Морской внезапно скис. Выходило действительно как-то некрасиво. По отношению к Ларисе, если Митя был невиновен, и по отношению к Коле, если считать, что Санина надо включать в ряды подозреваемых. Со стороны все это выглядело, будто Морской строит интриги и против друзей, и против собственной дочери.
— Забудьте, — сдавленно сказал он, — И про красноармейцев тоже. В том деле уже есть подозреваемые, и они к вашим подчиненным никакого отношения не имеют. Запросов больше не будет, я думаю. А разговоров никаких и не было.
Для приличия пришлось еще какое-то время побыть в гостях. Атмосфера располагала. Морской, как он это умел, моментально сделался душой компании и всех очаровал. Лишь выйдя на улицу, он опять стал мрачным.
— Не знаю, как быть, — признался. — Этот негодяй, заметь, еще и в командировку нарочно не поехал. Хоть ситуация и неприятная, но придется завтра поговорить с Ларисой откровенно. И, как ни крути, Горленко тоже надо поставить в известность. Обозначенные подозреваемые вроде и подходят на роль злоумышленников, но наш тоже ничего. Вдобавок у тех есть алиби.
— Как и у нашего, — осторожно заметила Галочка. — Ты же помнишь, Санин был на виду, когда в Ларочку стреляли. Но я согласна — Ларисе нужно рассказать о той статье… И это неприятно, понимаю.
Глава 11Последний подпольщик
Следующий день начался для четы Горленко с добрых вестей. Оказавшийся каким-то образом на территории Сабуровой дачи ни свет ни заря, Опанас привез Свете официальное извещение о том, что книги из откопанного сундука передаются в фонд библиотеки Короленко. Кроме того, он протянул Светлане два именных благодарственных письма за содействие в возращении культурных богатств Родине. Одно письмо адресовалось библиотекарю Демидовой, другое — лично Свете. К обоим прилагались торжественные приглашения на городской сбор пионерских дружин.
— Глебу задание дали — любых героев, которые под руку попадутся, к молодежи отправлять. Будете выступать как почетные гости. Расскажете о своем подвиге.
— С ума сошли? Я-то тут при чем? — рассмеялась Света. — А вот товарищ Демидова и правда совершила подвиг. Я ей отнесу это все. Если здоровье позволит, она наверняка согласится выступить перед пионерами.
Колю Опанас при этом обрадовал удостоверением сотрудника милиции.
— Понимаю, что это капля в море, — немного даже извинялся следователь. — Какой там у тебя стаж довоенной работы, а? Но, увы, чтобы наган, форму и паек получить, еще массу разрешений запросить требуется. Удостоверение, конечно, не кормит и не стреляет, но зато с Игнатовым теперь проблем не будет.
Вчера, обсудив план и приоритетные мероприятия, следователи изучили личные дела подозреваемых и пришли к выводу, что, кроме сухих фактов, нужны и живые свидетельства. Хотелось проконсультироваться с главврачом Сабурки. Кому же это было делать, как не Коле, живущему в двух шагах от рабочего места Игнатова? Увы, Александр Алексеевич сослался на крайнюю занятость и выделять время на беседу отказался. Извинился перед Светой, сказал, мол, все равно ничего толком не знает, и убежал куда-то в глубь больницы. Николаю пришлось звонить в участок Опанасу и требовать подмоги.
— Отлично! — разглядывая новенькое удостоверение, ухмыльнулся Горленко. — Теперь этот лис Игнатов от меня не отделается.
И тут же помчался в административный корпус, оставив Опанаса под Светиной опекой.
— Отлично! — в свою очередь сказал Игнатов, возвращая удостоверение Николаю. Сказал, вообще-то, без всякой радости. Скорее с недовольством. — Эта бумага, разумеется, дает вам право тратить мое время на болтовню, — откровенно, но слегка запутанно начал он. — Более того, благодаря ей я смогу вам рассказать намного больше, чем мог бы без нее. Но, поймите — дела на фронте идут все лучше, бои все значимее, раненых все больше. А я врач — понимаете? Не только главврач своей больницы, но и доктор в госпитале. Хотите — пойдемте со мной на обход? По дороге можете задавать мне любые вопросы — отвечу честно и на все.
После посещения первой же палаты вопросов у Коли резко поубавилось. Он знал, что такое раненые, знал, что такое война, на собственной шкуре прошел многое, но все равно не мог сохранить хладнокровие. Не мог спокойно интересоваться, в какое время почти вполне здоровый пациент Грайворонский сдавал мочу, в то время как доктор Игнатов отвечал семнадцатилетнему юнцу, отрежут тому ногу или нет.
— Я вижу, вы все поняли, — хмыкнул Игнатов, выходя на перекур после обхода первых трех палат. — Как я вчера уже вам говорил, о расписании больных можно узнать из записей медсестер, а мои личные наблюдения вашему делу ничем не помогут. Я не был близок с этими пациентами.
Коля молча кивнул.
— Я не знаю, чем могу еще помочь, — продолжил доктор. — Обстоятельства спасения интересующих вас пациентов я подробно изложил в заявлении компетентным органам. Вам наверняка его передадут. Жизнь Сабурки во время оккупации тоже подробно описывал. И описываю — расспросы продолжаются и продолжаются.
— Только, — Коля все же не мог не спросить, — что вы имели в виду, когда сказали, что, увидев мое удостоверение, можете сообщить мне больше, чем без него?
— Да! — Игнатов нервно поправил очки. — Хорошо, что спросили, я уже и забыл. Про пациента Василия. Я и вчера хотел вам это рассказать, но информация конфиденциальная… Короче, пару дней назад, во вторник, нам нанес визит товарищ Корж. Вы слышали о нем?
Коля решил не врать и честно признался, что не слышал.
— Ну как же! Один из выживших харьковских подпольщиков, которые не просто тайно сражались против оккупантов, как все мы, но и имели связь с нашей армией, получали поддержку, приказы… Николай Александрович Корж такая же легенда, как Сашко Щербак. Только выжил. Газет вы, что ли, не читаете? — Игнатов бросил папиросу и заспешил, потому закончил кратко, по-военному: — Товарищ Корж был у нас с визитом. По делам. И я увидел, как наш пациент Василий радостно бросается ему на шею. — У Коли на лице, видимо, отобразилась такая гамма чувств, что Игнатов снизошел до подробностей. — Оказалось, они знакомы. Наш Васька и легендарный партизан. Кто б мог подумать! Возможно, товарищ Корж что-то знает о нынешнем месте пребывания Василия. Я не мог рассказать вам вчера — не уверен, что могу разглашать, что Николай Александрович тут был, и привлекать к нему излишнее внимание. Но раз вы интересуетесь официально — то вот. Но, знаете, я, в общем-то, не верю, что Василий может быть замешан в чем-то плохом. Такие люди — добрые по своей природе, почитайте его диагноз… Но найти его, конечно, надо. Я думал, если сам не вернется, мы завтра в официальный розыск подадим, тогда и к товарищу Коржу кто-нибудь сходит. Но раз вы сами начали искать. Хотя зачем…
Доктора встревоженно позвали с лестницы. Он порывисто сделал пару шагов на зов, потом обернулся к Коле с насмешливой улыбкой, глянул вопросительно, мол, «вы со мной?» и удовлетворенно кивнул, когда Коля торопливо отказался.
— Адрес товарища Коржа есть в книге для записей у меня в приемной, — кинул Игнатов напоследок. Но это Горленко знал и без него. Приемная главврача была оснащена телефоном, и все, кому хоть раз нужно было позвонить, были знакомы с огромной тяжелой тетрадью, истыканной закладками с буквами алфавита, в которой десятками разных почерков были записаны всевозможные адреса и номера. Что-либо разыскать там казалось невозможным.
К счастью, адрес Николая Александровича Коржа знали в участке. Опанас с радостью вызвался позвонить. Он бродил все это время со Светой по Сабурке, лично осматривая то кусты, где прятался злоумышленник, то груду обломков, оставшуюся на месте входа в катакомбы, где содержались пленники, но так и не нашел ничего ценного. Информация про обнаружившегося у Василия знакомого партизана, полученная Николаем, и то была лучше.
— А вы-то почему Николаем Александровичем интересуетесь? — ничуть не смущаясь того, что подслушивала чужой разговор, поинтересовалась восседавшая в приемной Игнатова медсестра. — Вы тоже ему выговор устроить хотите? Жалко человека!
— Это Клавдия — что-то вроде заместителя по вопросам документов. Она доброжелательный товарищ и большая сплетница! — радостно шепнула Светлана и тут же кинулась в атаку: — Клавдия Ивановна, как хорошо, что мы вас застали! Вы одна можете нам помочь. Я слышала о скандале, но понятия не имею… А мой муж — следователь. Так важно в наши дни помогать следственным органам.
И вот тут, наконец, появилась настоящая зацепка.
— Товарищ Корж был у нас как представитель бывшего подполья, — сообщила Клавдия. — Проводил ревизию партизанского схрона в катакомбах Сабуровой дачи. Да! Представляете, все это время тут, у нас под носом, был схрон оружия. Не очень-то под носом, конечно, — за дальним корпусом возле речки среди сараев и погребов. Но я довольно часто там бывала — белье развешивала сушиться. И ничего не замечала, представляете? Товарищ Игнатов — молодец. Предоставил подпольщикам ключи от входа в катакомбы и сделал вид, что знать ничего не знает. Теперь, правда, проблем не оберешься — из схрона пропало какое-то оружие. Еще во время оккупации, похоже, но, ясное дело, наши сейчас хотят установить, как так вышло. И правда, как?
Каждое слово Клавдии было на вес золота, поэтому присутствующие молчали, не отвечая.
— Я мало слышала, но из того, что разобрала, — продолжила чудо-рассказчица, — выходит, будто по бумагам не сходится то, что нашли в схроне, с тем, что описано в последнем отчете партизан. — Коля, Опанас и Света быстро переглянулись. Вот и зацепка про злополучную винтовку! Между тем Клавдия Ивановна не умолкала: — Товарищ Корж с друзьями приходили проверить, не затерялось ли что. Да разве ж там разглядишь! Подземные ходы и раньше разрушенные под Сабуркой были, а после того, как нас последний раз бомбили, там от любого пространства осталась половина, да и только. Товарища Игнатова тоже позвали осмотреть помещение. Он пришел весь в пыли, вы бы видели! Я костюм его еле отмыла. Зачем, спрашиваю, вас-то туда потащили? Оказалось, чтобы самолично все осмотрел, бумагу подписал, закрыл замок и повесил ключ к себе на щит, — она кивнула на доску, истыканную гвоздями, на которых кое-где болтались разнокалиберные ключи. — Товарищ Игнатов, если честно, страшно злился. Вечно его отвлекают всякие визиты не по делу. А эти визитеры еще и шум подняли! Друзья, что с товарищем Коржом пришли, прямо рвали и метали — ну как же, мол, так, куда могло деваться оружие?