В редакцию Морской спешил с разбитым сердцем. Никакой ансамбль самодеятельности он смотреть не хотел. К самодеятельности можно было вернуться потом, а пока надлежало срочно придумать что-то, чтобы вернуть городу способность ценить свои таланты, не разделяя мастеров на тех, кто был в эвакуации, и кто ее не удостоился. Характер Инны — о! она наверняка все эти пассажи про добрых немцев выдавала не только по старой дружбе близким людям, но и вообще всем, кто спрашивал, — изменить было нельзя, но возвращение уровня культуры в родной город Морской считал своим первоочередным долгом.
Поинтересовавшись, где можно найти архив старых номеров, он принялся искать нужные материалы. Необходимо было провести разведку — понять, что писали людям раньше, поймать, так сказать, волну и направить ее в нужное русло.
Не то чтобы Морской забыл об однозначном вероломстве юноши Долгова, но решил, что разговор с ним можно перенести на завтра. Однозначно нужно было сделать это до того, как Коля вцепится в подозреваемого: вдруг Долгов и правда невиновен, а Горленко сгоряча не разберется. Но это дело могло подождать, а вот рецензию на первый акт концерта в госпитале надлежало написать немедленно.
И тут планы Морского резко изменились — в одном из старых номеров он обнаружил заметку. Знакомую, но вовсе не о культуре. Та самая «статейка», которая описывала, как два лихих парня, отправляясь на фронт, решили в срочном порядке найти себе жен, и как один из них потом волновался и просил разыскать свою супругу в освобожденном Харькове. Все, как Дюшенька описывал. Статья была написана в романтической тональности. Супругу разыскали, она была верна мужу и очень ждала его возвращения. Смущало Морского только одно — имя друга, который вместе с героем заметки надумал жениться перед уходом на фронт. Митя Санин!
— Митя Санин! — сам себе шепнул Морской со все нарастающей тревогой. — Таких совпадений не бывает. Попался гад!
Галочка ожидала мужа совершенно расстроенная — с завтрашнего дня надлежало выходить в редакцию уже ежедневно и на полную рабочую смену, между тем, заботы дня сегодняшнего показали, что выжить в современном Харькове семье из двух работающих взрослых было совершенно невозможно. Кто-то один должен был воевать со всевозможными инстанциями, улаживая проблемы с документами, или стоять в очередях на отоваривание карточек. Причем, судя по ценам на базаре — а Галочка сходила и на ближайший Сумской, и на более дешевый Благовещенский, — чтобы семья из двух человек могла питаться, работать должен был один, а зарабатывать — двое.
Другим поводом для расстройства послужило общение с сердечным другом Анны Степановны. Дюшенька удачно проезжал мимо и вызвался подбросить Галю до дома, но стал вести такие разговоры, что лучше бы она прошлась пешком.
— Выкладывай! — вернувшийся Морской с порога ощутил настроение жены. — Прорвемся! — улыбнулся он в ответ на первую жалобу. — Как говорится, мы не будем зареветь! Другие же как-то живут? И у нас все получится. Не волнуйся и пусти хоть раз в жизни все на самотек. Вспомни, каким ужасным все казалось, когда мы только приехали в Андижан. Но жили же. И тут, конечно, тоже скоро все наладится. Мы дома, а война все отступает. Кременчуг уже почти освобожден. И на других фронтах успехи — немцев выгнали из Тамани. Сегодня слышал, Анечка всерьез обсуждала, какую публикацию дадим ко взятию Киева. Готовят заранее, чтобы оперативно катануть в номер. Анечка смешная. Еще и сокрушалась, что всех специалистов вот-вот в столицу переведут прямо у нее из-под носа. Все будет хорошо!
«Соціалистична Харківщина», ноябрь 1943 года, художник А. Щеглов
Вдохновляющие речи мужа Галочку, как всегда, успокоили. О происшествии с Дюшенькой уже даже и говорить не хотелось, но надо было. Галина все рассказала.
— Что? — Морской насторожился. — Он просил тебя повлиять на следствие? Вот это поворот! А ты, еще раз повтори, что ты ответила? — Он все прекрасно слышал, но поступок Галочки его, похоже, так развеселил, что надо было повторить.
— Я ничего не ответила, — послушно повторила Галочка. — Просто убежала, и все. Я же помню, что у него передняя дверца не сразу открывается, поэтому выскочила из автомобиля и бросилась в подъезд. Пока он с дверцей довоевал, я уже дома была. Чего ты так смеешься? Я вот, наоборот, расстроилась. Он теперь будет думать, что я ненормальная. Представь, он мне, так серьезно: «Поймите, Галочка, сейчас такое время, когда слухи совершенно ни к чему. Я знаю, что ваш супруг и его товарищ из милиции считают, будто к покушению на дочь Морского причастен красноармеец. Нам прям запрос принесли, мол, что мы можем сказать по этому поводу. А мы можем сказать только: не распространяйте слухи, если в чем-то не уверены. Я вас прошу просто по-человечески. Поговорите с Морским, объясните, что любые разговоры на подобные темы в наше время дискредитируют войска. Я могу, конечно, как сотрудник военного отдела привлечь свое влияние, но лучше просто по-соседски попрошу вас попросить…» — Сейчас Галочке и самой казалось забавным кривлять солидные и, вместе с тем, умоляющие интонации соседа: «Попрошу вас попросить супруга, чтоб он попросил товарищей никому не распространяться»… Попрошайка у нас прямо, а не сосед! Но я, признаться, растерялась. Не знала, что ответить, и решила просто убежать. Это сильно глупо?
— Ужасно глупо, — подтвердил Морской. — Но тем не менее очаровательно. А может, даже полезно. — Он посерьезнел. — Понимаешь, тут такое дело. Нам надо получить побольше информации об одном красноармейце. Он подозрительный и крутится вокруг Ларисы. Я думаю, в обмен на мое обещание, что я, — тут он тоже постарался спародировать Дюшеньку: — «Попрошу своего товарища попросить его начальство» не слать запросы про красноармейцев, Андрей Иванович сам мне все расскажет. — Морской неловко, явно с трудом подбирая слова, описал ситуацию.
— За Ларочкой ухаживает парень, который, как ты выяснил, женат? — повторила Галочка озадаченно. — И ты считаешь, что он по всем параметрам походит на вашего подозреваемого?
— Я не считаю, я не знаю, — нервно отмахнулся Морской. — Наверное, Дюшенька мог бы досье какое-то на него раздобыть, что ли… Не хочется пока докладывать о моих подозрениях Николаю, а Андрей Иванович человек посторонний, с Ларисой не знаком… Только вот как к этим расспросам подступиться? Зайти завтра и как бы невзначай сказать, мол, ты передала мне просьбу? Но завтра — это очень далеко…
— Я знаю! — Ради благополучия Ларисы и спокойствия мужа Галочка, конечно, была готова на многое. — Разыграем сцену, будто я хочу извиниться за свое поведение. Так переживаю, прямо места себе не нахожу. Пойдем сейчас?
— Ого! — Морской присвистнул. — Что ж, я готов.
По дороге Галочка решила поумничать:
— Помнишь, я говорила, что нужно уметь быть счастливой внутри стен, которые не можешь сокрушить? — спросила она мужа. — Так вот, заметь, сейчас я пытаюсь сокрушить стену. Вместо того, чтобы забыть о своем глупом поведении как о дурном сне, собираюсь акцентировать на нем всеобщее внимание.
— Ценю твою отвагу, — улыбнулся Морской, кажется, не вполне понимая, чего на самом деле стоит Галочке этот визит.
Едва войдя в нужный подъезд, она поняла, что позориться нужно будет прилюдно — из квартиры Андрея Ивановича раздавались веселые голоса.
— Празднуют, — констатировал Морской и ускорил шаг. Входная дверь была открыта. В квартире пахло вкусным чаем и духами.
— Ой, батюшки! — из кухни вышла раскрасневшаяся Анна Степановна с блюдом пирогов. — Какие люди к нам! Скорее проходите! У нас застолье. Совместное. Пируем у Рыбаловых, но выпечка моя. — Из дальней комнаты донесся звук баяна, кто-то тут же принялся подпевать. — И инструмент я им нашла. Пусть разминаются пока, — она хитро подмигнула. — Попозже, может, что сама сыграю. Пойдемте, Дюшенька будет очень рад.
— Мы, честно говоря, на две минуты, — осторожно начала Галочка. — Нам с Андреем Ивановичем надо объясниться. Я, — тут она набрала полную грудь воздуха, — так себя нелепо повела.
— Да? — Анна Степанова уже заглянула в комнату и принялась размахивать свободной рукой, зазывая Дюшеньку в коридор. — А он мне прямо противоположное сказал. Он, дескать, был невежлив и стыдится, а ты, чтобы спасти его от позора, сделала вид, что ничего не заметила. И, понимаешь, — она посмотрела на Галочку с большой нежностью. — зная тебя, я больше верю Дюше. В том смысле, что твое, Галочка, поведение, наверняка было безукоризненно…
К счастью, Анну Степановну кто-то позвал, и она убежала к гостям.
— Вот это чудо! — В коридор порывисто влетел Дюшенька. — Я думал, вы меня больше знать не хотите, а вы пришли, да еще и с товарищем Морским. Надеюсь, на дуэль меня вызывать не будете?
— Буду, — нашелся Владимир. — Но немного в другом смысле. Предлагаю информационный поединок. Если я правильно понял, вы недовольны, что милиция открыто информирует, что наш подозреваемый был в красноармейской шинели. Я объясню вам, из-за чего весь сыр-бор, и постараюсь попросить своих….
Галочка слушала и все пыталась выбрать удобный момент, чтобы вставить заготовленное: «Я хотела бы извиниться, я просто растерялась, поэтому и не знала, что ответить», но подходящей паузы так и не возникло. Дюшенька пригласил гостей на кухню.
— Да, понимаю, — продолжал беседу он там. — Но все равно буду отстаивать своих всех до последнего. У нас в городе сейчас проверенные, хорошие ребята. Никто из них не стал бы стрелять в девушку.
— Давайте я скажу прямо, — прервал Морской. — Меня интересует Санин Дмитрий. Он был на том месте, где стреляли в Ларису. Он появился позже у нее в больнице. Потом нашел ее в новом медицинском учреждении.
— О, кажется, я что-то начинаю понимать, — Дюшенька совершенно не удивился. — Я лично с ним беседовал вчера. Он был командирован в область для работы. Укомплектован, как положено для переезда. А сам возьми и явись к начальству с глупостями. Я присутствовал при разговоре. «Считайте, — говорит, — уклонистом или кем угодно, наказывайте как хотите, но я сейчас никуда отлучится не могу. Девушка в больнице. Я ей нужен. Прошу, мол, и все тут». Парень хороший. Да и послужной список у него ничего. Мы решили пока махнуть рукой, пусть остается, но, разумеется, взяли на заметку. А у него, оказывается, дела сердечные не с кем-нибудь, а с вашей дочерью… Хм… Даже не знаю, что сказать. В личное дело не заглядывал, но, насколько могу судить, человек ответственный. Но, извините, нельзя же просто из-за того, что вы хотите проверить репутацию ухажера дочери, порочить красноармейцев?