Дипольд снова ринулся в атаку.
Прыжок вперед…
Пфальцграф оказался слева от ослепленного голема. Размахнулся. Поднял и резко опустил клевец, вкладывая в удар всего себя. Колышек, загнутый книзу, описал в воздухе свистящую дугу, обрушился на темно-синюю броню…
Дипольд прекрасно понимал, что пробить толстые пластины лат, устоявшие перед бомбардным ядром, ему не удастся даже с помощью рейтерхаммера, а потому вновь целил в уязвимое место — в прикрытый кольчужной сеткой щелистый стык на левой руке голема.
И…
Дз-з-щ-щ-х-х!..
Со звоном и скрежетом клюв хаммера вошел точнехонько в сочленение наручей между шипастым налокотником и латной перчаткой.
Сила удара не была сейчас рассредоточена по острому, но длинному лезвию, как у меча, секиры или алебарды, и не была размазана по тупой широкой поверхности, как у булавы или каменного ядра. Вся сокрушительная мощь боевого молота сконцентрировалась на узком граненом острие. На самом его кончике. По сути — в одной точке. При этом Дипольд бил с близкой дистанции — точно и метко, как едва ли ударит арбалетный болт или копейный наконечник.
И…
Кольчужное прикрытие разошлось, разорвалось, брызнув сбитыми звеньями. Широкие, внаслой лежавшие друг на друге створки наруча тоже поддались, соскользнули одна с другой. Вогнулись вбитыми, выщербленными краями внутрь.
И…
Стальной клюв вклинился-таки, нырнул под налокотник голема на добрую половину, крепко засел в расширившейся щели. Что-то — Дипольд отчетливо ощутил это — задел, что-то смял, искорежил, перерубил — там, внутри, под толстой латной коркой.
Из пробитой руки выпала алебарда. Звякнула о камни. Скрюченные пальцы механического рыцаря дернулись, будто в агонии, — раз, другой, но не смогли ни сжаться, ни разжаться. Такое бывает с парализованными стариками. А еще — с ранеными бойцами, у которых разрублены подлокотные сухожилия.
Ослепший, искалеченный, но все еще непобежденный голем не предпринимал, однако, никаких действий, чтобы поквитаться с противником. Впрочем, его зрячие и не понесшие никакого урона соратники, безжалостно крошившие остландцев, тоже не спешили атаковать пфальцграфа. Ну, конечно! Запрещено ведь… Теперь-то это очевидно.
Раненый монстр, правда, попытался отступить. При этом голем волочил за собой и Дипольда: пфальцграф не желал выпускать увязшее в чужой броне оружие. Стальной великан оттаскивал его все дальше. Молча, без криков и стонов. Зато сам Дипольд орал за двоих. С нечеловеческим воплем, приложив титанические усилия, пфальцграф выдернул-таки застрявший молот из-под шипастого налокотника.
Мельком отметил про себя, что из вмятой дыры по вражеским доспехам сочится что-то темное, со слабым красноватым оттенком и неприятным запахом. Смазка? Кровь? Колдовской эликсир?
Неважно.
С воплем, с резким гортанным криком — чтоб помочь руке голосом и выдохом — пфальцграф нанес второй удар…
Дз-з-щ-щ-х-х!
С маху, с плеча. Такой же точный и не менее сокрушительный, чем первый.
Теперь — в ногу, за левый наколенник, где тоже бугрилось кольчужное прикрытие, а под стальной сеткой угадывалось еще одно сочленение лат.
Клевец пробился и здесь. Разодрал наружную кольчугу, расширил щель меж броневыми стыками, раздвинул округлые края стальных пластин-щитков. И вошел — еще дальше, еще глубже. Добрые две трети граненого стального штыря застряло теперь в доспехе.
И сразу видать: не безобидная то была рана. По темно-синим поножам тоже струилась зловонная жидкость из порванных трубок-вен. Обильнее, чем по руке, струилась. А боевой молот, глубоко вошедший под броню, намертво заклинил подвижные сегменты.
Левая нога воина-машины больше не сгибалась в колене. А поскольку и правая — поврежденная бомбардным ядром — не слушалась хозяина… Подвели, в общем, ноги пятившегося назад голема.
Монстр зацепился пяткой за груду камней, выковырнул приличный валун и…
На этот раз Дипольд удержать оружие в руках не смог. С оглушительным грохотом механический рыцарь рухнул наземь.
Пфальцграфа стальной великан не придавил — видать, очень старался, — но вот клевец, торчавший в ране-пробоине… Падая, голем подмял молот. Деревянная рукоять переломилась. Граненый клин так и остался за левым наколенником. И выдрать его оттуда теперь не представлялось возможным. Да и незачем, собственно, было выдирать этот ни на что не годный уже обломок.
ГЛАВА 22
Дипольд отступил на несколько шагов, наблюдая за упавшим великаном. Голем истекал своей големовой кровью — темной и дурно, остро пахнущей. Однако поверженный монстр вовсе и не думал издыхать. Пачкая землю вокруг себя буровато-черными пятнами, механический рыцарь беспокойно ворочался, будто дракон-подранок. Голем пытался подняться и не мог: непослушная левая рука, пробитая под шипастым локтем, сейчас ему только мешала. Отказавшие ноги не сгибались и не способны были удержать чудовищного веса оберландской боевой машины.
На краткий миг Дипольд застыл в растерянности. Что делать? А что теперь вообще можно было сделать? Добивать бронированную тварь кулаками?
Тупиковая какая-то получалась ситуация. И все же…
«Можно! — билось под черепной коробкой. — Големов Лебиуса тоже можно побеждать!»
А кровавая бойня подходила к концу. Разбредшиеся вправо и влево големы рубили остландцев с обоих рук. Преследовали тех, кто пытался бежать. Разили тех, кто сопротивлялся. Вокруг гибли верные люди, а голову пфальцграфа кружмя кружила необъяснимая, непостижимая, недоступная разуму эйфория.
«Их тоже можно побеждать!» — ликовал Дипольд, глядя на беспомощно копошащегося в пыли механического рыцаря. Ведь он сам, лично, только что сделал это. Одолел… ну пусть почти одолел непобедимую, несокрушимую, неуязвимую оберландскую тварь. Выходит, не такая уж она и непобедимая, несокрушимая и неуязвимая!
«Можно! Можно! Можно!»
Быть может, ради обретения этой уверенности стоило потерять войско? Все-таки знание, которое он получил сегодня ценой горького поражения — «Тоже! Можно! Побеждать!», — само по себе дорогого стоит.
В конце-то концов, армией больше, армией меньше… Отправляясь в поход на Верхнюю Марку, он лишь спешно поскреб остландские земли по верхам. А там, где наспех, впопыхах собрано одно войско, со временем можно набрать еще одно. И два. Да хоть десять! Своими силами набрать. Или с помощью отца. По всему Остланду. Или по всей империи.
Главное сейчас — избежать плена.
Чтобы потом…
Снова…
Опять…
В воздухе стоял тяжелый, густой, с рыбным каким-то душком, запах свежей крови. Он забивал все — и пороховую гарь, и резкое алхимическое зловоние жижи, сочившейся из пробитых сочленений поверженного голема.
Живые люди — последние из оставшихся в живых — падали под ударами механических рыцарей. И Дипольд почти физически ощущал чужую смерть. Ощущение это ширилось, распирало, побуждало к немедленному действию. Хоть к какому-то…
— Ваша светлость! — громогласный зов перекрыл крики и лязг металла.
Дипольд обернулся. Кричал Людвиг фон Швиц. Трое оруженосцев медвежьего барона пытались подтянуть к пфальцграфу оседланного коня черной масти. Единственного из тех, кто еще не сбежал.
«Догнали-таки! — отстраненно подумал Дипольд. — Поймали-таки!»
Конь упирался, хрипел, вырывался. Три пары рук едва удерживали перепуганного вороного.
— Ваша светлость! — орал фон Швиц, выкатывая из орбит обезумевшие глаза. — Спасайтесь!
Рослый боевой жеребец мотал головой, норовил подняться на дыбы, укусить, наподдать копытом. Жеребец пятился, отступал, волоча на поводу трех дюжих парней — точно так же, как отступавший голем только что тащил за собой Дипольда.
— Скорее, ваша светлость! — а это уже взмолились оруженосцы барона. — Нет сил держать!
— Мы прикроем! — вновь прогремел зычный бас благородного фон Швица. — Не медлите, ваша светлость! Эти големы пришли за вами! Но вам в полон никак нельзя! У вашего отца должны быть развязаны руки! И он, и вы еще спросите с Чернокнижника! За все! За всех нас!
Аминь! Правильно… все правильно рассудил верный и неглупый фон Швиц. В полон — нельзя. А спросить с Чернокнижника — нужно. И без отца тут уже не обойтись. И Карлу Остландскому вовсе ни к чему иметь в заложниках у змеиного графа пусть и своевольного, но все же единственного сына и наследника.
Дипольд колебался недолго. Да и не колебался гейнский пфальцграф, по большому счету, вовсе. Все было решено в одно мгновение. Плен хуже смерти. А сейчас есть шанс избежать и того и другого. Избежать… бежать… Снова! Горько, постыдно сознавать это, но ведь он не просто бежит, а бежит для того лишь, чтобы иметь возможность вернуться. Чтобы позже добраться до Альфреда и его проклятого колдуна. Чтобы спросить — за все и за всех. Такая цель оправдывает бегство… средство… любое… Ибо это не трусость. Это — шаг к победе.
Однажды ему уже удалось благополучно вырваться из владений оберландского маркграфа на гнедом скакуне. Так, может, и сейчас? Повезет?
Прыжок, другой… почти не ощущая привычной тяжести лат, Дипольд в два счета добрался до коня.
Еще прыжок — и левая нога в стремени.
И — Дипольд в седле.
И другая нога ловит стремя, болтающееся справа.
Брошенный оруженосцем фон Швица через конскую голову повод Дипольд хватает на лету. Едва успевает. Отпущенного коня не требовалось подгонять. Ни шпорами, ни голосом.
Големы — гремящие, звенящие, лязгающие, размахивающие мечами, булавами, секирами, покрытые кровью и гарью — близко. Справа, слева. Перепуганное животное под Дипольдом шарахается в сторону, в другую. И…
— Уходите, ваша светлость! Спаса-а-а…
…уносится прочь. Туда, куда ускакали другие кони.
Дипольд верит вороному фон Швица. Мчится, не оглядываясь. Не желая видеть, как гибнут позади жалкие остатки верной дружины.
Но пфальцграфу приходится смотреть на другое. Конь скачет по тесному пространству, где прежде готовилась к бою остландская конница. И где нынче лишь воронки-рытвины, дотлевающие уголья и зловонный, хотя и безобидный уже, чад. И великое множество неподвижных темных кочек.