– Карта понадобилась Дрейку, который решил, что лучшего места, откуда совершать пиратские налёты на бразильские фактории испанцев, не найти. А карту он нашёл в архиве приятеля своего отца, преподобного монаха Финиуса…
– Да откуда тебе это всё известно? – не выдерживает Дмитрий. – Так рассказываешь, будто сам всё это видел…
– Ты сам сделал этот вывод, – замечает Максим. – Я тебе не подсказывал.
– Я эту историю совсем не так знаю…
– История учит тому, чему учит учитель истории… – Максим пожимает плечами. – Потомки интерпретируют события так, как им велит интерес… и позволяет совесть.
– Ты не ответил, – напоминает Светлана. – Откуда ты всё это знаешь?
– Знаю, – просто отвечает Максим. – Смотрю и вижу. Что вижу, то рассказываю.
– Видишь? – перебивает его Дмитрий. – Что-то не припоминаю я за тобой таких способностей. Что значит "видишь"?
– Смотрю на предмет и чувствую, каким ему следует быть. Или думаю над чем-то и понимаю, что всё могло быть иначе, более логично… красиво… А значит, так оно и было.
– Красиво?
– Точно, – соглашается Максим. – Целесообразность и красота. Если, конечно, это не одно и тоже. В природе всё подчинено красоте. Социальная жизнь – часть природы, и подчиняется тем же законам.
– И вся человеческая история – целесообразна и красива? – зло, с насмешкой справляется Дмитрий.
– Безусловно!
– Например, Хиросима…
– Люди увидели, что это такое. На деле. Не на семинарах по ядерной физике в секретных лабораториях, а живьём. Да, живьём… Увидели как живьём горят десятки тысяч человек одновременно. Увидели и ужаснулись. Это полезно. Как прививка.
Разве человек думает о миллионах гибнущих в его теле клетках при вакцинации? Его задача спасти себя, как личность. А случается, врачи даже не интересуются мнением больного и ампутируют конечности без его согласия…
– Но клетки – не люди? – спрашивает Светлана.
– Что мы об этом знаем? – отвечает вопросом на вопрос Максим. – И что о нас знает наш социальный организм?
– А разве такой есть?
– Макросоциум? Конечно, есть.
– Конечно, конечно, – не сдаётся Дмитрий. Чувствуется, что его задело. – Инквизиция – тоже красиво?
– Одно из самых красивых решений, – подтверждает Максим. – Подумай сам, какой великолепный предохранитель на пути прогресса! Да ещё на основе веры, вплотную подобравшейся к истине и громче всех призывающей к терпимости!
– Зачем прогрессу предохранитель?
– А было бы лучше, если бы атомная бомба появилась в каком-то отдельно взятом графстве? Или бактериологическое оружие в руках гугенотов… после Варфоломеевской ночи?
– Максим, – сопит и потеет Дмитрий. Глаза красные, раскалённый паяльник в очередной раз забыт, отброшен. – Что за бред ты несёшь?
– Но как же это? – вторит ему Света. – Ты же сам всё время цитируешь Библию. Нет там никакого социума…
– Да как же нет? В Евангелии только о нём и говорится!
Теперь они молчат.
Их страшит то, что он может сказать.
Их страшит то, что он сейчас скажет.
– Едва родившись, колония из шестидесяти триллионов клеток под названием "человек" сама себя не осознаёт. Без присмотра родителей она погибнет. Так и человечество.
Без отца, Господа своего, Создателя, оно бы неминуемо погибло. Ребёнок растёт и в какой-то момент осознаёт себя человеком. Человечество подрастает, приходит время, и сознание макросоциума просыпается. Библия ему дала имя: Бог-сын…
– Там ещё был святой дух, – хрипло вставляет Дмитрий.
– Почему был? Он и есть. Только это не существительное. Это глагол, способ передачи информации, материальная связь между Отцом и Сыном – человеческим социумом.
– Пророки, мессии?
– Исус – человек, которому выпал счастливый билет. Его рождение совпало с моментом самоосознания человечества, как разумной единицы. Он отождествил себя с макросоциумом и стал Сыном. После Него не могло быть пророков. Бог-отец отошёл в сторону. Ему больше незачем опекать подросшего Сына. Отсюда и развал империй, варварство и дикость: ребёнок, предоставленный самому себе, первое время ломает всё, до чего может дотянуться. Дальнейшие последователи могли подключиться с помощью Святого Духа только к общечеловеческому сознанию – к Сыну человеческому, но не к информационному каналу Бога-отца. Господа нет, Он ушёл…
– Погоди, человек творит чудеса, доказывая тем самым, что он пророк, при чём тут какой-то информационный канал?
– А ты представь армию роботов на швейной фабрике, занятых вышиванием квадратного узора на ткани. И вдруг, на вход одного из роботов поступает новая программа, и теперь он вышивает петли и окружности. С точки зрения его соседей, которые могут видеть, что происходит, этот робот – пророк, мессия, несущий слово Истины… Чудеса не являются доказательством высшей сущности, это лишь новая программа, новая информация о том, как вышивать вместо квадратиков – кружочки.
– Ты хочешь сказать, что можешь по своему желанию подключаться к сознанию этого социума?
– Я ничего не хочу сказать. – Максим даже покачал головой. – Ты – спрашиваешь, я – отвечаю.
– Но это следует из твоих слов!
– Тем не менее, это ты сделал такой вывод, ты это сказал…
– Мне не нравится то, что ты говоришь!
– Не спрашивай, и я тебе ничего не скажу.
– Тебя нужно изолировать от общества!
– Кто несёт большую ответственность: кто спрашивает или кто отвечает?
– Что это? – вместо ответа Дмитрий поднимает вверх руку с упаковкой аспирина.
– Аспирин, – с готовность отвечает Максим.
– Для чего он мне?
Максим усмехается. Давненько его никто не экзаменовал. Даже интересно.
– Это совсем не трудная задачка, – отвечает он своему другу. – Тебе было нужно не лекарство, а припой. Аспирин – это ацетилсалициловая кислота – отличный антиоксидант, сейчас ты на этих таблетках будешь лудить провода, прежде чем их спаяешь…
IY
Максим вставил следующую кассету и опять запустил функцию ускоренного просмотра видеозаписи. Двойное, с вакуумной прослойкой стекло колпака экспериментального бокса не потело и не покрывалось изморосью. Фризер работал безукоризненно. Макет немедленно начал покрываться слоем льда. Пластмассовые горы, казалось, съёжились и осели под стремительно увеличивающимися ледовыми шапками.
Очередной опыт моделировал динамику замерзания при условии наличия в долине трёх геотермальных источников тепла. Нагреватели стояли в вершинах равностороннего треугольника, и было хорошо видно, как сползающий с гор ледник, наткнувшись на тепловое препятствие, начал раздваиваться, змеиным языком охватывая долину с двух сторон. Ручеёк, имитирующий реку, бурлил, но оставался в своём русле.
Ледовые клещи обползли треугольник и сомкнулись у самой береговой линии.
Но оледенение не прекратилось.
Стенки вокруг "долины" становился всё выше, а просвет между ними – `уже. Прошло ещё несколько минут, и весь объём под стеклом оказался заполненным льдом.
Внезапно картина изменилась: это включилась видеокамера в "долине". Ручеёк разлился – река вышла из берегов. Со стенок купола срывались огромные капли влаги, теперь ручьи стекались к бывшему руслу реки со всех сторон. Объектив камеры запотел, и, несмотря на яркий свет ламп, предусмотрительно установленных в "долине" Дмитрием, качество изображения резко ухудшилось.
Максим остановил видеозапись и сверился с пометками лабораторного журнала.
– На этот раз река не замёрзла… – проговорил он вслух.
– И что это значит? – откликнулась Светлана.
– Это значит, что теперь мы точно знаем, что измеряла подводная лодка у берегов Антарктиды.
– И что же?
Максим выключил магнитофон и откинулся в кресле.
– Она измеряла солёность воды…
– Зачем?
– Кто-то ищет подземные, вернее, подлёдные реки, которые вырываются из-под замёрзшего континента в океан.
Она немного подумала:
– Ты думаешь, там могут остаться полости? Подо льдом?
– Ты же видела, – он махнул рукой в сторону монитора. – По крайней мере, условия, при которых в толще льда остаются огромные пузыри воздуха над непромерзающей почвой, – существуют. Вопрос лишь в мощности геотермальных источников тепла, в их количестве и расположении.
Они помолчали.
Максим покосился на часы. Близилось время связи с Женевой. Необходимо было на что-то решиться. Он поднялся с кресла, и, не спеша, убрал в шкаф видеоаппаратуру.
Туда же положил свои записи. Но в их хранении уже не было нужды: задача была решена, оставалось только ответить на последний вопрос: что теперь с этим делать дальше?
– Думаешь, кто-то ищет русла подлёдных рек, чтобы по ним проникнуть внутрь этой полости?
Максим молча кивнул.
– Но зачем? Или это новый вид спорта? Ледовая спелеология? Острые ощущения?
– Ты плохо представляешь себе масштабы этих пещер, – сказал он. – Площадь поверхности, свободной ото льда, может соответствовать по своим размерам Европе.
Не думаю, чтобы это была одна пещера. Скорее, цепь небольших, с Италию величиной, вытянутых "пузырей", связанных между собой реками…
Тревожно загудел зуммер вызова. "Вот он, момент истины, – сказал он себе. – Дальше откладывать решение невозможно"!
– Что это?
– Кто-то связался с моим компьютером, – пояснил Максим, открывая консоль. – Сейчас я дам подтверждение, и можно будет пообщаться в прямом видео контакте…
– Видео? – насупилась Светлана. – А это будет удобно? Всё-таки одиннадцатый час, ночь. Я тебя не стесню?
– Вот это да! – усмехнулся Максим. – Ты вспомнила, что такое скромность?
Экран монитора выдал хорошо знакомый адрес корреспондента, и Максим тут же подтвердил связь. Решение было принято. Вот сейчас, в эту самую секунду, события получали новое направление.
– Привет!
– Привет, малышка, – тепло отозвался Максим. – Как там у вас дела?
– До твоего письма – прекрасно, а теперь, не знаю…
– Тем не менее, всё это следует исполнить…