Долгожители ограничены опытом прожитых лет настолько же, насколько этот опыт им в жизни помогает. У него есть и хорошая и плохая сторона. Новое поколение приходит в мир с нулевым багажом и воспринимает его, этого мира, самый актуальный, свежий срез. Базирует свои поступки и выбор на настоящем. Старики же — на прошлом и уже полученном опыте, даже если в современности дела обстоят иначе. Потому решения их будут совершенно разные. Угадайте, чьи окажутся продуктивней?
Смерть — это очищение, избавление и обновление. Представим, что каждое существо — это вода, какой-то её объём. За жизнь вода, протекая в реках и океанах, набирает в себя много минералов и всяких других примесей. Она перестаёт быть прозрачной, но приобретает уникальный оттенок и вкус, своеобразный состав. Это невероятно и волнительно. Но это примеси. Они означают опыт пройденных водой расстояний, наших лет.
Что же тут смерть? Испарение. Когда вода превращается в пар, все примеси остаются лежать на земле. Своеобразная метафора тела существа, которое покидает душа. А что же дальше с водой будет? Она неминуемо соберётся в облака и прольётся дождём или осядет росой, но снова станет водой. Снова прозрачной и чистой, готовой к новому путешествию. Тут надо ещё вспомнить, что по ходу дела вода несёт жизнь растениям и животным, но я сейчас не об этом.
Смерть важна, она — благо и самый действенный природный механизм. К тому же, смерть, скажем, травоядного, несёт в себе жизнь для хищника, который его съест. На смерти построена сама жизнь. Нельзя это отрицать и бояться этого.
Но как по мне, большинство из нас боятся не самой смерти, а неизвестности. Так ли всё это? Откуда мне знать, что так, если я не вспомню обо всём этом в новой жизни? А вот остаётся только верить и принимать. Довериться круговороту природы. Умирать страшно, это потеря части себя. Но жить вечно страшнее — это набивание хламом своей небольшой пещерки. В неё ведь может уместиться хорошо только лежбище и ещё пара предметов, а вот остальное уже лишнее — забирает жизненное пространство у самого обитателя.
На подобных идеях и основан выбор смерти у дракона. Он выбирает не только того, с кем проведёт остаток дней, но и то, что вообще готов войти в круг реинкарнации и двигаться по нему. Ведь бессмертные находятся вне.
Ох, что-то меня унесло, да? О чём это мы?
Боги, точно. Но если так, если мы все, каждый дракон — были когда-то богами… В прошлых жизнях… то… Нет, уму не постижимо. Какие же могущественные существа получаются… Однако звучит правдоподобно, на мой субъективный взгляд.
— Но куда деваются богини? — резко подумалось мне о наболевшем.
— Не у меня спрашивай, Дэган, — хихикнул Роркарт. — Я даже не уверен, что все боги после смерти попадают сюда. Может, только избранные. Или наоборот, худшие, проклятые.
Последнее резануло по сердцу, потому как сильно напоминало истину.
— Скажи, Роркарт, что было с тобой в прошлой жизни? Была ли она легка и безмятежна?
— Я помню свою смерть, — сказал дракон. — Моя жена прирезала меня магическим кинжалом во сне после первой брачной ночи. За то, что я убил её возлюбленного, чтобы жениться на ней.
— Тогда, полагаю, — ответил я сухо, — здесь оказываются только те, у кого за душой грязь и боль.
— Значит, — согласился со мной Роркарт, — тут нам положено пройти реабилитацию и, возможно, искупление вины.
Малиновый Хлыст — который о прошлой жизни своей ничего не помнил, но мрачные перспективы его явно не радовали — не был так уверен в нашей точке зрения.
— Это всё огнём по воздуху выжжено, — заявил он. — Одни теории. Да, и какая разница? Ну, были богами, даже если нет, что это меняет?
— Быть может, — упорствовал Роркарт, — это поможет нам вернее выбирать свой путь здесь? Одно дело, когда ты просто умер, а другое, если у тебя есть не выплаченные долг за спиной.
Но тут уже я не согласился:
— Не зря никто не дал нам никаких указаний. У миров есть создатели, есть наблюдатели, которые следят, чтобы внутри всё шло, как надо. Они могли бы нам и подсказать, будь это нужно и правильно. Уверен, если наша с тобой, Роркарт, теория верна, то каждый из драконов должен пройти свой путь сам. Далеко не все вообще что-то помнят. Значит ли это, что в его прошлой жизни не было дерьма? Вряд ли. Но что-то да значит.
— Тогда, — Роркарт послал импульс лёгкого веселья, смешинки, — наличие у нас с тобой памяти может означать, что она нам нужна для своего пути, без неё он не сложится. В таком случае, строить догадки — самое то. Но Хлысту это слушать не обязательно, а то и вредно.
— А может, память нам дана, чтобы осознать глубину нашей вины?
Роркарт вынужден был со мной согласиться, но и я не стал полностью отрицать его точку зрения. Хлыста немного раздражали наши разговоры о памяти. Но таких, как он, ничего не помнящих, ни мгновения, их действительно большинство. Девять из десяти.
Хотя я склонен уже думать, что они не помнят только события. Ведь у каждого свой набор слов и образов, это не может быть случайностью, некому их было такому научить до появления здесь. Уверен, подобным образом проявляются отголоски прошлого. Значит, у каждого дракона есть воспоминания, просто очень сильно разные между собой не только по содержанию, но и по области применения, так сказать. Это я из лексикона Хлыста уже словечки взял. Для иллюстрации своей теории.
В общем, распрощавшись с нами и пообещав, что заглянет ко мне утром помочь провести ритуал с чешуйками, Малиновый Хлыст отбыл к себе. А Роркарт остался.
Сначала он принялся расспрашивать меня о Лире. Я рассказал, где и как встретил её, поведал о том, что на неё было надето и чем меня это удивило, и даже о её странных вкусовых предпочтениях. Точнее, странным это всё казалось мне лишь тогда. Сейчас даже вспоминать забавно…
— И ты не придал значения кристальным волкам? — удивился Роркарт. Больше всего, причем, именно этому факту из самого начала истории. Отсальное его словно и не тронуло вовсе. — Не ожидал от тебя, Дэган, такой неосмотрительности. Точнее, невнимательности. Ты сразу должен был догадаться, что дела не чисты. Эти животные просто так не появляются и не охотятся столь усердно. Караулить жертву в зной под деревом? Смешно, Дэган.
— Мне это тоже показалось странным, но ведь там был просто человек, — попытался я оправдаться. Откуда бы вот так на ровном месте взяться поводу думать о чём-то столь необычном, как прорыв оболочки мира? — Я решил, что волки очень голодны, а потом всё внимание отняла забота о человеке. Не связал между собой факты. Это всё потому, что мне непривычно с двуногими, ты же знаешь…
По взгляду Роркарта я понял, что он ожидал от меня большего. Редкий дракон может смотреть на меня так снисходительно, как он. Даже Изумрудный и Морок выше меня только в определенных областях и прекрасно это осознают. Как, например, в ситуации со срывом Медного. Они явно были в подчиненном положении. Но Роркарт… Я постоянно чувствую себя новорожденным рядом с ним. И мне стыдно не оправдать надежды.
— Рад, что ты осознаёшь, где прошляпил нужные мысли, — выдал дракон.
— Прошляпил? — я не понял его странное слово. Вообще никаких ассоциаций у меня не вызвало.
— Эм… — Роркарт, когда спросил его, сам не сразу понял, что сказал. Видно, сделал это случайно. — Как-то легло естественно… Это что-то про упускать. Пропустил, я имел ввиду. Но… Хм.
— Слово из прошлого, да? — понимающе хмыкнул я. Воспоминания просачиваются всё сильнее, стоит обратить к ним свои мысли. И Роркарт тут же подтвердил мои наблюдения:
— Чем больше думаю о прошлой жизни, тем больше вспоминаю. Мне иногда кажется, что я просто фантазирую уже, но это так…. реалистично ощущается…
— Понимаю тебя. На меня всё свалилось, как лавина: накрыло с головой и окунуло в самую гущу. С тех пор я почти ничего больше не вспомнил, но это только касаемо фактов. Словечки и какие-то идеи постоянно всплывают.
— У нас так много общего с тобой, — задумался Роркарт, но почти сразу задорно хмыкнул: — Но надеюсь, мы не из одного мира!
— Поддерживаю, — понимающе фыркнул я в ответ.
Что у меня, что у него в прошлых мирах случилось дерьма столько, что друзей там отыскать было бы очень сложно. Я ведь не наивный, догадываюсь, что такое предательство, какое постигло меня, на ровном месте не происхрдит. Меня не любили даже свои. Я вполне мог быть тем ещё гадом, но сейчас не вспомнил это. Не зря никаких больше событий в голову не возвращается. Боюсь, причина в том, что я подсознательно не готов поверить в то, каким засранцем был в прошлой жизни. Следуя моей же теории памяти драконов, получается, что воспоминания об этом могут негативно повлиять на тот путь, что мне предстоит. Вот и не возвращаются.
Это так же значит и то, что наш мир — не безвольный наблюдатель. Что-то или кто-то таки принимает решения касательно необходимости драконам определенных воспоминаний. И почему эта мысль кажется мне такой правдоподобной? Словно я знал, но забыл?..
Когда вернулись к обсуждению Лиры, сошлись на том, что волки её почуяли, как инородный элемент. Они стремились её убить, а не съесть. Избавить этот мир от её присутствия. И голод тут явно был не причём.
— Полагаю, — подытожил мой друг, — что она бы после смерти вернулась по той же дороге, что привела сюда.
— По ней же её призвал другой бог. Тот, что владел магией, с которой Лира к нам попала.
— Ясно, значит, если бы волки своего добились, девушка бы просто раньше вернулась в родной мир, вот и всё.
— В очередной раз умерев, — взгрустнулось мне. — Не жалею, что спас её. Вернулась позже, зато удачней.
Роркарт тоже был со мной согласен. Хотя бы потому, что благодаря ей я смог узнать больше о себе и помог ему, Роркарту, получить новые сведения о мироустройстве. Но он взял с меня слово, что в следующий раз я буду внимательней.
Эх, теперь я и сам понял, как глупо было не придать значения присутствию и подозрительному поведению хрустальных волков. Они ведь чувствуют разломы и инородные силы. Эти существа служат миру своим определенным образом. Они почти так же важны, как драконы, только задача другая.