли снова, снова, снова…
Едва обретенный, укрепленный и обустроенный плацдарм для дальнейшего наступления погибал буквально на глазах. А вместе с ним гибли люди. Остландское войско, прошедшее всю Оберландмарку без единой стычки, несло первые потери. И потери немалые.
Дипольд Славный ругался — громко, скверно, яростно, зло.
Но даже лютая брань не могла дать выхода чувствам, обуявшим гейнского пфальцграфа. Странные, непонятные это были чувства. И знакомые, почти родные в то же время. Опьянение битвой? Исступление? Ослепляющий транс берсеркера, почуявшего первую кровь? И да, и нет. И нет — все же скорее. Дипольд отчетливо ощущал начало чего-то иного… Большего. Яркого, мощного. По-настоящему могучего. В чем-то даже приятного. Под грохот вражеских бомбард, под крики раненых и стоны умирающих происходило, пробуждалось нечто особенное — не только и не столько вокруг, сколько внутри него. Дипольд ощущал, улавливал ЭТО глубинным чутьем, но никак не мог объять разумом, не умел дать ЭТОМУ рационального объяснения. Оно просто зачиналось и ширилось. Оно просто было — и все. Оно будоражило и волновало, как любовная страсть, только сильнее, многократно сильнее. Оно требовало выхода и побуждало к действию.