– Я бы не возражала против покупателей, но никто сюда не входил, – удивленным тоном ответила женщина.
Я посмотрел ей в глаза – она невозмутимо встретила мой взгляд. Не бывает более непроницаемых лиц, чем у умных старух, когда они настороже. Ее толстая фигура заслоняла дверь – я не мог заглянуть внутрь, а витрина, заполненная свиными ножками и другими подобными деликатесами, немногим могла мне помочь. Если моя добыча находилась в доме, я был не в состоянии извлечь ее оттуда.
В этот момент я увидел Джеймса, быстро приближавшегося ко мне. Он высматривал мою карету и был обеспокоен ее задержкой.
– Ваша милость, – сказала Джеймс, – ваш поезд будет подан через пять минут. Если не выехать сейчас, линию закроют еще на полчаса.
На лице старухи мелькнула улыбка. Я не сомневался, что напал на след Бауэра, а может быть, и дичи покрупнее. Но моим первым долгом было повиноваться приказу и ехать в Зенду. Кроме того, я не мог средь бела дня вламываться в дом силой без скандала, который дошел бы до ушей всех жителей Штрельзау. Поэтому я нехотя повернулся. Ведь я даже не был уверен, что Бауэр находится внутри.
– Если ваша милость советует мне… – начала старая карга.
– Я советую вам быть поосторожнее с жильцами. Среди них попадаются странные типы, матушка.
– Я беру деньги вперед, – ухмыльнулась старуха, и у меня не осталось сомнений, что она участвует в заговоре.
Джеймс торопил меня, и я уже собирался идти к вокзалу, когда в доме послышался громкий веселый смех. Я снова вздрогнул – на сей раз сильно. Старуха на мгновение нахмурилась, потом ее лицо вновь стало спокойным, но она, по-видимому, догадалась, что я узнал этот смех. Стараясь выглядеть так, будто я ничего не заметил, я небрежно кивнул ей и, велев Джеймсу следовать за мной, двинулся к станции. Но когда мы вышли на перрон, я положил ему руку на плечо и тихо сказал.
– Граф Гентцау в том доме, Джеймс.
На его лице не отразилось удивления – он был так же недоступен этой эмоции, как старый Запт.
– В самом деле, сэр? Может быть, мне остаться и понаблюдать?
– Нет, поезжайте со мной, – ответил я.
Откровенно говоря, я понимал, что оставить его одного в Штрельзау для наблюдения за домом означало бы подписать ему смертный приговор. Рудольф мог бы поручить это Джеймсу, но я на такое не осмелился. Поэтому мы сели в поезд, а мой кучер, достаточно долго подождав меня, очевидно, вернулся домой. Впоследствии я забыл спросить его об этом. Вероятно, ему показалось забавным видеть своего хозяина гоняющимся за вороватым слугой и пропавшим багажом. Знай он правду, то счел бы ее столь же интересной, хотя, возможно, менее забавной.
Я прибыл в Зенду в половине четвертого и появился в замке незадолго до четырех. Опущу любезные и приветливые слова, которыми встретила меня королева. Даже вид ее лица и звук ее голоса вызывали желание служить ей, заставив меня устыдиться, что я потерял ее письмо и все еще жив. Но она не пожелала и слышать подобных разговоров, предпочитая хвалить меня за то малое, что мне удалось, нежели ругать за великое, где я потерпел неудачу. От королевы я поспешил к Запту. Я застал полковника в его комнате с Берненштейном и с удовлетворением услышал, что его информация подтверждала мои сведения о местопребывании Руперта. Меня также ознакомили со всем происшедшим здесь (о чем я уже поведал читателю), начиная с успешной ловушки, расставленной Ришенхайму, и до его злополучного побега. Но мое лицо вытянулось, когда я узнал, что Рудольф Рассендилл в одиночестве отправился в Штрельзау, дабы вложить голову в львиную пасть на Кёнигштрассе.
– Там его встретят трое – Руперт, Ришенхайм и этот мошенник Бауэр! – воскликнул я.
– Насчет Руперта мы не знаем, – напомнил Запт. – Он будет там, если Ришенхайм поспеет вовремя и сообщит ему правду. Но мы должны быть готовы встретить его в Зенде. Впрочем, мы готовы к любому варианту: Рудольф будет в Штрельзау, вы и я поскачем к охотничьему домику, а Берненштейн останется здесь с королевой.
– Только он один? – спросил я.
– Он один стоит многих, – ответил комендант, похлопав молодого человека по плечу. – Мы отправимся в лес не раньше чем через четыре часа, когда король уже ляжет спать. Берненштейну останется только никого к нему не допускать, пока мы не вернемся, даже ценой собственной жизни. Вы справитесь с этим, а, лейтенант?
Я по натуре осторожный человек, склонный видеть темную сторону в каждой перспективе и риск в каждом предприятии, но я не мог придумать никаких лучших мер против грозящей нам опасности. Тем не менее я беспокоился за мистера Рассендилла.
После долгой суеты наступили два часа покоя. Мы использовали это время для сытного обеда и в начале шестого, покончив с трапезой, сидели в креслах, покуривая сигары. Джеймс прислуживал нам, потихоньку узурпировав обязанности слуги коменданта, поэтому мы могли говорить свободно. Вера этого человека в удачу хозяина также успокаивала меня.
– Король должен скоро вернуться, – сказал наконец Запт, взглянув на старомодные серебряные часы. – Слава богу, он будет слишком усталым, чтобы долго бодрствовать. К девяти мы освободимся, Фриц. Мне бы хотелось, чтобы Руперт появился в охотничьем домике!
Лицо полковника выразило живейшее удовольствие при этой мысли.
Пробило шесть, но король не возвращался. Спустя несколько минут нам передали просьбу королевы прийти на террасу спереди замка. Оттуда открывался вид на дорогу, по которой должен был прискакать король, и мы застали королеву беспокойно расхаживающей взад-вперед и явно встревоженной его задержкой. В таком положении, как наше, значение каждого необычного или непредвиденного инцидента многократно увеличивается, приобретая зловещий смысл, в обычное время показавшийся бы абсурдным. Мы трое разделяли чувства королевы и, забыв о многих превратностях охоты, любая из которых могла бы объяснить задержку короля, стали размышлять о возможностях катастрофы. Он мог столкнуться с Ришенхаймом, хотя они ехали в противоположных направлениях, или с Рупертом, хотя последнему нечего было делать в лесу так рано. Наши страхи побеждали здравый смысл. Запт первый опомнился и резко отчитал нас за нашу глупость, не пощадив даже королеву. Мы рассмеялись, стыдясь собственной слабости.
– Все же странно, что он не возвращается, – пробормотала королева, заслонив глаза ладонью от света и глядя на дорогу, скрывающуюся среди деревьев.
Сумерки уже наступили, но было еще не настолько темно, чтобы мы не увидели короля и сопровождающую его группу, как только они выедут из леса.
Если опоздание короля казалось странным в шесть, то к восьми оно выглядело более чем странным. Мы уже давно прекратили легкомысленную болтовню и погрузились в молчание. Даже Запт оставил свои упреки. Королева, кутаясь в меха, так как было очень холодно, иногда садилась, но чаще ходила взад-вперед. Становилось темно. Мы не знали, что делать. Запт не признавался, что разделяет наши опасения, но его мрачное молчание свидетельствовало, что он беспокоится не меньше нас. Наконец мое терпение истощилось, и я воскликнул:
– Ради бога, давайте действовать! Может быть, мне отправиться на поиски?
– Иголки в стоге сена? – отозвался Запт, пожав плечами.
Но в этот момент я услышал стук лошадиных копыт по дороге из леса.
– Они возвращаются! – воскликнул Берненштейн.
Цокот копыт приближался. Мы увидели трех королевских егерей, бодро скачущих к замку и распевающих хором охотничью песню. Мы облегченно вздохнули – по крайней мере, катастрофы не произошло. Но почему короля нет с ними?
– Возможно, король устал и едет медленнее, мадам, – предположил Берненштейн.
Это объяснение казалось вполне вероятным, и я охотно с ним согласился. Запт, менее склонный к перемене настроений, буркнул: «Посмотрим» и окликнул охотников, выехавших на аллею. Один из них, старший королевский егерь Симон, подъехал к террасе в своей великолепной зелено-золотой униформе и низко поклонился королеве.
– Где король, Симон? – спросила она, пытаясь улыбнуться.
– Король, мадам, прислал сообщение вашему величеству.
– Какое сообщение?
– Король наслаждался охотой, которая, если мне будет позволено добавить, и впрямь была великолепной…
– Вы можете добавлять что угодно, Симон, – прервал полковник, похлопав его по плечу, – но этикет требует, чтобы вы вначале передали сообщение короля.
– Конечно, комендант, – сказал Симон. – Вы всегда строги насчет дисциплины. Итак, мадам, король наслаждался прекрасной охотой. В одиннадцать мы подняли кабана и…
– Это и есть сообщение короля? – спросила королева, нервно улыбаясь.
– Не совсем, мадам.
– Тогда, ради бога, переходите к нему, приятель! – сердито прикрикнул на него Запт.
Мы четверо, включая королеву, мучились неизвестностью, пока этот болван похвалялся охотой, устроенной для короля. Каждого кабана в лесу Симон считал своей заслугой, как будто его создал он, а не Господь Всемогущий.
Симон стал путаться под влиянием собственных приятных воспоминаний и резких окриков Запта.
– Как я говорил, мадам, – продолжал он, – кабан долго гонял нас по лесу, но наконец собаки затравили его, и его величество лично нанес смертельный удар. Было уже очень поздно.
– Сейчас не менее, – проворчал комендант.
– И хотя его величество, мадам, был крайне любезен, сказав, что ни один из его егерей никогда не доставлял ему такого удовольствия…
– Боже, помоги нам! – простонал полковник.
Симон бросил на него виноватый взгляд. Комендант свирепо нахмурился. Несмотря на серьезность ситуации, я не мог сдержать улыбку, а молодой Берненштейн засмеялся, прикрыв рот ладонью.
– Значит, король очень устал, Симон? – спросила королева, с чисто женским опытом одновременно ободряя его и возвращая к сути дела.
– Да, мадам, король очень устал, и так как мы случайно оказались около охотничьего домика…
Не знаю, заметил ли Симон перемену в поведении слушателей. Но королева застыла с открытым ртом, а мы трое сделали шаг вперед. На сей раз Запт не стал прерывать его.