— Да, — посерьезнел Коля. — Причем, не сказал бы, что традиция добрая. В Ларису стреляли. Она серьезно ранена. Прооперировали, спасли, уже перевели в общую палату. Морской с Двойрой — она теперь Вера, ну, ты знаешь, — как раз пошли навещать…
— Стреляли? Мне вчера сказали, Ларочка на больничном, но чтоб так… Бежим скорее за Морским, может, нужно чем помочь! Но мама с Вовкой… Подожди, — тут Света поняла, что дело куда серьезнее, чем ей казалось изначально. Впрочем, быть может, все не так ужасно? — Какое глупое совпадение… — Не поделиться с Колей, она, конечно, не могла. — Я ведь почему плакала заранее? Думаешь, просто так?
— Да-да, прости, забыл спросить. Это не потому, что я не обратил внимания на твои слова, это просто… В общем… — оправдывался он, как всегда, нелепо и неумело. — Так отчего это ты плакала? — Коля смущенно попытался загладить вину, но Света вовсе не сердилась. Сейчас ей было не до упреков.
— Понимаешь, — сказала она осторожно, — в меня ведь тоже стреляли. Часа три назад. Но промахнулись… А в Ларочку, выходит, что попали…
Глава 7Истории Сабуровой дачи
На следующее утро Коля — гладко выбритый, бодрый, одетый во все выстиранное, пахнущее домашним уютом и утюгом, — докладывал о происшедшем в кабинете начальника Дзержинского отделения милиции. Одной рукой он крепко сжимал ладонь жены, другой — нервно тарабанил по столу. Примостившийся в углу Опанас Владимирович постоянно перебивал, пытаясь доказать несуразность Колиных предположений.
— Может, все же, это… Свидетельницу попросим удалиться? — На этот раз коллега решил придраться к наличию в кабинете Светы.
— Во-первых не свидетельницу, а пострадавшую, — гнул свое Коля. — Во-вторых, — тут он не смог сдержать улыбки и заговорил с по-детски просительными интонациями, — Владимирович, ты пойми, мы два года не виделись… Мне без нее пока никак. Пусть с нами посидит. Пожалуйста!
— Фронтовикам везде у нас дорога, фронтовикам везде у нас почет? — зычным басом и с явным сарказмом процитировал искаженную версию чего-то знаменитого хозяин кабинета. Все это время он стоял спиной к посетителям, глядя в окно, а теперь резко развернулся и с вызовом уставился прямо Коле в глаза.
— Я же говорила! — шепнула Света незаметно.
Еще когда Опанас Владимирович в коридоре в двух словах описал характер шефа — молодой, горячий, переведенный недавно из Курска, мечтающий навести порядок на фронте, но не имеющий возможности пройти медкомиссию из-за врожденной травмы, вызванной ошибкой врачей во время родов, — Света сразу почуяла надвигающиеся сложности. «Не повезло! — сказала она тогда. — Судьба расследования зависит от человека, завидующего фронтовикам и ненавидящего медработников. Прямо как специально для нас выбирали». И, хотя Владимирович кинулся заверять, мол, начальник на самом деле человек, хоть и специфический, но справедливый и толковый, сейчас Коля видел, что Света была права.
«Еще и не женат, похоже, — подметил он, увидев, что его просьба про Свету вызвала в душе начальника волну негодования. — Бедолага!»
Взгляд Коля при этом не отвел. Жалость жалостью, но пусть этот Глеб Викторович с самого начала понимает, с кем имеет дело. Коля от своих принципов отступать не намерен.
— Что вы в гляделки играете, как дети малые? — не удержался Опанас Владимирович. — Давайте уже что-то решать! Кто дело возьмет? Я считаю, что оно к нам совсем не относится….
— Ладно, — Глеб Викторович пересел за стол и вздохнул так тяжело, будто только что самолично разгрузил вагон дров. — Обе ваши версии, товарищи следователи, я уже слышал. Давайте теперь, раз уж по счастливой случайности гражданка Горленко все равно здесь и выдворить ее не получается, выслушаем и ее. Вы же не возражаете еще раз рассказать, что с вами произошло? Только под запись и без каких-либо консультаций с мужем.
Света покладисто кивнула и в третий раз за сегодня принялась подробно пересказывать случившееся.
— Вчера вечером я, как обычно, после смены шла домой. Из дальнего корпуса к столовскому. И дорогу выбрала такую же, как всегда. То есть сначала по темной боковой аллее, потом наперерез через кусты, а уж потом по освещенной дороге.
— Не стоит так подробно, — отмахнулся Глеб Викторович. — Понимаю, что вы из кожи вон лезете, дабы подтвердить теорию своего мужа. Допускаю, что нападавший хорошо знал ваши привычки и напал неспроста, но эти мелочи мы утрясем позже. Хорошо?
— Если кратко, то я шла домой, меня окликнули по имени и напали, — умница-Света не позволила сбить себя с толку. — Прокричали из кустов нарочно измененным голосом: «Стой, Светланка, стрелять буду!»
— Голос вы не узнали, так? — насмешливо пробасил Глеб Викторович, перебивая. — С чего же тогда решили, что он был изменен? Может, у нападавшего такая манера говорить от природы…
— Не бывает таких голосов, — парировала Света. — Слышно же, когда кто-то нарочно хрипит. Вот я могу просто сказать: «Глеб Викторович!», а могу и так, — Света набрала полную грудь воздуха и начала демонстративно хрипеть, но ее снова перебили:
— Ладно-ладно, все ясно. Продолжайте!
— Я сначала думала убежать. Но куда бежать-то? Злоумышленник хрипел ровно с того места, в которое мне надо было. Обходить там знаете, как далеко? А мне ботинок давит, выдали обувь разных размеров, представляете? Ну я и принялась ругаться. Совсем, говорю, подурели! И хватает же вам совести своим угрожать! Ну-ка быстро идите отсюда! — Вспомнив подробности, Света снова разгорячилась и вошла в раж. — Других дел у вас, что ли, нет, кроме как порядочным людям нервы трепать?
Глеб Викторович непроизвольно вздрогнул.
— Это я не вам! — успокоила Света. — Но преступник, мне кажется, тоже испугался. И выстрелил, — она поежилась. — Вот прямо тут, где-то над ухом у меня пуля просвистела. Я так перепугалась, что схватила с земли камень и запустила в преступника. Он выстрелил снова, на этот раз, кажется, в воздух, для острастки. Я разозлилась еще больше, размахнулась и ка-а-ак запустила в гада свою сумку. Звук был такой, будто я негодяю хорошенько по черепушке саданула. Я бросилась к кустам, чтобы вытащить негодника на свет, но было поздно. Нападавший схватил мою сумку и кинулся прочь. Я слышала треск кустов, успела увидеть силуэт, уносящийся в глубь аллеи, хотела было кинуться следом, но мне ботинок давит, я уже говорила.
— То есть вы стали жертвой ограбления, — подытожил рассказ Глеб Викторович.
— Выходит, что так, — сникла Света. — Но я это только потом поняла, когда этот гад уже скрылся! Представляете, как обидно! Негодяй угрожал мне, чтобы сумку отобрать, а я, вместо того, чтобы защищаться, сама ему свое имущество и бросила. Хоть бы она ему хорошенькую шишку набила, что ли… Причем, — Света уже не могла успокоиться и жаловалась так, будто слушатели готовы были разделить с ней ее горести, — в сумке ведь ничего ценного для постороннего человека не было. А для меня — было. Понимаете? Тетрадка с моими личными записями важными. Там все про мой библиотечный фонд, там фамилии тех, кто книги взял. Я картотеку пока не веду — слишком мало книг в обороте, но все равно порядок же должен быть… Еще в сумке была пара книг — не каких-нибудь раритетных, а самых обычных. Но мне их подруга принесла специально, чтобы было что больным читать. И письмо было от знакомой. Личного характера, но с ценными для моего библиотечного дела сведениями. Кому оно, кроме меня, может быть нужно? А еще бутерброды мои дневные этот негодяй спер. Я всегда, когда могу, стараюсь не есть, чтобы домой на ужин побольше еды принести маме с Вовкой. У нас в столовой порции маленькие…
— Зачем преступнику понадобились ваши бутерброды, — сурово остановил Глеб Викторович, — это отдельный вопрос. И отвечать на него, похоже, будем уже не мы, а ваше районное отделение милиции. Потому что, как правильно заметил Опанас Владимирович, никакой связи со стрельбой, жертвой которой стала Лариса Морская, в вашем деле не прослеживается. Ну и что, что вы знакомы с Ларисой? Ну и что, что вместе работали? Вас что, связывают какие-то страшные тайны? И даже если и связывают, картина преступлений совершенно разная…
— Так точно! — довольно потер руки Опанас Владимирович. — В случае с Ларисой Морской злоумышленник открыл стрельбу без каких-либо предварительных окриков, и украдено ничего не было. В вашем случае целью была сумка, в случае с Морской — вообще никаких целей не было. Баловство с оружием, и все! — Старый оперативник снова заладил свое. — Тут не знаешь, куда от одного дела деться, а вы мне второе к нему довесить пытаетесь! Да еще и обычное хулиганство в осмысленное преступление превратить. Тьфу…
— Понимаю ваше беспокойство за жену, — чуть более насмешливо, чем полагается, обратился Глеб Викторович к Коле, — понимаю также ваше желание после тяжелых фронтовых будней взяться за простое бытовое расследование, но у нас в отделении серьезных дел — навалом. Думаете, все разбирательства с лояльным к фашистскому режиму населением НКГБ на себя взяло? Дудки! Они и сами зашиваются, и нам все время работу подкидывают. А ведь еще и настоящие бандиты… Много швали, которая подняла или только поднимает голову, воспользовавшись тяжелым положением страны. Мы не можем по поводу каждого выстрела…
Тут Коля понял, что сглупил и не рассказал главное. Даже Света смотрела на него сейчас с сочувствием, мол, ну их, эти выстрелы, понятно, что ты переволновался, но, кажется, ничего серьезного не происходит.
— Погодите! — прокричал Коля. — Я же не на ровном месте все это… Я, — он растерялся и решил действовать, а не искать нужные слова. — Вот! — он выложил из кармана обернутые в старую газету улики. — Смотрите сами!
Глеб Викторович посмотрел на пару гильз. Настороженно сощурился, вопросительно глянул на Опанаса Владимировича.
— В первый раз это вижу! — развел руками тот.
— Да-да, он не знал, — кинулся защищать коллегу Коля. — У меня, понимаете ли, контузия была, я теперь все задом наперед делаю. Сам-то дело Ларисы сегодня затребовал и тщательно изучил, со старым другом из отдела экспертиз в главном управлении поговорил, а выводы Опанасу Владимировичу не сообщил. В общем, простите, забыл сразу сказать, отчего я так уверен, что эти два нападения связаны. Я вчера ночью место нападения на Светлану исследовал, и вот, нашел гильзы. Разумеется, еще надо вернуться поискать пули. И экспертизу провести по всем правилам. Но мой знакомый эксперт и просто на основании беглого изучения гильз сказал мне, что в Светлану и в Ларису стреляли из одной и той же винтовки. А он редко ошибается.