Он долго, тщательно мылся. Светлана под душем тоже не торопилась, благо воды было хоть залейся. Потом как-то так получилось, что обсуждение последних событий они продолжили в спальном отсеке, под одеялом.
"Мы никогда не будем вместе", – прошептала она.
"Я знаю", – так же шёпотом ответил он.
Потом… потом они уснули в начале седьмого…
Максим чуть приоткрыл глаза и убедился, что уже девять. Он погладил её гладкое плечо, она недовольно заворчала и сместилась чуть ниже, это позволило высвободить до камня онемевшую руку и спасти ноздри от беспощадной атаки её волос. "Пожалуй, можно вздремнуть ещё часок-другой", – наконец, решил он и поправил одеяло. Это движение оказалось перебором. Светлана нежно завозилась, просыпаясь и устраиваясь поудобнее у него на груди…
Они и в самом деле поднялись с постели только к двенадцати часам дня. Вот только на сон времени так и не нашлось…
Максим искоса посматривал на застывшее лицо Светланы, которая внимательно следила за экраном телевизора. Это была одесская станция, передавали новости, всё больше о событиях минувшей ночи.
Сильный пожар в двухэтажном особняке по улице Посмитного. Кошмарная трагедия, чёрная дата в истории Одессы. На первом этаже обнаружено пять сильно обгоревших трупов. Ориентировочная причина пожара: небрежное хранение легковоспламеняющихся жидкостей и неисправность электрических отопительных приборов. Сотрудники фирмы праздновали удачное завершение финансового года, какой трагический финал…
На Люстдорфской дороге найдена разбитая машина – результат непонятной жестокой аварии. В салоне – кровь, неподалеку от машины – оторванная кисть руки, но пострадавшие не обнаружены. Если кому что-либо известно об этом происшествии, просьба позвонить по телефону…
Светлана продолжала смотреть новости, а Максим запустил кофеварку и открыл холодильник. "Начнём с бутербродов, – решил он. – А рыбу я оставлю на вечер"…
– С чем бутерброды? – спросил он. – С ветчиной или сыром?
– Ты слышал, сказали, что их было пять?
– Думаю, Виктор с Германом уклонились от вечеринки…
– А икры нет?
– Икру вы с Николаем слопали…
– Вспомнил! – недовольно протянула она, – "слопали"… Да там её и было-то с пол чайной ложки!
– Слопали, – повторил Максим. – И не поделились.
– Мы с дальтониками не делимся!
– Я не дальтоник, – с достоинством ответил он. – Бери выше. Я – хроматический астигматик.
– Ух ты, – уважительно выдохнула она и отвлеклась, наконец, от ящика. – А что это такое?
– Кабы знал, то работал окулистом, а не масломером, – ответил Максим. Он уже нарезал копчёное мясо, солёные огурцы, сыр, достал из холодильника масло… – Давай-ка к столу поближе.
Она опять была в его рубашке, только на этот раз он точно знал, что под ней, под рубашкой, ничего не было. Ничего, кроме гладкой, нежной кожи… Знакомое родимое пятно застенчиво выглядывало из-под воротника…
– Эй-эй! – рассмеялась она. – Смотри не порежься.
Максим очнулся, посмотрел себе в руки и отложил нож в сторону. Он взял чашки, положил по одной ложке кофе и по две ложки сахара. Здесь у них вкусы совпадали.
Оба любили сладкое, и терпеть не могли горькое.
– Ты хочешь сказать, что цвета всё-таки различаешь?
– Ещё как! Просто иногда мне кажется, что "оранжевость" и "коричневость" люди выдумали нарочно, чтоб было чем морочить мне голову.
– То есть ты этих цветов не видишь?
– Не отличаю, – поправил её Максим. – Видела бы ты радость врачей на медосмотрах, когда они подсовывали мне свой журнал с цветными картинками и на какой-то очередной странице я заявлял, что тут ничего не нарисовано.
– Что за журнал?
– Там на странице беспорядочно разбросаны квадратики, треугольники и кружочки, все разных цветов, и фокус в том, что какой-то цвет упорядочен в букву или цифру…
Её-то и надо угадать.
– Угадать? Понятно…
– Особенно смешили тесты с маленькими квадратиками. Они меня спрашивают: "Какого цвета квадратик?", а мне смешно: "Какой, к чёрту, цвет! Он же ма-аленький"…
Зато я различаю двести пятьдесят шесть миллионов оттенков серого!
Она смеялась, и Максим был счастлив.
Одна только мысль отравляла его счастье, "надолго ли"?
– А рыба откуда?
– Поймал.
– Как? Когда?
– Ты спала.
– Не может быть, я очень чутко сплю.
– Да ну? – хихикал над ней Максим. – Пойдём, проверим?
– Дай мне хоть кофе допить…
И опять они в постели, и опять стрелки часов неумолимо наматывают на свои оси стремительно уходящее счастье. И опять в голове у Максима нет-нет, да и прозвенит звоночек: если оно всё равно уйдёт, так может, пусть бы лучше его никогда и не было?
Дело шло к вечеру, быстро темнело.
Они собрались выйти на прогулку к морю, чтобы проститься с этим холодным февральским днём, который в отличие от многих других дней так ласково с ними обошёлся. Дверь была уже открыта, когда компьютер просигналил о поступившем сообщении.
Они вдвоём, всё ещё держась за руки, остановились и посмотрели в сторону шкафа, в котором Максим хранил технику. Иллюзия счастья и полноты жизни уносилась прочь в такт коротким позывным компьютера.
– Ну, что ж, – нарочито бодро заявил Максим. – Давай-ка посмотрим, кто это нам письмецо передал.
– Подожди, – неожиданно сказала Света. Она потянула его к себе. – Не отвечай.
Максим замялся, потом, будто оправдываясь, сказал:
– Это не приглашение к связи. Мелодия у меня другая. Это сигнал о том, что пришло сообщение. И не важно: сейчас мы посмотрим его содержание или позже. Для отправителя письмо мы получили, счётчик запущен, мы можем только потерять время…
– Конечно, – она отпустила его руку. – Ты прав.
Максим закрыл дверь, разулся, подошёл к шкафу, открыл его и запустил монитор. К его немалому облегчению, вчерашние полёты никак не сказались на работе ни самого компьютера, ни периферии.
Ничего не разбилось, не сломалось…
– Да, сообщение. Отправлено из Одессы, так что тут ты права, это могут быть только неприятности. Ух ты, видеосъёмка, кто-то не пожалел ресурсов на видеоролик…
Он запустил воспроизведение.
Двое малышей, не старше трёх-четырёх лет, сосредоточенно перелистывали огромную книгу, сидя на ковре с высоким, отливающим сиреневым ворсом. Милая картинка сопровождалась приятной музыкой…
Максим настороженно повёл головой и скорее почувствовал, чем увидел, как осела Светлана.
– Что такое? – резко выдохнул он.
На ней просто лица не было. Она приподняла руку, указывая на экран, потом безвольно её опустила.
– Это мои, – едва выговорила она. – Василёк, Петенька…
Пол вздрогнул под ногами. Вселенная чуть сдвинулась в сторону и не спешила вернуться на место.
Видеопрограмма бодро отрапортовала о завершении своей работы, и на экране появилась коротенькая запись: "Никакой самодеятельности! Не двигайтесь с места!
Ждите дальнейших инструкций".
– Ты узнала обстановку?
Она не могла отвести взгляд от монитора, сжимала и разжимала кулаки.
– Это мои дети…
Максим увидел, что она задыхается…
Он с пол-оборота хлёстко, со звоном влепил ей пощёчину, потом ещё одну. Светлана опустилась на колени, закрыла голову руками и только тогда, будто прорвало, громко, беспомощно зарыдала. Максим поднял её с пола и усадил в кресло. Намочил платок и стал им вытирать её лицо, руки, шею.
– Детям ничего не сделают, – с ожесточением сказал он. – Ни им, ни нам. Чтобы убить, заложниками не пугают…
Она ещё раз всхлипнула и кивнула головой.
– Ты узнала комнату? – повторил он свой вопрос, видя, что она начала приходить в себя.
Но ответить у неё пока не было сил. Она лишь отрицательно покачала головой.
– На них была обычная одежда?
– Да, – едва слышно выдавила она.
– Книга. Что это за книга?
– Я… – она судорожно глотнула воздух. – Я не знаю…
– Света, ничего страшного не произошло. Это лишь один из способов психологического давления. Ты всё время должна помнить об этом.
– Да-да, конечно, – и она опять залилась слезами.
– Пойдём, погуляем, – предложил он. – Мы же собирались прогуляться к морю.
– Не пойду, – понемногу приходя в себя, ответила Светлана. – Я тут посижу. Они могут выйти на связь…
С его точки зрения шум прибоя и свежий морской ветер отрезвили и успокоили бы, но настаивать не стал. Только приоткрыл клапана вентиляции, и снял куртку.
– Раздевайся, – напомнил он Светлане, застывшей в своём горе. – Рыбу чистить поможешь?
– Что? Рыбу? Нет, наверное, давай уж лучше ты сам. У тебя хорошо получается…
– Сам, так сам, – откликнулся Максим. – Я, знаешь ли, чемпион по чистке рыбы.
Он выложил во всю длину разделочной доски лобаня (Серёга не подвёл: килограмма два будет!), растёр в ладонях немного соли, энергичным движением отсёк рыбине голову, другим движением вспорол брюхо.
Светлана безучастно следила за его действиями.
– Это же лобань, – неожиданно сказала она.
– Точно, – согласился Максим. – И что с этого?
– Лобань – пресноводная рыба, она в море не водится…
– Не водится, – опять подтвердил Максим, вычищая внутренности.
– А ты сказал, что на рыбалке был. Выходит, обманул?
Максим собрал голову и внутренности в кулёк, тщательно промыл руки, нож и тушку рыбы и серьёзно ответил:
– Мы на перешейке. Прямо перед нами – море, но позади, в двух километрах – Белгород-Днестровский лиман. Оттуда рыба. Вообще-то из головы можно было бы сварить уху, но уж больно неохота с жабрами возиться. Потому, хозяйка, ушицу будем варить, как в добрые, старые времена варили, из самой рыбы, а не из её куцых мозгов…
– Да не нужно её варить, – с неожиданной горячностью заявила Светлана. Краски вновь вернулись на её лицо. Глаза всё ещё блестели, но чувствовалось, что от удара она уже оправилась. – Просто пожарь и всё, и гарнира не надо.