– Хорошо, – с облегчением согласился Максим. – Как скажешь. Только я на минутку выскочу наружу, чешуя крупная, но всё равно, лучше я там её почищу.
За несколько минут его отсутствия, Светлана успела снять верхнюю одежду и умыться.
– А вот и мы, – жизнерадостно заявил Максим, сбрасывая с ног лапти. – Давай-ка пообедаем прямо сейчас, пока палачи размышляют, как бы получше перед нами извиниться…
– Максим, прошу тебя, оставь свой бравый тон, – осадила она его. – Я влипла, я это понимаю…
Она помолчала, потом продолжила:
– Извини за истерику, и спасибо…
– А спасибо за что?
– А за всё… – она перевела дыхание. – И вот ещё что, тебя они достать не смогут. Позволь, я тут у тебя дождусь их инструкций, а как они скажут что делать, ты меня подвезёшь до какой-нибудь цивилизации, что тут есть: автобус? электричка вроде шумела, и езжай себе. Я тебя в это дело втравила. Я виновата перед тобой.
Ты – хороший человек…
Максим молча, не перебивая, слушал, вытирая полотенцем рыбу и руки.
– Мне иногда так одиноко… – И вдруг она опять залилась слезами. – Мне всегда ужасно одиноко! Я всегда одна! Одна! Я! Я даже поверить не могла, что на свете есть ты, я боялась тебя… Как он мне твою фотографию показал… Я знала, что это не к добру!
Она замолчала, отвернулась к окну, за которым плотный февральский ветер безуспешно пытался разгладить вечные песчаные дюны, густо поросшие высокой, высохшей ещё прошлым летом осокой.
Максим спокойно вернул рыбину на доску и начал разделывать её по-корейски, на мелкие части-полоски, отделяя по возможности от редких костей.
"Да знаю я, – с ожесточением подумал он. – Леденящее, режущее душу одиночество.
Постоянное чувство невосполнимой утраты. И страх, переходящий в ужас, что это будет продолжаться вечно"…
Максим собрал кусочки рыбы в глубокую миску, посыпал солью, добавил перца, вымешал и залил молоком.
– Светлана, – вытирая руки, сказал Максим. – Тебе придётся смириться с мыслью, что я пришёл к тебе не на пять минут и не до утра. Я всегда был с тобой, и всегда буду с тобой. И если есть в твоей жизни что-то незыблемое, на что всегда можно положиться, что никогда не сдвинется с места, не утонет, не сгинет и не пропадёт, то это я…
Она смотрела в окно и молчала.
Максим взял салфетку и старательно протёр стол. Потом достал банку с мукой.
– Мы друг для друга, Света. Мы оба ненормальные.
Она, наконец, обернулась к нему и вытерла покрасневшие глаза.
– Это я ненормальная?
– У всех норма – сперва говорить о любви, и только потом, если сложится, заниматься любовью. А у нас?
Она улыбнулась.
– Чтобы говорить о любви, тебе партнёр не нужен. Ты о любви говорил целую неделю.
– А ты, значит, отмалчивалась? – укоризненно покачал головой Максим.
– Я сопротивлялась, – она опять улыбнулась. – Вот только безуспешно.
– Светлана, – твёрдо глядя ей в глаза, сказал Максим. – Я не сбегу. Теперь это моя война. Теперь это меня достали. Теперь это ты тут ни при чём…
Она чуть нахмурилась и отвела взгляд.
Она вспомнила разъярённый КАМАЗ, выныривающий с невообразимым рёвом из черноты ночи; вспомнила хруст костей и скрежет раздираемой плоти легковой машины, в одно мгновение уничтоженной напором этой ярости; и поняла, что человек, стоящий перед ней, не шутит. Если он вообще умеет шутить.
Опять зуммер. Сообщение.
Максим старательно вытер руки и подтвердил приём.
На этот раз это была самая обычная комната, почти спартанская обстановка, протёртое ковровое покрытие, вылинявшие обои, деревянный стул, на стуле молодой парень с уже знакомыми детьми. Экран монитора очень чётко передаёт испуг и растерянность парня.
– Света, – будто по команде открывает рот парень. – Я ничего не понимаю. Эти люди, – он бросает осторожный взгляд куда-то в сторону, – привели детей и сказали мне, – он сбился, смолк, прислушиваясь к недовольному бормотанию. – Они вежливо попросили меня передать, что произошло недоразумение. Что виновные наказаны, – теперь он открыто смотрел вбок. Дети пыхтели и выкручивались, было видно, что парню стоило больших усилий, сидя на стуле, удерживать их на месте, да ещё повторять за кем-то малопонятный текст. – Все моральные издержки будут компенсированы…
Парень исчез. Под нежный перезвон колокольчиков на розовом экране проплыли слова:
"Приглашаем посетить научно-исследовательское судно "Калима". К вашим услугам радушный приём, ресторан, комфортабельная двухместная каюта, библиотека и увлекательное путешествие за край света. На траверсе Затока будем через пять часов. Об отправке катера сообщим дополнительно. Всего хорошего, друзья, и ещё раз просим простить досадное недоразумение. Если у вас нет возможности сегодня подняться к нам на борт, просим перезвонить по указанному ниже телефону. Будем ждать вас в любое другое, удобное для вас время".
Ниже замигал номер телефона. Судя по коду – одесский.
Максим вдруг почувствовал, как у него отнимаются ноги – сказывалось напряжение последнего часа.
"Успела всё-таки, – подумал он. На глаза навернулись слёзы. – Это моя дочь"!
"Сердце путает ритмы свои и стучит с перебоями…" Он тяжело опёрся о край стола.
Тот даже не дрогнул. На совесть сделано. Руками… Опять запищал зуммер.
"Прямо главпочтамт какой-то, – подумал Максим. – Бомбардировка сообщениями".
На этот раз это был список регистрационных шифров заявок. Всего восемь штук.
Четыре верхних строки – чёрным, четыре нижних – розовым. "Ещё и шутки шутит", – тепло подумал Максим. Он никак не мог отдышаться. Крупная капля пота сорвалась с носа и звонко шлёпнулась на стол, распластав брызги на все стороны света.
Он украдкой посмотрел на Светлану. Судя по всему, она чувствовала себя не лучше.
– Всё, – прохрипел Максим. – Мы победили.
Она потрясла головой.
– Как?
– Что значит "как"? – Максим достал салфетку и вытер лицо. – Я же всё делал с тобой и при тебе. Я тут вообще ни при чём. Это твой успех…
– Мой успех… – невыразительно повторила Светлана.
– Комнату узнала?
– Узнала, – жиденьким эхом отозвалась она.
Ей требовалось ещё какое-то время, чтобы придти в себя. Максим включил плиту, поставил на неё казан с плоским дном и щедро залил его подсолнечным маслом.
– Но почему?
Он посмотрел на неё. Вроде бы получше. Но до полной ясности во взгляде, конечно, ещё далеко. Пора было принимать какие-то меры. Сильные эмоции сами по себе не так опасны, как их быстрое чередование.
Максим достал из холодильника бутылку минеральной воды, с шипением открутил крышку, налил треть стакана и протянул ей:
– Тебя не разберёшь: то ты расстраиваешься, что твои дети приучаются к книгам в роскошной обстановке, то на тебе лица нет, что они домой вернулись…
Она с благодарностью взяла воду, похрустывая пластиком стаканчика, чуть надпила и сказала:
– Ты так и сказал, что они будут извиняться…
– Это твой муж? – Максим кивнул на монитор.
– Да.
– Ничего, симпатичный.
– Да, пока трезвый.
Максим пожал плечами:
– Зато дети его любят.
– Это не его дети, – совсем уже зло ответила Светлана, допила воду и бросила стаканчик в корзину.
"Попала!" – оценил про себя бросок Максим. Он повернулся к плите и приблизил ладонь к начинающему потрескивать и пускать пузыри маслу.
– Как ты это сделал?
– Ты же слышала, – он зачерпнул большой чашкой муку из банки и слил из миски молоко. – Мы оформили концессию на разведку и разработку антарктического шельфа в точках, в которых могут находиться входы на подлёдный континент. И не обольщайся. Это друг запросто становится врагом, а враг никогда другом не станет.
И наш противник очень силён.
– Почему ты так думаешь?
– Всё дело в скорости. Они получили сообщение о нашем финише до того, как мы сами узнали номера своих заявок. Мало этого, они успели принять решение, вернуть детей и извиниться. Это под силу организации с исключительно жёсткой дисциплиной.
Это сильный враг…
– А откуда они знают, что ты не ошибся?
– Вот это уже чистое везение, – рассеяно ответил Максим, с тревогой поглядывая на раскалённый казан. – Первые две точки из моей четвёрки – у них были почти в руках. По ним они судят о верности остальных наших входов…
– Что значит "из твоей четвёрки"? – настороженно спросила Светлана. – У тебя же восемь точек?
– Ну, как же, Света, – Максим включил вытяжку на полную мощность, – Мы же партнёры. Вторая четвёрка, судя по документам – твоя. Ты теперь хозяйка четырёх из двенадцати существующих входов в древний, неведомый мир…
Он с интересом всматривался в её лицо: растерянность, гнев, любовь?.. Что ему ниспошлёт небо?
– И что мы теперь будем делать?
– Кушать рыбу, разумеется.
Он двумя палочками выловил из миски кусок рыбы, обвалял его в муке и опустил в раскалённое масло. С радостным шипением к вытяжке немедленно взлетел столб дыма.
За первым куском – второй, третий…
– Так ведь в ресторан приглашали, – она с тревогой следила за дымом и его действиями.
– Никогда! – Максим поднял указательный палец свободной руки. – Никогда не ходи в незнакомый ресторан голодной, на пустой желудок…
Часть 3. РЕКРУТ
I
Только когда Гонсалес перевёл управление пушками на случайный режим, и полёты мячей стали больше похожи на беспорядочный обстрел, чем на тренировку по теннису, Калиме удалось отвлечься от своих мыслей. Она легко двигалась по корту, успевая к мячам, которые стремительно неслись в её сторону под самыми неожиданными углами. Замах, набежать, удар, отойти, замах, набежать, удар, отойти…
Наконец, боезапас пушек иссяк, она по инерции пробежала ещё несколько шагов и только тогда остановилась, тяжело дыша.
– Гораздо лучше, сеньора, – по мегафону, не выходя из-за пульта управления, сообщил Гонсалес. – Девяносто мячей, пропущено восемь, в ауте – четыре. Это у нас была третья скорость. Совсем неплохо. А теперь две минуты отдыха и отработка подач.