В тот же момент распахнулась дверь, и в квартиру ввалился Герман. Оглядев всех троих и задержав свой взгляд на Борисе, он гневно спросил:
– Что здесь происходит?! – Не дождавшись ответа, спросил у жены: – Катерина, ты должна все объяснить!
Она опустила голову.
– Давай, я объясню, – заступился Борис.
Но Герман его осадил:
– Объяснять нужно было, когда я тебя спрашивал. Сейчас я говорю с женой.
Жорес попятился к двери.
– Вы поговорите, а я пойду.
– Стой! – закричал Борис и ринулся к двери.
– Держите его! – воскликнула Катерина.
Но Жорес был уже на лестничной площадке. Герман отреагировал молниеносно: выскочил из квартиры и врезал Жоресу в ухо кулаком изо всей силы.
Жорес упал на бетонный пол и замер. К нему осторожно подобралась Катерина, присела на корточки и прислушалась:
– Кажется, жив… – она прикоснулась к шейной артерии. – Жив!
– Что происходит?! – На пороге своей квартиры стояла Инна Михайловна. – Увидев лежащего на площадке, она кинулась к нему:
– Герман Андреевич, что с вами?
– Что?! – грозно спросил Герман. – В чем дело? Почему вы так его называете?
– Потому, что этот человек – Трубников Герман Андреевич, хозяин соседней квартиры и муж Катерины. – Она взяла Катерину под руку.
– Трубников – это я! И это моя жена! – проорал Герман.
– Катенька… – пролепетала старуха. – Скажите ему. Я не понимаю.
– Все – правда. Он мой муж, Трубников Герман Андреевич. – Катерина показала рукой на Жореса: – Этот – самозванец. Той ночью, когда вы встретили его выходящим из нашей квартиры, он вам соврал.
– Жулик? – Герман посмотрел на Жореса и поддел его безвольную руку носком дорогого ботинка.
– Герман… – Борис взял Трубникова за руку, отвел в сторону и там что-то стал ему объяснять.
– Катенька, мне так неловко! Я снова вас подвела, – прошептала Инна Михайловна.
– Вы не виноваты, – успокоила ее Катерина. – Будь я на вашем месте, я тоже бы на это купилась.
– Но что подумает ваш супруг? Скажет, совсем старуха сошла с ума…
Жорес тем временем шевельнулся.
– Он приходит в себя! – заметила Катерина.
– Давайте перенесем его в комнату! – распорядилась Инна Михайловна.
Закончив разговор, мужчины подхватили Жореса и перенесли его в гостиную Инны Михайловны. Там положили на диван и сами сели на стулья.
– Чаю? – с воодушевлением спросила Инна Михайловна.
– Да, если можно, – на автомате ответила Катерина.
Старуха ушла на кухню.
Жорес открыл глаза и посмотрел на Трубникова:
– Это вы меня так?
Тот ответил:
– Когда просят остаться, не нужно бежать.
Жорес перевел глаза на Бориса.
– Ты зачем во все это ввязался? – И когда тот промолчал, добавил: – Хорошо знаешь, от меня ничего не добиться. Я на службе. Стоит мне позвонить…
– Не нужно звонить, – твердо сказал Картавин. – Это не в твоих интересах.
– Во-о-от как он заговорил, – Жорес усмехнулся. – А что, если твой Балашов узнает, что ты стукачок, а я твой куратор?
– Кто стукачок? – спросила Катерина.
Жорес объяснил:
– Ваш приятель Картавин сотрудничает с органами безопасности. И очень успешно.
Борис встал со стула, сунул руки в карманы, подошел к Жоресу и, глядя на него сверху вниз, резко спросил:
– А что, если твоему руководству кто-нибудь сообщит номер счета в швейцарском банке и сумму, которая там лежит?
Жорес побледнел и быстро закрыл глаза.
– Ему плохо, – дернулась Катерина.
– Ничего, оклемается.
Не открывая глаз, Жорес снова заговорил:
– Можем договориться?
– Я с самого начала тебе предлагал. – Борис вернулся на свое место.
– О чем я должен тебе рассказать?
– Не мне. Ей. – Картавин кивнул на Катерину.
Жорес посмотрел на нее и снова спросил:
– Что вы желаете знать?
– Все.
– Некорректный запрос, – заметил Жорес. – Всего не знает никто. – Он с трудом поднялся и сел на диване. Пощупал челюсть у правого уха и болезненно скривился. – Хороший удар.
Катерина спросила:
– Что случилось в этой квартире в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, почему расселили жильцов и что было потом?
– Ну вот, теперь все понятно. Могу начинать?
– Прошу вас.
– Мы говорили с вами про Ротенберга, про генерала Еремина, про кардиолога Белоцерковского… Интересные, неоднозначные люди. Но вся эта история началась с другого человека, не такого яркого и заметного. Впрочем, как для кого… – Жорес усмехнулся.
– Вы говорите про Лилю Глейзер?
– Да, – он кивнул. – Про нее. Мы с вами обсуждали вопрос ее связи с Лаврентием Берией. Для такой юной девушки, как она, эти отношения были мучительными, тем более, у нее был жених.
– По этой причине Лиля Глейзер ему отказала, – заметила Катерина.
– Вот видите, это неблагоприятным образом отразилось на ее судьбе. Но дальше все было еще печальнее. Нужно заметить, Берия вцепился в нее мертвой хваткой. Я читал протоколы допросов его подчиненных. Машину за Лилей присылали довольно часто. Ее забирали из дома, из института, отовсюду и в любое время, когда того хотел ее новый хозяин. Между тем в близком окружении Берии нашлись люди, которые заподозрили Лилию Глейзер в шпионаже в пользу английской разведки. Берию в известность не поставили, однако работу в этом направлении вели очень большую. В конце концов втайне от него приняли решение ее устранить, применив специальные средства.
– Убить? – спросил Картавин.
– Устранить – нейтральное слово. Для этого путем шантажа привлекли ее подругу, артистку Викторию Флерову. Вручили ей парфюмерный набор, в котором были духи с пульверизатором. Духи были заряжены летучей фракцией яда батрахотоксина в мизерной концентрации. План был таков: Глейзер должна получать отравляющие дозы понемногу, но постоянно. Таким образом хотели имитировать смерть от сердечной болезни.
Катерина спросила:
– То же самое случилось с Зоткиным?
– Стариком с третьего этажа? – уточнил Жорес.
– Да. Он обнаружил рабочих вместе с участковым.
– Нечто похожее. Однако в его случае доза была одноразовая и много больше. Лилия Глейзер умирала почти полгода, точнее – пять месяцев. Парфюмерный набор она получила в конце сентября пятьдесят второго, в свой день рождения. В феврале пятьдесят третьего ее, как мы знаем, в живых уже не было.
– Но как она попала в тот чемодан? За что убили ее мать?
– Это еще не конец истории. Дойдем и до этого. – Жорес взглянул на Катерину. – Вы же хотели узнать все?
Катерина оглянулась на Германа, он ответил ей удивленным взглядом. Было видно, что он сильно обескуражен. Трубников проронил:
– Говорил я тебе продать эту квартиру!
– Зря не послушались, – заметил Жорес. – Итак, я продолжу… До Берии дошла информация, что Лилию Глейзер умышленно отравили. Он расценил эти действия как выпад против него лично. Были арестованы несколько человек. Их допрашивали, пытали… Короче, следствие установило, что отравили Лилию Глейзер батрахотоксином, а у этого яда, как вам известно, противоядия нет.
– Почему не арестовали Викторию Флерову? Она была исполнителем.
– Флерову использовали вслепую. Она не знала, что в духи добавили яд. – Жорес между делом кивнул. – Знаю, вы с ней говорили. Но не думаю, что она рассказала что-нибудь интересное. Флерова – женщина определенного сорта: эгоистичная и развращенная.
– Ошибаетесь, – заметила Катерина. – Она рассказала все.
– С чего бы это вдруг? – удивился Жорес.
– Ей приснилась Лиля Глейзер. На Флерову это сильно подействовало, и она решила облегчить душу.
– Я был прав, – заметил Жорес, – Вам нужно работать в органах!
– Это вас не касается, – одернул его Герман. – Вы здесь для того, чтобы рассказывать.
Жорес послушно продолжил:
– Когда Берия узнал, что его женщину, его собственность отравили – у многих головы с плеч полетели. Помимо того, что он расправился с участниками заговора, он приказал создать антидот батрахотоксина. Для этого создали экспериментальную лабораторию. Нечто вроде филиала печально известной «Лаборатории Х», которая находилась в Варсонофьевском переулке. С той только разницей, что в ней изобретали не яд, а противоядие батрахотоксина.
– Где располагалась эта лаборатория? – спросил Картавин.
– Не догадываетесь? – Жорес кивнул Катерине: – В вашей квартире.
– Не может этого быть! – вырвалось у нее.
– Может, – коротко заметил Жорес. – Лилия Глейзер была в очень плохом состоянии. Ее решили не трогать. Они с матерью остались жить в своей комнате. Остальных жильцов расселили.
– Что же, лабораторию создали только для того, чтобы спасти Лилю Глейзер? – спросила Катерина.
– Не думаю, хотя и не исключаю. Возможно, Берия хотел, чтобы ее спасли. Может быть, опасался за себя самого. Его тоже могли отравить. Зная этого человека, его трудно заподозрить в сентиментальности. У него был свой, весьма специфический взгляд на любовные отношения между мужчиной и женщиной. Так что никто уже не узнает, какова была истинная причина создания этой лаборатории. Свидетелей не осталось.
– Что было дальше? – спросил Картавин.
– Квартиру разделили на две части. Жильцов расселили. Глейзеры остались в своей комнате. В квартиру завезли оборудование, препараты. Для работы с ядовитыми веществами соорудили мощную вентиляцию. Были оборудованы три палаты, куда помещали подопытных…
– Кого? – удивленно переспросил Герман.
– Заключенных, приговоренных к высшей мере. Их сначала травили, а потом проверяли экспериментальные образцы антидотов. Как я понимаю, если бы антидот удалось разработать, его немедленно ввели бы Лилии Глейзер.
– Теперь я понимаю, для чего в дверях были глазки. – Катерина испуганно взглянула на мужа, тот пересел ближе и обнял ее за плечи.
– Насколько мне известно, подопытные пациенты умирали как мухи. По ночам их выносили в ящиках, грузили в машины и увозили. Вопросами безопасности руководил полковник Безруков, он, кстати, жил в этой квартире. Я в прошлый раз уже говорил…