— Брун! Она вошла! — крикнул кто-то из его людей.
— Ломайте дверь! — приказал сотник, понимая, что дольше ждать нельзя.
За спиной уже слышались тяжелые шаги. Два дюжих плеча ударили в двустворчатую резную дверь, распахнув ее с первого раза, однако внутри никого не оказалось. Постель была аккуратно застелена, но в нее никто и не думал ложиться.
— Заприте вход!
Они едва успели сделать это и подпереть дверь тяжелым дубовым шкафом, когда снаружи вновь обрушились удары.
Окно распахнулось, и Брун выглянул наружу, на поджидавших его с факелами в руках воинов во главе с Тефилусом.
Два десятка бойцов попрыгали вниз, не очень-то заботясь о ногах — то, что надвигалось сзади, казалось неизмеримо опаснее.
— Ее нет, господин,— спокойно сказал пожилой сотник, поднявшись с земли, словно такие полеты были для него не в диковинку.
— Как нет?
Тефилус побледнел еще больше и начал испуганно озираться. Он не знал, что и думать. Нужно спасать дочь, а как это сделать, если никто даже не знает, где она. Он обернулся к воинам:
— Быстро…
Неизвестно, какое приказание он собирался отдать, если бы сотник не прервал его:
— Ты забыл, господин, твоя дочь наверняка с Конаном.
— Значит, нужно найти его. Если эта тварь доберется до них, без нас ему не справиться.
— С нами тоже,— возразил сотник.— Сила не на нашей стороне, хоть нас и много. Вся надежда на хитрость…
— Правильно,— раздался за их спинами чей-то голос.
Тефилус обернулся и увидел подошедшего Мэгила, которого любил ничуть не больше Конана. Впрочем, сейчас ему было не до того.
— Я знаю, где Конан и Мелия,— продолжил бывший жрец.— Мы должны увести эту тварь подальше от них.
Надо выиграть время, ибо ни одно колдовство не может длиться бесконечно.
Рамсис рвался вперед. Тело жреца горело огнем от боли многочисленных ран, нанесенных проклятыми людьми. Раны не могли убить его, но были весьма болезненны. Он уже не помнил себя от ярости, лишь крушил все на своем пути.
Он не нуждался в подсказках Харата, хотя один из его советов и оказался полезен, когда стигиец слишком увлекся, ввязавшись в бессмысленную драку. Он прекрасно помнил план дома. Второй этаж, крайняя дверь в левом крыле.
Рамсис проломился сквозь жалкий заслон и пошел дальше. Перед ним был коридор, и он знал, что теперь его ничто не остановит. Еще несколько мгновений, и он у цели.
Нужная дверь оказалась запертой, но он вышиб ее со второго удара, отбросив прислоненный с внутренней стороны шкаф с такой силой, что тот вышиб окно и только чудом не вылетел наружу.
Именно в этот миг он обратил внимание на чей-то голос, назойливо звучавший в мозгу. Он прислушался и едва сдержался, чтобы не зарычать от злости.
— Рамсис! Ее нет там! Ее нет! Она во флигеле!
Мэгил ворвался в нижний зал как раз в то мгновение, когда Нук со своими людьми заканчивал работу. Теперь оба крыла роскошной лестницы больше походили на горы хлама, пробраться через которые было бы непросто.
— Уходите быстрее, сейчас она вернется
Люди замерли, на миг прекратив работу, и в наступившей тишине услышали приближающиеся тяжелые шаги.
Они тут же вновь заторопились, укладывая в кучу последние стулья, диваны — все то, что нашли в ближайших к залу комнатах и сумели быстро перетащить сюда. Едва спина последнего из них скрылась в широком проеме входной двери и створки ее закрылись, как изнутри послышался нарастающий грохот — Деркэто начала расчищать себе путь.
— Скорее! Несите все, что попадется под руку!
Люди бросились врассыпную, и Мэгил, оглянувшись, увидел лишь суровое лицо Тефилуса.
— Быть может, все-таки стоит предупредить их?
Жрец усмехнулся и покачал головой:
— Я думаю, этот грохот поднял на ноги если не половину Шадизара, то ближайшие несколько домов точно.
Пространство между рядом колонн и дверью начало быстро наполняться ненужной утварью, в основном старой мебелью. Кто-то догадался забраться на второй этаж, и теперь в открытое окно летели роскошные предметы убранства.
Гора быстро росла, грозя если не остановить, то надолго задержать взбесившуюся статую, и Тефилyc облегченно вздохнул, но Мэгил вдруг нахмурился.
— Ты что? — невольно насторожился Дознаватель.
— Слышишь, как стало тихо? — Мэгил резкими движениями поворачивал голову и прислушивался.— Не нравится мне это.
— Что ты хочешь сказать?
Жрец так и не успел рассказать о своих опасениях, когда из дома донесся оглушительный удар, а вслед за ним треск и скрежет. Лицо Мэгила налилось кровью.
— Проклятие Сета на мою голову! — закричал он.— Мы забыли о заднем выходе!
Они опрометью бросились вокруг дома к флигелю, расположенному как раз напротив, за домом.
Мелия не видела лица Конана, но образ любимого стоял перед глазами девушки, и слезы счастья катились по ее щекам. Она больше не чувствовала ни наслаждения, неотличимого от боли, ни боли, причиняемой наслаждением — все слилось воедино. Ее тело парило в потоках блаженства, словно невесомая пушинка под ласковыми лучами солнца в баюкающих ладонях едва слышного ветра. Само время остановило свой бег, и девушке показалось, что это будет длиться вечно.
О, Конан…
Где-то глубоко в недрах ее лона начало нарастать, казалось, давно забытое ощущение, которого ее измученное тело уже не могло выдержать. Мелия глубоко вздохнула и попыталась сдержать себя, но вместо этого последняя волна, которой она так боялась и так желала, стремительно нахлынула, захлестнув сознание, накрыв его черным бархатным покрывалом беспамятства. На лице девушки застыло выражение блаженства, и она протяжно застонала.
Долго ли длилось блаженное беспамятство, Мелия не знала, но очнуться ее заставили нараставшие удары пульсирующей в висках крови. Они становились все громче и громче, пока не стали болезненными, и она поняла, что это не кровь. Она не чувствовала, а слышала эти удары, роковым набатом сотрясавшие тело.
Тревога еще не коснулась ее души, но беспокойство, пока смутное и ленивое, уже родилось, и она, преодолевая расслабленность, открыла глаза и улыбнулась. Первым, кого она увидела, был он, Конан. Она вновь закрыла глаза, мгновенно забыв обо всем. Ах! Чего бы только она ни отдала, чтобы так начинался каждый день!
Однако тревожный набат не унимался, снова напомнив о себе. Мелия вновь посмотрела на своего избранника, на этот раз уже осмысленно, и не на шутку встревожилась: киммериец стоял почти полностью одетый, с тяжелым двуручным мечом в руках и смотрел в окно.
— Что случилось, милый?
Мелия была не на шутку встревожена, но в голосе звучала только любовь. Конан посмотрел на нее и вздохнул с облегчением:
— Хорошо, что ты проснулась. Похоже, за тобой пришли.
Слова эти подействовали на нее, словно ушат холодной воды. Сердце девушки, только что замиравшее от любовного томления, тревожно забилось. Она быстро оделась и встала рядом с возлюбленным, схватив его за руку. Издалека доносились крики людей и треск ломаемого дерева, но ничего не было видно из-за дома, громадой высившегося в паре десятков локтей от флигеля и загораживавшего собой все пространство.
— Что там происходит? — прошептала девушка и теснее прижалась к своему защитнику.
— Не знаю. Северянин покачал головой, не сводя внимательного взгляда с двери для прислуги, через которую две ночи назад забрался первый посланец Харата. Раздался мощнейший удар, и дверь затрещала. Конан почувствовал, как вздрогнула прижавшаяся к нему Мелия, а следующий удар заставил ее тело мелко задрожать.
— О, пресветлая Иштар, спаси меня, спаси Конана!— лихорадочно зашептали губы девушки.
Она попыталась найти маленькую фигурку, утром подаренную ей Мэгилом, но не находила, и это приводило ее в отчаяние.
— Кром! — прошептал киммериец и на миг замер, увидев, как вылетела выбитая невероятно мощным ударом дверь и вслед за ней на пороге появилась бронзовая фигура богини Деркэто, еще утром мирно стоявшая в овальном зале дома. Однако замешательство его длилось лишь краткий миг. В следующее мгновение он молниеносным движением закинул меч в ножны за спиной и, подняв голову, быстро осмотрелся.
— О, всемогущая Иштар, помоги, спаси нас! — продолжала шептать, стоя рядом с ним, Мелия.
Конан явно не был склонен полагаться на помощь прекрасной богини. Он верил лишь в Крома, но знал, что и его суровый бог пальцем не шевельнет, разве что, услышав молитву, посмотрит, не зря ли он двадцать весен назад оставил жизнь этому парню? Киммериец готов был доказать, что не зря. Он понимал, что драться с бронзовой богиней может лишь глупец, и уже принял решение, но, посмотрев в окно, неприятно поразился.
Деркэто была уже здесь. Еще пара шагов — и она войдет во флигель. Где-то вдалеке послышались приближающиеся крики воинов Бруна, спешивших на выручку. Помощь близка, вот только что они смогут?
Он подхватил девушку на руки и бросился в соседнюю комнату.
Рамсис рвался вперед. Он чувствовал себя способным на что угодно. Как жаль, что эта легкость не пришла к нему сразу, когда люди были напуганы и растеряны! Он не потерял бы понапрасну столько драгоценного времени! Но ничего! Теперь они от него не уйдут! Вот он — флигель, где прячется проклятая девка со своим варваром. Сперва он свернет шею мужчине, посмевшему досаждать ему своим сопротивлением, потом возьмет девушку и…
Внезапно жрец почувствовал, что его бронзовое тело налетело на каменную стену. Мысли оборвались, он едва удержался на ногах, не в силах понять, что же произошло, пока взгляд его не уперся в маленькую фигурку, повешенную за цепочку на ручку двери…
Не может быть!
Злоба вскипела в нем с новой силой. Прочь! Он махнул рукой, пытаясь сбить крохотную фигурку Иштар, осмелившуюся преградить ему путь, но не достал, и тут произошло немыслимое: жалкое костяное изваяние словно выросло, обернувшись прекрасной богиней, грозной в гневе.
— Как смеешь ты противиться моей воле, жалкий червь?!