Но Рудольф молчал. Призывы Запта и мольбы королевы подействовали не до конца – он колебался, но не был побежден. Но о риске и опасностях Рудольф говорил не больше нас – его останавливало не это, а чувство чести, которое вызывало отвращение к самозванству ради личных целей. В прошлом Рудольф изображал короля, служа ему, но он не хотел делать это, служа самому себе. Поэтому он оставался тверд, покуда забота о репутации королевы и любовь к друзьям не поколебали его решимость.
Тем не менее полковник Запт действовал так, словно уже заручился согласием Рассендилла, и спокойно наблюдал за подготовкой его бегства из Штрельзау. Зачем торопить Рудольфа? Каждая минута крепче запирала его в ловушке неизбежного выбора. Каждый час, когда он называл себя королем, делал для него все более невозможным носить другое имя. Поэтому Запт позволил мистеру Рассендиллу предаваться сомнениям, покуда он писал свой отчет и излагал далеко идущие планы. Джеймс выходил и входил со спокойным лицом и довольным блеском в глазах. Он сочинил историю для времяпрепровождения, а теперь она становилась реальностью. Свою роль в ней он играл без всяких колебаний.
Королева покинула нас – мы уговорили ее лечь и попытаться отдохнуть, пока все не будет решено. После мягкого упрека Рудольфа она больше не убеждала его словами, но призыв в ее глазах был сильнее любой устной мольбы. В конце концов, он вывел королеву из комнаты и поручил заботам Хельги, а вернувшись к нам, долго стоял молча. Мы тоже молчали. Запт смотрел на Рудольфа, сдвинув брови и жуя усы.
– Ну? – произнес он наконец, задав одним кратким словом великий вопрос.
Рудольф подошел к окну и какое-то время созерцал тихую ночь. На улице почти никого не было – серебристое сияние луны освещало пустую площадь.
– Я бы хотел прогуляться и подумать, – сказал он, повернувшись к нам, и добавил, когда Берненштейн вскочил, чтобы сопровождать его: – Нет. Один.
– Хорошо, – кивнул старый Запт, посмотрев на часы, чьи стрелки показывали два. – Можете не торопиться.
Рудольф посмотрел на него и улыбнулся:
– Не считайте меня простофилей, старина. Поверьте, если я решу сбежать, то сделаю это в любое время.
– Что верно, то верно, черт бы вас побрал! – усмехнулся Запт.
Мистер Рассендилл удалился, и наступило долгое время планирования. Рудольф не вышел на крыльцо, и мы решили, что он направился в сад, чтобы там продолжать борьбу с самим собой. Запт, сделав свою работу, внезапно стал разговорчивым.
– Луна, – промолвил он, указывая на окно коротким толстым пальцем, – дама, которой нельзя доверять. Правда, мне известным случаи, когда она пробуждала совесть у злодея.
– А мне – когда она усыпляла влюбленного, – усмехнулся молодой Берненштейн, поднимаясь из-за стола и зажигая сигару.
– Она способна изменить человека, – продолжал Запт. – При ее свете тихоня начинает мечтать о битве, а честолюбивый парень согласен всю жизнь просидеть в кресле. Я не доверяю ей, Фриц. Лучше бы ночь была темной.
– Что может сделать луна Рудольфу Рассендиллу? – спросил я, заражаясь настроением старика.
– Заставить увидеть на ее поверхности лицо королевы, – предположил Берненштейн.
– Или лицо Бога, – сказал Запт и тряхнул головой, словно отгоняя непрошеную мысль.
Последовала пауза. Мы молча смотрели друг на друга. Наконец Запт стукнул кулаком по столу.
– Я не отступлю, – заявил он почти свирепо.
– Я тоже. – Берненштейн выпрямился.
– И я, – отозвался я.
Снова наступило молчание.
– Луна может сделать человека мягким, как губка, или твердым, как сталь, – задумчиво продолжал Запт. – Я бы чувствовал себя в большей безопасности, если бы ночь была темной. Нередко я смотрел на луну, сидя в палатке и лежа на земле, поэтому знаю, на что она способна. Благодаря луне я получал ордена, но однажды она едва не заставила меня струсить. Никогда не имейте с ней дела, Берненштейн.
– Я буду обходиться земными красотками, – отозвался лейтенант, чей переменчивый характер не позволял ему долго оставаться серьезным.
– Со смертью Руперта Гентцау ваши шансы увеличились, – мрачно заметил Запт.
В дверь постучали, и мы впустили Джеймса.
– Граф Люцау-Ришенхайм просит разрешения поговорить с королем, – сообщил слуга.
– Мы ожидаем его величество с минуты на минуту. Пригласите графа сюда, – ответил Запт, а когда Ришенхайм вошел, продолжил, указав ему на стул: – Мы говорили, граф, о влиянии луны на человеческие судьбы.
– Что вы намерены делать? Что вы решили? – нетерпеливо осведомился Ришенхайм.
– Мы не решили ничего, – отозвался Запт.
– Тогда что решил мистер… король?
– Король ничего не решает, граф. Все решает она. – Старик снова указал на луну за окном. – В данный момент она создает или уничтожает короля – не знаю, что именно. Как насчет вашего кузена?
– Вам хорошо известно, что мой кузен мертв. Пусть он покоится в мире. Не нам судить его.
– Вероятно, он об этом жалеет. Ибо мне пришлось бы отпустить его, а теперешний Судия вряд ли это сделает.
– Я любил своего кузена, – печально произнес Ришенхайм. – Многие его любили – даже слуги.
– В том числе Бауэр?
– Да. Кстати, где он?
– Надеюсь, он отправился в ад вместе со своим любимым хозяином, – буркнул Запт, понизив голос и прикрыв рот ладонью, чтобы Ришенхайм его не слышал.
– Мы не знаем, где Бауэр, – ответил я.
– Я пришел почтительно предложить свои услуги королеве, – сказал Ришенхайм.
– И королю? – осведомился Запт.
– Королю? Но король умер.
– Следовательно, «да здравствует король!» – вмешался молодой Берненштейн.
– Если в стране должен быть король… – начал Запт.
– Неужели вы на это решитесь? – возбужденно прервал Ришенхайм.
– Решать ей. – И полковник опять указал на луну.
– Но она чертовски тянет с решением, – заметил лейтенант.
Какое-то время Ришенхайм сидел молча. Его лицо было бледным, а когда он заговорил, голос дрожал. Но слова были достаточно решительными:
– Я вручил мою честь королеве и буду служить ей даже в этом, если она прикажет мне.
Берненштейн подошел к нему и стиснул его руку.
– Вот это мне нравится! – воскликнул он. – И к черту луну, полковник!
Едва он умолк, как дверь открылась и, к нашему удивлению, вошла королева. За ней следовала Хельга, чьи испуганные глаза словно заявляли, что она пришла сюда против своей воли. На королеве был длинный белый халат; ее волосы, перевязанные лентой, свободно опускались на плечи. Не обращая внимания на остальных, она сразу направилась ко мне.
– Я снова видела этот сон, Фриц! – возбужденно заговорила королева. – Хельга убедила меня лечь, и так как я очень устала, то сразу заснула. Во сне я видела его так же четко, как вижу вас. Все называли его королем, как сегодня, но не выкрикивали приветствия, а смотрели на него с печальными лицами. Они говорили очень тихо, и я слышала только слово «король». А он лежал неподвижно на чем-то, покрытом тканью, – я не могла разглядеть, что это. Его лицо было бледно, и он выглядел как мертвый. Где он, Фриц?
Она отвернулась от меня, и ее тон внезапно изменился:
– Куда он ушел? Почему вы не рядом с ним? Вы должны оберегать его от опасности и быть готовыми пожертвовать ради него жизнью. Право, господа, вы пренебрегли вашим долгом!
Казалось, в ее словах было мало логики. Вроде бы никакая опасность не угрожала мистеру Рассендиллу. К тому же он не был нашим королем, как бы нам ни хотелось видеть его таковым. Тем не менее мы восприняли упрек как заслуженный и виновато склонили головы.
– Он сам захотел прогуляться в одиночестве, мадам, – попытался оправдаться Запт, – и приказал нам оставаться здесь. Разве мы были не правы, повиновавшись ему?
– Повиновавшись? Да, вы не могли пойти с ним, если он запретил это. Но вы должны были следовать за ним и держать его в поле зрения.
Королева говорила с гордым и презрительным видом, но внезапно протянула ко мне руки и произнесла прежним тоном:
– Где он, Фриц? Он в безопасности? Найдите его!
– Я найду его, мадам, если он поблизости, – ответил я, тронутый ее мольбой до глубины души.
– Он не мог уйти дальше сада, – проворчал старый Запт, сердясь на королеву, на Рудольфа и на луну, которая слишком долго решала, делать его королем или нет.
– Тогда давайте поищем его там! – воскликнула королева. – Вы позволили ему идти в сад одному?
– Что ему может там повредить? – буркнул Запт.
Королева не слышала его, так как вышла из комнаты вместе с Хельгой. Мы последовали за ними. Сердитый Запт шел позади – я слышал его ворчание, когда мы спускались по лестнице и шли по широкому коридору к маленькой гостиной с окнами в сад. Слуг нигде не было, но мы встретили ночного сторожа, и Берненштейн отобрал у него фонарь.
В комнате было темно. Но за окнами луна ярко освещала гравиевую аллею, аккуратные клумбы и большие деревья. Королева направилась к одному из французских окон. Я открыл его и встал рядом с ней. Воздух был напоен ароматами, а ветерок приятно охлаждал лицо. Я видел, как Запт занял место по другую сторону от королевы. Моя жена и остальные держались позади, стараясь что-то разглядеть между нашими плечами.
В лунном свете, у дальней стороны широкой террасы, возле ряда высоких деревьев у ее края, мы увидели Рудольфа Рассендилла, медленно шагающего взад-вперед, заложив руки за спину и глядя вверх на вершительницу его судьбы, которая должна была превратить его в короля или в беглеца из Штрельзау.
– Вот он, мадам, – сказал Запт. – Как видите, он в безопасности.
Королева не ответила. Мы тоже молчали, наблюдая, как Рудольф размышляет над вопросом, который едва ли когда-нибудь вставал перед обычными людьми. Но я мало что мог прочесть на его лице, ярко освещенном, придававшим чертам неестественную резкость на фоне темной листвы.
Я слышал частое дыхание королевы и видел, как она расстегнула душивший ее воротник. Свет фонаря был слишком тусклым, чтобы привлечь внимание мистера Рассендилла. Он боролся с судьбой, не ведая о нашем присутствии.