Мысли в голове начали сменяться со скоростью света, подискивая необходимые слова.
— Я работала в газете редактором, — почему-то идея рассказать правду о том, что я журналист, показалась мне неудачной.
— Большая газета? — снова спросил мужчина.
— Пятидесятитысячный тираж, — и снова ответила не до конца честно, скрыв реальный размер федерального издания.
— Где учила английский? — продолжил допрос мужчина.
— В Англии, — это правда.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
К этому моменту девушка завершила свою работу и обратившись к мужчине на арабском, кинула на меня оценивающий взгляд и вышла из комнаты.
Мужчина зашевелился на кушетке. В висках застучала кровь. Я не хотела видеть его лицо, не хотела, чтобы он остался обнаженным со мной наедине в комнате. Он опустил ноги на пол и сел на край массажного стола. Наши глаза встретились и я тут же опустила взгляд к полу, чувствуя как меня сканируют колкие глаза.
— Сними хиджаб, — властно проговорил он.
Трясущимися руками я стянула с себя платок, продолжая изучать узор на полу, но совершенно ничего не видя перед собой, ощущая как лицо краснеет от его пристального внимания, а под ребрами сердце заходится от страха.
— Посмотри на меня, — каждое слово твёрдое как сталь.
С людьми умеющими так разговаривать, никогда не возникает желания спорить. Я взглянула на него, тут же увидев чёрные как ночь глаза в обрамление бархатных ресниц, ощущая как внутри все закипает от ярости. Да кто он вообще такой, что смеет считать себя выше других людей и как смеет держать пленников?! Жидкая магма бурлила в груди от злости и чем дольше я смотрела в темную бездну его глаз, тем сильнее по телу расплескивалась лава, заполняя каждую частичку тела ненавистью.
— Вижу, — ухмыльнулся он, а мне вмиг захотелось впиться в его лицо когтями, стирая эту отвратительно гримасу, — вижу, что с тобой будет не просто, Ма-а-а-я.
Растянул моё имя так, что стало тошно от привычных звуков, рассмеявшись.
Стиснула зубы, сдерживая нестерпимое желание плюнуть ему в лицо.
— Почему ты солгала? — взгляд стал серьёзным и еще более острым, как кончик кинжала. — Ты ведь так и не стала редактором, считая эту работу скучной и предпочитая ей журналистскую деятельность.
Шумно втянула воздух, не ожидая подобной осведомленности. Он поймал меня на лжи. Пульс ускорился. Я понимала, что вслед за этим разоблачением должно последовать наказание, которое станет демонстрацией его силы.
— Видишь ли, девочка, я так же как и ты люблю расследования. Люблю выводить людей на чистую воду.
Он поднялся с кушетки, закрепляя полотенце на бёдрах, не прерывая зрительного контакта.
— Поэтому, — сделал шаг ко мне и я только сейчас поняла какой он высокий, наверное на две головы выше меня. Взгляд упирался в его мускулистую, покрытую чёрными волосами грудь и в нос ударил запах эфирного масла лаванды, — я знаю, что сесть на самолёт тебя заставила не любовь, а жажда сенсации. Верно? Что ты хотела расследовать? Торговлю людьми?
Резко вздернула голову вверх ошеломленно взглянув на мужчину, не осознавая на тот момент, что даю ему желаемую реакцию. Его глаза горели превосходством и он демонстрировал его всем своим существом.
— Да, девочка. От меня ничего не скрыть, — снова тихо засмеялся.
А у меня от этого его самодовольства и смеха волосы на теле встали дыбом.
— Легко быть сильным рядом с тем кто не может ответить, — горько усмехнулась. — Демонстрировать силу, запугивать. Тебя это возбуждает, верно? Нужно, чтобы боялись, иначе не стоит?
Начав говорить, не могла остановиться, да и не хотела. Наплевав на последствия подобной смелости или если быть точнее глупости, позволила яду выплеснуться наружу и отравить чудовище, возвышающееся надо мной. Все равно здесь меня не ждало ничего хорошего. Так лучше нанести первый удар и получить сдачу, чем добровольно отдаться на растерзание волку.
— Хорошая попытка, — усмехнулся он. — Значит я в тебе не ошибся.
Какое-то мгновение, показавшееся целой вечностью он молча всматривался мне в лицо, а я мысленно отсчитывала секунды до того как почва разверзнется под ногами и черти утащат меня в самое пекло ада.
— На сегодня все, — внезапно сделал шаг в сторону, поворачиваясь ко мне спиной. — Ты свободна.
Он пошел в ванную комнату, когда почти у самое двери остановился:
— Ах, да, — повернулся ко мне. — Теперь тебя зовут Ануд, — сказал совершенно будничным тоном, оставляя меня в абсолютном недоумении.
Мужчина крикнул что-то на арабском охране и скрылся за дверью ванной комнаты, отправляя меня под конвоем обратно в заключение.
Глава 17
Крупная красная капля упала на белоснежное полотно, расплываясь в стороны алой кляксой. Рядом с ней опустилась ещё одна, сливаясь с первой в знак бесконечности, и как только к ним присоединилась третья, то образовался прекрасный багровый цветок. Опустил большой палец на холст, пытаясь стереть получившийся рисунок, но вместо бумаги под пальцами человеческая плоть. Белая, невинная, но теперь запятнанная по моей вине. Мая. Это ее кожа. Чем больше пытаюсь оттереть живот от крови, тем сильнее окрашиваю её плоть в красный. Багровый покрывает ее полностью, под ним не видно чистого участка кожи. Нежные пальцы коснулись моего лица. Посмотрел на Пчелку в любимые зелёные глаза, но и на них сползают ручейки крови.
— Помоги, — прошептала она и отпустила руки, не в силах сопротивляться кровавому потоку, утаскивающему её от меня прочь.
— Мая! — крикнул, вступив в багровую реку по колено, но изо рта не донеслось ни звука.
Снова и снова пробую произнести её имя, но все безрезультатно. Не оставляя попыток выговариваю звуки по отдельности и как только её имя наконец-то сотрясает воздух, распахиваю глаза, пробужденный собственным голосом.
Передо мной все тот же белый потолок с тонкими трещинами, что я видел во время пробуждений на протяжении прошлых полутора недель. Прерывисто дыша присел в кровати, мысленно прокручивая приснившееся. Река крови и Мая, тонущая в ней. Не оставалось сомнений в том, что она в беде. Ей требовалась моя помощь, а я находился здесь, отсиживаясь, как проклятое ничтожество. Тревога встала комом в горле. Я должен найти Пчелку как можно скорей.
— Что с тобой? — спросил Рахим, один из моих соседей по комнате.
— Сон, — коротко ответил, не вдаваясь в подробности.
— Так всегда после первого убийства, — проговорил на английском, показывая руками ружье.
Кивнул, демонстрируя, что понял его. Почти неделя прошла после операции, перевернувшей мое сознание. И это была первая ночь когда вместо случайно убитых мной в ночном кошмаре женщин и детей я увидел что-то другое. Но этот сон не принес облегчения. Мне ясно ощущалось, что именно по моей вине кровь забирает Маю. И я чувствовал себя там рядом с ней абсолютно беспомощным, точно так же как и в реальности не зная как именно могу её спасти.
Сердце бешено колотилось, а со лба струились ручьи пота. Был ли сон последствием последних событий или же она действительно находилась в смертельной опасности я не мог узнать наверняка. Но чуял нутром, что время стремительно утекает сквозь пальцы и я нужен ей как никогда.
Последние несколько дней дались мне непросто. Вина о содеянном висела на мне, придавливая к земле бетонной плитой. Я не мог есть, вновь и вновь прокручивая лица убитых, не мог заглушить звенящий в ушах крик детей и женский плач. Люди окружавшие меня вмиг потеряли человеческие лица превратившись в монстров, да и в зеркальном отражении на меня смотрело чудовище. Лишь мысли о Пчелке, приглушали голос совести, но и этого было мало. Мне все время казалось, будто я испачкан чужой кровью и она не отмывалась, въевшись в мою плоть, пропитав собой до костей. Ночами становилось особенно невыносимо, когда взрослые и детские лица с безжизненными мертвыми глазами, приходили ко мне во снах и раздирали мою плоть в клочья, забирая по кусочку с собой. Просыпаясь я снова и снова просил у них прощения, умолял пощадить меня. Но только на душе не становилось легче. Я ощущал себя предателем человеческой расы, способствующий подобным зверствам. Мысли о содеянном не давали покоя, находясь со мной двадцать четыре часа в сутки. Только образ Маи помогал жить, механически соблюдать установленные правила и продолжать играть.
Но этот сон пробудил меня. Напомнил, что я должен спасти Пчелку любым способом. Неважно на какие жертвы придется пойти, ради нее я готов на все. Любой грех можно оправдать перед собой и договориться с совестью. И только потерю Маи невозможно будет простить, ведь без нее для меня все лишится смысла.
Начиная день, я молился, чтобы новое задание приблизило меня к моей девочке. Сегодня мне предстояло пойти на лагерь иноверцев, удерживающих в плену, как говорил Хасан, наших собратьев. Засунув поглубже голос совести, говорил себе, что освобождение людей — благородное дело. Ведь не все среди них убийцы и я могу помочь выбраться на свободу абсолютно невиновному человеку. Правда веры в собственные уговоры все еще не хватало для того, чтобы без отвращения брать оружие в руки.
Выпрыгивая из фургона с автоматом в руках, я снова просил Всевышнего о том, чтобы мне не пришлось использовать оружие по назначению и том, чтобы я остался в живых и смог вернуть Маю домой. Сегодня мы пошли на задание ночью. Путь нам освещали лишь звезды. К счастью луна перерождалась и не выдавала нас своим светом.
Как и в прошлый раз мы оставили фургоны где-то в полукилометре от объекта. Песок усложнял задачу добраться до пункта назначения бегом. Но самой большой трудностью оказалась сам объект. Он напоминал крепость с высокими стенами и башнями наблюдения. Окружающую его территорию освещали прожекторы, превращая нашу миссию практически в невыполнимую. Увидев ожидающее нас в реальности, а не на бумаге, понял о неизбежности перестрелки и сопутствующих её жертв. У меня было распоряжение, прорваться внутрь и высвободить пленников. Но как это сделать без стрельбы я не представлял.