овки нам зачем-то выдали петрушку и пастернак, но хоть с мылом не подвели. Ты же знаешь, хозяйственное мыло — лучшее средство для дезинфекции.
— Да уж, — кривился Морской, — был бы в доме спирт, мне было бы «как минимум», куда больнее, как максимум — легче на душе. Но разве ж я заслуживаю сейчас облегчения?
— Да что такого случилось-то? — продолжала успокаивать жена. — Ну посмотри на все это со стороны. Пациент сумасшедшего дома, выпросивший себе выписку только благодаря желанию попасть на фронт, наговорил тебе глупостей и сунул какую-то бумажку. Разумеется, ты не придал этому значения. С таким же успехом Долгов мог тебе адрес Наполеона написать. Ясное дело, ты сунул этот листик в карман для приличия, а потом выбросил! — Перехватив полный отчаяния и сомнений взгляд мужа, она на миг в страхе отшатнулась. — Не выбросил? Думаешь? — Через миг Галочка уже взяла себя в руки. — Тебе виднее, как поступать, конечно. Ну не выбросил. С кем не бывает. Забыл про него начисто, потому из кармана и не вытащил, да?
Морской закивал, соглашаясь. Легче на душе, разумеется, не становилось.
— И Санин этот еще. Взялся на мою голову!
— С этим хуже, — неожиданно приняла сторону негодяя Галочка. — Когда Лариса узнает, что ты вмешался, нам мало не покажется. Зря ты, конечно, так напрямик…
— Откуда она вдруг узнает? — Ничуть не чувствуя себя виноватым, повысил голос Морской. — Горе-ухажер пообещал, что больше к моей дочери не приблизится.
Галочка осуждающе вздохнула. Но тут же снова принялась искать в происшедшем положительные стороны:
— Хорошо, что этот твой Митя склонен нарушать обещания. Ларочке не понравится, если он и правда исчезнет.
Морской вспылил, отстранил заботливые руки жены, отошел к окну и собрался даже обидеться, но Галочка встала рядом и обняла так нежно, что сердиться не осталось никакого желания. Как всегда, сначала встретились полные взаимопонимания взгляды, потом губы… Кошмарный вечер остался позади, уступая место полной тепла волнительной ночи.
Глава 14Опять о непокое
— Рад, что мои уроки не прошли даром. — Следующим утром Колю никак не оставляла в покое изложенная другом история. — Подрался! Вот так да!
— Забудьте это, — сквозь зубы шипел Морской, — Отцепитесь!
— У парня на момент покушения на Ларису — железное алиби. И мотива нет. Так что дрался наш герой вовсе не в интересах дела, — не унимался Горленко. — Но за бдительность и отвагу — уважаю!
Свету поведение мужа начало злить. Морской пришел к ним в гости рано утром и попросил занести Ларе передачку с продуктами. Сегодня была его очередь нести дочери завтрак, а в таком виде — лицо опухшее, глаз заплыл — он показываться Ларе не хотел. Вот и пришел к друзьям. А Коля раздувает!
— Не бойтесь, — вмешалась Света — мы Ларочке об этом инциденте ничего не скажем. Она, конечно, придет в ужас, если узнает о вашей чрезмерной заботе…
— Прям слишком чрезмерной, — засмеялся Коля.
— Да хватит уже! — Морской стукнул по столу кулаком и тут же скривился от боли. Рука его, похоже, во вчерашнем инциденте тоже пострадала. — Лучше скажите, что там с вашим подозреваемым. Долго его еще будут в чувства приводить?
— Не знаю, — вздохнул Горленко. — Слушай, пойдем поговорим по-человечески в столовой. Захватим чашки и посидим, как будто у нас сто лет в запасе. С маменькой вчера настоящей чайной заваркой расплатились за работу — она драные картофельные мешки овощному зашивает, — так мы теперь пируем.
Морской, явно стесняясь, что его синяки кто-то увидит, хотел отказаться, но Коля принялся настаивать:
— Слушай, мы в больнице. Кого тут удивишь травмированной мордой? И потом, — ему, конечно, было очень сложно юлить, поэтому он все сказал, как есть: — Светику надо Вовку покормить, и мама еще не завтракала, а впятером мы тут не развернемся. В столовой есть чудесный столик в закутке, и нам вроде как разрешено им пользоваться наравне с пациентами.
Коля был прав. Свете, конечно, нравилась такая предусмотрительность мужа, но и перед Морским было неудобно.
— Вообще-то мы и сами можем уйти в столовую, — начала она. К счастью, мужчины отказались. — Вовчик, кушать! — прокричала Света, как только они ушли. Мальчик с готовностью выскочил из-за своей перегородки.
Но спокойно позавтракать не получилось. В дверь осторожно постучали и… Света с удивлением обнаружила на пороге Софью Павловну. Она почти не изменилась. Такая же, похожая на парашют, высокая прозрачная прическа, такие же огромные очки и вечно чуть подрагивающие губы.
— Доброе утро, — Света внезапно поняла, что при всех разногласиях последних месяцев совместной работы она скучала по своей библиотеке. И по Софье Павловне, как ни странно, тоже.
— Позволите пройти? — спросила бывшая начальница, явно волнуясь.
— Конечно! — Света мигом организовала чаепитие. — Ну, говорите уж! Я ведь вас знаю. Раз сами вдруг пришли, выходит, что-то стряслось.
— Нет-нет, напротив, — витиевато начала Софья Павловна. — Все идет как нельзя хорошо. Мы наконец начинаем приводить библиотеку в порядок. Вот-вот откроются вузы, студентам нужны будут пособия и консультации. Ну и, — она скривилась, явно с трудом выговаривая эти слова: — Светочка, как же мы без вас? Вы нынче такой видный человек — газеты про вас пишут, вышестоящие инстанции присылают ценные издания с припиской «Спасено Демидовой и Горленко», новые сотрудники смотрят на меня волком, подозревая, что это я уволила во время оккупации библиотекаря Горленко, про которую написана заметка…
— Правильно смотрят! Заслужила! — внезапно голосом Коли рявкнула стена.
— Да что вы понимаете! — В отличие от Светы, Софья Павловна не растерялась. — У вас бы был выбор — или твою лучшую сотрудницу арестуют, а все к тому шло, или вы спрячете ее подальше от фашистских глаз, уволив. Так что бы вы сделали?
— Но вы прекрасно знали, что уволить в то время — значит практически уморить голодом, — не унимался Коля. — Вы бессердечная!
— А вы — поверхностный чурбан… ну или чурбанка! — ответила Софья Павловна. И тут же объяснила Свете: — Мы ведь не знаем, кто там за стеной. Может, это женщина с мужским голосом. Я предпочитаю не делать поспешных выводов, в отличие от нашего застенного собеседника, — она повысила голос, явно входя в азарт. — Где ему или ей знать, что я потом несколько раз приходила интересовалась, куда же делась Горленко, желая то продукты передать, то просто объясниться! Но в первый раз вас, — это было уже обращение к Свете, — вас, Светочка, не оказалось дома. А во второй, — она вдруг решительно встала, — и во второй раз тоже не оказалось. Вы уже куда-то съехали.
— Сюда и съехали! — раздалось из-за стены.
— Да замолчи ты! — не выдержала Света.
— Так вы знакомы! — догадалась Софья Павловна и, кажется, расстроилась. — Что ж, видимо, стена озвучивает и ваше мнение тоже. Мне жаль… — Она засобиралась на выход. — Раз ваши стены мне не рады, я пойду. Нет-нет, я не обижена. Мне просто, честно говоря, пора. Я заскочила на секунду. Но вы подумайте над нашим предложением. Это не я прошу — это библиотека просит.
— Постойте, — Света расстроилась, — эти стены, это… Ну, слышимость везде довольно странная, да? И потом, Софья Павловна, чего же вы хотите? Тут сумасшедший дом, там, — Света указала на стенку, — пациентская столовая. Мало ли что они там говорят!
— Пускай уходит, нечего перед ней распинаться! — сказал сквозь стенку Коля, и Света, наскоро простившись с обиженной гостьей, ринулась в столовую ругаться с мужем.
— Вы что творите? — набросилась Света на Морского с Колей.
— Распутываем дело! — ответил муж, как ни в чем не бывало. — Ты поняла, что все это значит?
— Что мы вели себя ужасно и оскорбили человека, который пришел извиниться?
— Нет! Это значит, что, когда вы с Ларисой говорили наедине у нас на кухне, вас было отлично слышно тому, кто находился вот за этим столиком в столовой!
Света обалдело захлопала глазами. А ведь и правда! Про прекрасную слышимость между столовой и всем своим флигелем она знала, но привыкла к этому настолько, что даже не подумала, что разговор наедине, выходит, был публичным выступлением.
— Что конкретно ты тогда говорила Ларисе и что она говорила тебе? — не отставал Коля. — Ты можешь вспомнить?
— Я могу! — из-за стены ответила Валентина Семеновна. Колина мама просто так вмешиваться в разговор не стала бы, поэтому все поскорее кинулись во флигель расспрашивать.
— Дословно не скажу, — сообщила она, немного разочаровав остальных, — но точно знаю, что в Светином разговоре с Ларисой не было ни одного слова про книги. Ты, детка, говорила, что у тебя теперь есть письмо от… имени не помню, но ты его называла. И что это с ее стороны очень благородный поступок, и что ты ужасно рада, что можно немедленно откопать сокровище. Ну а потом вы договорились, что Лара утром сходит на Журавлевку за водой, а потом, освободившись от семейных обязанностей, сразу же пробежится к твоему кладу.
— Хм… — задумчиво протянул Морской. — Услышав такое, я тоже бы решил, что речь идет о кладе с деньгами или с драгоценностями…
— Именно! — воскликнула Валентина Семеновна. — И Вовка, кстати, тоже так подумал. Он перед сном потом меня спросил, сможем ли мы, когда мама с Ларисой откопают клад, купить военный самолет и подарить его на фронт.
Все засмеялись, а в двери снова кто-то постучал. Оказывается, слухи об ароматном чае уже облетели Сабурку, и Тося с Клавдией, воспользовавшись паузой в работе, примчались в гости. Вот и хорошо. В тесноте да не в обиде, как говорится!
— Нам бы договорить, — многозначительно начал Коля.
— Да ты уже наговорился, — фыркнула Света, решив, что прогнать еще одних гостей она мужу не позволит. Потом смягчилась: — Не переживай. Никакой срочности в наших секретных разговорах уже нет. Преступник — как тяжело мне так называть наших добрых друзей! — обезврежен, сообщник задержан. И, главное, нам все-таки вернули клад. Я так переживала, что милиция оставит его себе. Но все же есть на этом свете справедливость!