— Знаете что, — перебил Морской, с тоской покосившись на авоську с передачкой для Ларисы, — пожалуй, я покину вас и все же навещу дочь. Мне проще честно объяснить ей, что… — Он немного запнулся, но тут же все придумал: — Да! Проще честно объяснить, что я вчера упал, добираясь домой впотьмах, чем придумывать оправдания, почему вся Сабурка меня сегодня утром видела, а собственная дочь — нет.
— Тогда и я с тобой! — подключился Коля. — Нас тут, как видишь, слушать не хотят.
Поцеловал жену он, уходя, уж слишком наспех. Без нежности и, кажется, случайно.
А вот Ларочка Морская слушала Колю с большим вниманием.
— Конечно нет, — она даже удивилась, когда Горленко спросил, не скучно ли ей битый час выслушивать всю эту болтовню. — Это ведь меня лично касается. В меня ведь стреляли!
— Будто в Свету не стреляли, — проворчал Коля и снова начал излагать. Ему всегда так было проще думать — озвучивая версии и наблюдая за реакцией собеседников. — Выходит, дело было так: ваш Грайворонский заседал в столовой и услышал, что у Светы есть карта, по которой можно найти клад. Узнал он также, что за этим кладом первой, Лариса, пойдешь ты. И начал действовать. Попросил Васька прикрыть его на утреннее время, подежурил у колодца на Журавлевке, выследил тебя и ранил, чтобы вывести из игры.
— А где он взял винтовку? — спросил Морской. Так как опасность миновала, Ларисе было разрешено выходить на прогулку под окна корпуса, и Морской внезапно превратился в заботливого отца, вызвавшись провести с дочерью побольше времени. Для этого, по доброму совету Ларисы, сначала пришлось сводить его к врачу, чтоб дал на день больничный. Довольный, что синякам нашлось такое доброе применение, Морской пришел в отличное расположение духа, потому следствию помогал от души: например, задавал правильные вопросы.
— Не знаю, — ответил Коля. — Раскопаем это позже, ну а пока так и запишем: есть вопрос, — он нарисовал на пачке папирос вопросительный знак, фиксируя этот момент, и перешел к другому: — С винтовкой ясно только, что после выстрелов Грайворонский поручил избавиться от нее Ваську. Парня, скорее всего, использовал вслепую. Не думаю, что наш Василий врет.
— Он очень честный, — согласилась Лара. — И добрый. Он ни за что не стал бы участвовать в нападениях сознательно.
— Ты и про Грайворонского нам говорила, что он добрый, — напомнил Морской. — Ты слишком хорошо думаешь про людей.
— Я знаю, — улыбнулась Ларочка. — Стараюсь, конечно, это не показывать и быть строгой, но на самом деле мне и правда все нравятся. Вот вы рассказываете это всё, а я не верю. Ну как товарищ Грайворонский мог так поступить? Хотите сказать, он и в Свету бы выстрелил, если бы она сама ему сумку не отдала? Ну как же так….
Коля нервно передернул плечами, в очередной раз представив, как все могло бы быть. Думать о том, что Грайворонский мог ранить или даже убить Свету, было физически больно. Даже просто абстрактно представляя, как, найдя семью в Сабурке, он узнал бы, что Светика тут нет, Коля ощущал отчаяние.
— Коля! Сыночек! Николай! — издалека позвала в этот момент Колина мама. Она была взволнована, бежала что есть сил и очень запыхалась. — Где Света? Не знаю, как так вышло, но послушай, ее нигде нет…
Коля почувствовал, как внутри что-то оборвалось.
— Как нет? Ушла куда-то? Валентина Семеновна, не пугайте нас, — насторожился Морской. — Вы так говорите, будто…
Коля не дослушал и кинулся к флигелю. Он знал, что мама такими вещами шутить не стала бы. Он чувствовал, что случилось нечто ужасное.
— Меня не было всего полтора часа, — пояснила мама, догнав Колю у двери. Вместо того, чтобы доставать ключи, она смотрела на Колю, как бы прикидывая, способен ли он мыслить конструктивно.
— Я в норме, — ответил он на ее немой вопрос.
— Тогда послушай сначала, что случилось! — строго произнесла она. — Я не уверена, что стоит заходить. Мы можем уничтожить следы злоумышленника! — Она была права, и Коля заставил себя сосредоточиться и попросить все объяснить подробно. — У Клавдии было время, и она предложила позаниматься с Вовкой музыкой. Они ходят иногда к роялю в актовом зале. Я пошла с ними. Вернулась — в доме все вверх дном. Как будто обыск или ограбление. А Светы нет. Одежда есть, а Светы нет. И Тосин плащик тоже как висел при входе, так и висит. — С каждым словом матери Коле делалось все страшнее. — Я поискала по территории. Никто их не видел. Узнала, где живет Тося — к своему стыду, за два года знакомства я ни разу не удосужилась поинтересоваться ее жилищными условиями.
— Она живет в каморке в третьем корпусе. В бывшей сестринской, я давно уже узнал, — машинально вставил Коля.
— Да-да, — вздохнула мама, все еще глядя на сына так, будто прикидывала, не стоит ли вызвать ему «скорую помощь». — В каморку к Тосе я и заглянула. Клавдия вошла в положение, нашла запасные ключи. Внутри картина та же, что у нас. Орудовал явно один и тот же человек. Тогда я поняла, что дело плохо. Все перевернуто вверх дном, все вещи ровным слоем валяются по полу и кровати… Ящики тумбы выдвинуты, дверцы шкафа распахнуты… Клавдия с Вовкой побежали к участковому, а я — к тебе.
Коля замер на пороге флигеля, стараясь сохранить профессионализм. От двери было видно кухонный стол в тупике коридора-предбанника и большую часть комнаты. Все было раскурочено и перевернуто вверх дном, как после обыска. На полу валялись даже скатерть и чашки со стола…
— Что можно так искать? Быть может, клад? — озвучила догадку Коли мама.
— С чего мы взяли, что у Грайворонского один сообщник? — хлопнул себя по лбу Николай. — Оставшийся на свободе все еще одержим кладом и продолжает искать… Ты посмотрела вещи? Что-нибудь пропало?
— Как будто ничего… Хотя есть одна странность. Мешок пропал. Он на моей рабочей тумбе лежал. Такой же, как вот эти, — мама показала на брошенные комом посередине комнаты мешки из-под картошки. — Понятно, что выносить награбленное в мешке очень удобно. Но забирать мешок без содержимого… Зачем?
— В нем можно было вынести двух пленниц? — хрипло спросил Коля.
Глава 15Всё!
В редакции Морской сидел как на иголках. Хоть Двойра закатила вчера одну из своих коронных эффектных и эффективных истерик и добилась разрешения ночевать с дочерью, а утром в больницу должен был прийти дежурить Женька, беспокойство за Ларочку не проходило. По всему выходило, что она будет следующей… Причем откуда ждать угрозы, было непонятно: про бедных Свету и Тосю все еще не было никаких вестей. Перед работой Морской заскочил в участок к Коле, но ничего утешительного не узнал. Горленко был безумен и безутешен.
— Последствия контузии, не иначе! — прокомментировала поведение Коли уборщица, с деловым видом снующая по коридорам участка. Она, похоже, выбилась из сил и уже даже не пыталась протестовать, наблюдая, как Горленко, перевернув стол набок, крепит к нему все новые и новые записки. Лишь ворчала себе под нос что-то осуждающее и жаловалась посетителям.
— Уважайте методы работы профессионалов, — строго посоветовал Морской.
— Не заступайся за меня, она права, — бессильно опустившись на пол, прошептал Горленко. — Я дурак! Всех на уши поставил, всю ночь работали… Все результаты экспертиз выписал. На перепроверку что мог отправил. Всё здесь! — Он показал на свою импровизированную доску. — А толку никакого. Смотрю, сопоставляю, а идеи — нет. И голова гудит нещадно…
— Тебе необходимо хоть чуть-чуть поспать. — Морской не без тревоги отметил надписи на обрывках листочков. — Это обычные каляки, которые, скорее, надлежит изучать психиатру, а не следователю.
Всю вторую половину вчерашнего дня Коля провел в хаотичных и бессмысленных гонках. Узнал, что от поврежденного второго корпуса как раз в то время, как Света с Тосей пропали, увезли грузовиком мешки со строительным мусором, — помчался на свалку. Узнал, что на чашках Светы и Тоси обнаружены остатки того же сильнодействующего препарата, которым «вырубали» недавно Дородного, — принялся допрашивать ни в чем не повинного больного. Всю ночь возился еще с чем-то, о чем Морской уже даже и не знал.
— Иди домой, приляг! — снова обратился он к другу.
— Прилягу, это верно! — Напугав теперь еще и покладистостью, согласился Коля. — Глеб вроде говорил, если что нужно — обращаться. Так обращусь! У него стульев в кабинете слишком много. На них и покемарю…
Морской ушел, так и не рассказав, какие выводы они с Двойрой, Ларочкой и Женькой сделали вчера, допоздна обсуждая происходящее. Впрочем, ничего конструктивного ведь и не надумали. Обговорили старое, припомнили все мелочи, разложили по полочкам все новости, что принес этот грустный день. Увы, как и у Коли после следственных мероприятий, никакой ясной картины из этого не сложилось. Известно, что Тосю и Свету опоили сильнодействующим снотворным, но куда вывезли и, главное, зачем, никто не представлял. Преступника или преступников никто не видел. Отпечатков пальцев или еще каких-нибудь важных улик они не оставили. Обыск во флигеле у Светы и в каморке Тоси проводили явно наспех, но, тем не менее, скорее всего в перчатках.
Теперь Морской, конечно, был в напряжении. Всё ждал, что на пороге редакции появится посыльный и сообщит нечто ужасное. Или что Ларочка пропала, или что Свету с Тосей нашли бездыханными и надо как-то сообщить об этом Коле…
Но вместо этого пришли другие вести.
— Смотрите, кого я вам привела! — В проеме двери возникла улыбающаяся Анечка. Народу в комнате было немало, но она смотрела прямо на Морского и обращалась явно к нему: — Вот!
В редакции на миг стало светлее и уютней. Вошла Галина Поволоцкая. Исхудавшая, с посеревшим лицом, но все с теми же смеющимися глазами и немного ироничной улыбкой. Та самая Поволоцкая — друг семьи Морских, устроительница довоенных литературных посиделок, любительница говорить начистоту, жена чудесного поэта — Саши Поволоцкого.
«Ну надо же!» — Морскому стало стыдно. За эти дни ни разу ему не пришло в голову заглянуть к Поволоцким. К