Пленники Чёрного леса — страница 10 из 61

– Рээб мёртв! – теперь уже голос Гаая задрожал от плохо скрытого гнева. – Ты что, позабыл об этом, старик?!

– Но ты-то жив! – надтреснутый голос Крома вновь взвился почти до крика. – Ты жив и по-прежнему хочешь командовать нами!

– Уж не хочешь ли ты старик сам стать предводителем? – теперь в голосе Гаая звучало скорее любопытство, нежели гнев. – Что ж, мы можем обратиться к воинам и спросить у них, кого они предпочтут! – холодный неподвижный взгляд Гаая медленно прошёлся по лицам, угрюмо молчащих воинов, чуть задержался на Стиве, или, может, Стиву это только показалось. – Все, кто выбирает меня, поднимите мечи!

Стив даже не сомневался, что все воины в единодушном порыве вскинут мечи вверх, но этого почему-то не произошло. Воины продолжали, молча и неподвижно, восседать в сёдлах… это было невероятно!

– Я за тебя, Гаай! – по-юношески звонко воскликнул Стив, выхватывая из ножен меч и высоко вскидывая его над головой. – Ты наш предводитель!

Этим возгласом он словно разбудил остальных.

– Ты наш предводитель, Гаай! – воскликнул раненый в руку воин, тоже поднимая меч.

– Ты наш предводитель! Мы с тобой, Гаай! – послышались один за другим дружные возгласы и все как один воины высоко вскинули над головами блестящие на солнце клинки… все, кроме Гэла…

– А ты, Гэл? – пристальный взгляд Гаая остановился на одноруком воине. – Ты что, не считаешь меня достойным быть предводителем?

Затаив дыхание, Стив ждал, что же ответит Гэл. Все остальные воины тоже ждали с нетерпением его ответа.

– Ты наш предводитель, Гаай! – произнёс, наконец, Гэл, но меча так и не поднял.

– Ну что, старик? – Гаай снова повернулся к неподвижно застывшему в седле Крому. – Теперь ты будешь подчиняться мне и выполнять мои распоряжения?

– Выполнять твои распоряжения?!

Кром, повернувшись в седле, посмотрел на воинов и каждый, на ком останавливался его пылающий гневом взор, почему-то опускал голову. На Стива, впрочем, старый Кром даже не взглянул.

– Я не хотел быть вашим предводителем! – надорванный больной голос старика дрожал и срывался. – Я не стремился к этому, и вы все это отлично знаете! Он тоже это знает! – Кром, не оборачиваясь, кивнул в сторону Гаая. – Два моих сына погибли в бою возле волчьей деревни…

– Твои сыновья погибли как герои! – перебивая старика, выкрикнул Гаай. – И сейчас они там, в заоблачном мире, и им стыдно за своего отца!

– А мне стыдно за вас, воины! – с гневом прокричал Кром, приподнимаясь на стременах. – Вы… вы все – трусы! Все до одного! Мой третий сын… – седая голова старика вдруг горестно поникла, голос вновь сорвался и задрожал. – Мой младший… я потерял его этой ночью…

– Так вот почему ты злобствуешь! – теперь уже голос Гаая задрожал от гнева и плохо скрытой ярости. – Твой сын был караульным! Мы доверили ему себя и свои жизни, а он подвёл нас! Там, на поляне… – Гаай обернулся в сторону всё ещё бушующего огня, и все как один воины тоже посмотрели в ту сторону, – там погибли наши товарищи, и твой сын повинен в их гибели!

– Не смей обвинять моего сына! – что есть силы закричал Кром, и в этом отчаянном его крике-вопле было столько тоски и боли, что Стив невольно содрогнулся… он уже не решался обвинять хоть в чём-то старого воина, он даже жалел его, хоть и понимал, что любая жалость оскорбительна для настоящего воина. – Мой сын был ещё совсем мальчик! – снова выкрикнул Кром. – Он был ещё мальчик, и он… он… – пронзительный голос старика сорвался, упав почти до шёпота, – он погиб из-за тебя, Гаай!

– Вот! – правая рука Гаая взметнулась, указывая в сторону Стива, и все воины тоже посмотрели на юношу. – Он ведь младше твоего сына, Кром! И, тем не менее, он уже воин! И хороший воин! И я горжусь им!

Наверное, Стив был бы на седьмом небе от счастья, услышь он такую похвалу из уст предводителя всего сутки назад. Теперь же, сейчас, он почему-то не ощутил вообще ничего, кроме странного, неприятного чувства неловкости и какой-то даже неясной своей вины, что ли… Перед ним только что столкнулись две правды, и каждая из них не признавала, отрицала даже другую, и каждая из них, тем не менее, имело полное право на существование… а ведь он, Стив, всегда свято верил, что правда бывает лишь одна…

Кром вдруг выхватил из ножен меч, Гаай в ответ тоже обнажил свой клинок.

– Уж не хочешь ли ты драться со мной, старик? – гнев в голосе предводителя вновь уступил место холодному удивлению. – Ты хорошо подумал?

– Я хорошо подумал! – Кром неожиданно улыбнулся, и тоскливая эта его улыбка острой болью пронзила и без того смятённое и истерзанное сомнениями сердце Стива. – И я не буду драться с тобой, Гаай! Веди их дальше, этих… – презрительный взгляд старика скользнул по притихшим воинам. – Веди, командуй, распоряжайся… они вполне достойны такого предводителя, как ты! А я… я ухожу к сыновьям!

Взмахнув мечом, Кром вдруг с силой полоснул острым его лезвием себя по горлу и упал наземь, захлёбываясь собственной кровью. Испуганная лошадь его шарахнулась в сторону и тут же остановилась, ибо Гаай успел ухватить её за узду. Воины, неподвижные и ошеломленные, молча взирали на содрогающееся в агонии тело старого воина.

– Возьми лошадь! – крикнул Гаай одному из воинов и, когда тот послушно подхватил поводья, повернул своего коня и, даже не взглянув на Крома, поскакал в голову колонны. – Выступаем! – прокричал он, не оборачиваясь. – Всем занять свои места!

– Мы что, не предадим его сожжению? – выкрикнул кто-то из воинов.

– Нет! – Гаай, наконец, обернулся и посмотрел на неподвижное тело Крома – Мы сжигаем воинов! А он избрал себе смерть труса, и пусть душа его отправляется в вечное царства тьмы и мрака! Ты ещё слышишь меня, старик?! – снова закричал он и гнев, перемешанный с презрением, явственно прозвучал в могучем его голосе. – Ты никогда не встретишься со своими сыновьями! – Гаай замолчал, вновь обвёл бешеным взглядом притихшую колонну и, пришпорив коня, далеко вырвался вперёд. – Не отставать! – зычно крикнул он, уже не оборачиваясь.

Небольшая колонна медленно двинулась в путь. Проезжая мимо неподвижного тела Крома, каждый из воинов невольно отводил взгляд в сторону.

Стив в одиночестве замыкал колонну. Охваченный своими мыслями, он ехал молча, низко опустив голову, но, проезжая мимо тела старого воина, юноша, сам не понимая почему, вдруг приостановил лошадь. Внимательно вглядываясь в мучнисто-белое лицо старика, Стив вдруг обнаружил, что тот ещё не умер. Кром лежал на спине, тело его было совершенно неподвижным, но губы старика всё ещё чуть шевелились… он, кажется, что-то шептал. Стив прислушался.

– Силам тьмы и зла отдаю тело своё после того, как душа улетит прочь! – искусанные губы Крома шевелились всё медленней, торопливый его шёпот стал уже почти неразборчивым, но Стив сумел расслышать имя Гаая… он прислушался повнимательнее, но старик шептал всё тише и тише. Сумев разобрать только отдельные разрозненные слова, Стив понял, что старый воин в предсмертном бреду произносит какое-то чёрное заклятие.

– Не отставать! – громыхнул от головы колонны гневный голос Гаая.

Пришпорив лошадь, Стив нагнал отряд. Некоторое время он ехал молча м всё раздумывал о последних странных словах умирающего Крома. Бредил ли старик, произнося их, или слова эти в его устах наполнены были каким-то зловещим смыслом? Стиву не терпелось рассказать обо всём услышанном Гэлу, но однорукий воин ехал далеко впереди, сразу же вслед за предводителем, а прямо перед Стивом маячила жирная спина воина, так яростно обвинявшего вчера Гэла в неверии. Обращаться к толстяку за советом юноше очень не хотелось… впрочем, вечером на привале, он поговорит с Гэлом…

Правда, до вечернего привала было ещё ох как далеко.

Глава 6

Стив уже почти смирился с мыслью, что ему придётся весь день замыкать колонну в одиночестве. Ехать последним по узкой лесной дороге было очень опасно, всё время приходилось быть начеку – поэтому Стив немедленно привёл в боевую готовность арбалет, стараясь чутко прислушиваться к каждому постороннему звуку и шороху в окрестном кустарнике.

Правда, прислушиваться ко всем этим звукам и шорохам было не так-то и просто из-за, доносившихся спереди от Стива, почти непрерывных причитаний. Толстый воин, ехавший как раз впереди юноши и ещё не совсем оправившийся от воздействия древесного яда, а по сему, особенно раздражительный, никак не мог управиться с норовистой вьючной лошадью слева от себя. Может, лошадь и не была особенно норовистой, просто она не привыкла быть вьючным животным, чего толстяк никак не мог уразуметь. Он то и дело понукал упрямое животное, в сердцах дёргал и дёргал его за узду, время от времени принимался стегать лошадь плетью, что, разумеется, ни к чему хорошему не приводило, да и не могло привести. Проделывая это и проклиная всё на свете, воин всё сыпал и сыпал самыми отборнейшими ругательствами. Резкий, неприятно-пронзительный голос его пронизывал, казалось, насквозь измученный мозг Стива, мешая ему сосредоточиться на чём-то одном, а главное, отвлекая внимание юноши от грозящей им со всех сторон опасности.

Стиву очень хотелось вежливо попросить неутомимого говоруна, если не замолчать, то хотя бы изливать свои жалобы немного потише. Но он отлично понимал, что любое его вмешательство, пусть даже в самой вежливой форме, лишь подольёт масла в огонь и очередной залп злой ругани вместо лошади достанется ему, Стиву, и придётся как-то на это реагировать. Реагировать на грубость можно было лишь ответной грубостью, а лучше всего – мечом, но молодой воин, с раннего детства воспитанный в безоговорочном послушании и почитании старших, не осмеливался затеять ссору с человеком, почти годившимся ему в отцы.

Поэтому он вынужден был довольно долго выносить эти, нудные и весьма однообразные словесные излияния, и был глубоко благодарен воину, ехавшему впереди толстяка. Ему, наверное, тоже надоело слушать бесконечное это нытьё и проклятия, поэтому воин, обернувшись к сквернослову, свирепо проорал ему прямо в лицо, чтобы тот немедленно заткнулся. После этого он ещё свирепей добавил, что сам заткнёт пасть толстяку, в случае на то необходимости.